Сергей Параджанов: четыре года несвободы. История создания «Плачущей Джоконды»
17 декабря 1973 года в своей квартире в Киеве был арестован Сергей Параджанов. Суд, состоявшийся в апреле 1974 года, приговорил его к пяти годам строгого режима. Трагедия, которая произошла в жизни режиссера, на самом деле была финалом цепи событий, а не началом ее. Но творец не был покинут: все годы заключения его поддерживали близкие: бывшая жена Светлана, сын Сурен, друзья Андрей Тарковский, Юрий Никулин и Лиля Брик, которой он подарил «Плачущую Джоконду», один из своих «тюремных» шедевров.
«Единственное, на что уповаю, это на твое мужество, которое тебя спасет. Ты ведь очень талантливый (это еще слабо сказано!). А талантливые люди обычно сильные.
Пусть все лучшее в твоей душе затвердеет и поможет тебе теперь».
(Андрей Тарковский. Отрывок из письма 18 октября 1974)
«Так беспокойно… так без конца думаем о Вас, о Вашей судьбе. Почему все гении несчастны??
<…>
Надеемся, надеемся через несколько месяцев увидеть Вас. Это так долго еще и вместе с тем так быстро летят дни и месяцы. Увидеть бы Вас, наговориться, а там и умереть не жалко. Это серьезно».
(Лиля Брик и Василий А. Катанян. Отрывок из письма 29 января 1976)
Сергей Параджанов. Автопортрет на фоне Ахпата, 1963. Из коллекции музея Сергея Параджанова в Ереване
Принято считать, что беды Параджанова начались после фильма «Тени забытых предков». Однако сейчас уже известно, что еще в 1961 году в КГБ на него было заведено дело. В «Автопортрете» 1963 года передано это предчувствие беды. Параджанов изобразил себя в замкнутом пространстве на фоне купола церкви. Его состояние передает письмо Янушу Газде, другу, жившему в Варшаве, написанное в 1973 году. К этому времени автор «Теней» и «Саят-Новы», полный творческих планов, был хроническим безработным. Его фильм «Интермеццо» закрыли, следовали сплошные отказы.
«Хочу уехать в Персию! Необходимо уехать из Украины.
Куда? Сам не знаю! Все стало чужим и ненужным!
Дорогой Януш и Люция! Армения труслива! Украина – убийцы! Москва – чужая и сытая! Какой ужас!!! Я – еврей».(Сергей Параджанов, 1973)
Ждать пришлось недолго. Следователь Евгений Макашов прямо заявил: «Вам положен год, но я буду просить пять. За пять лет мы вас уничтожим». Параджанов отлично понимал причину происходящего. Достаточно привести некоторые выдержки из его тюремных писем:
«Дело, созданное на меня Макашовым, состояло из 3000 страниц, что равно “Войне и миру”.
Почему я, армянин, должен был жить в центре Киева и делать украинский кинематограф? А еще получать призы на международных фестивалях. Почему? За это надо расплачиваться.
Я мог уехать из Киева. Меня просто накрыли. Они хотели меня вообще уничтожить.
Могло быть намного хуже. Хотели закрыть в дурдом.
М. Блейман говорит о “школе”, которую я создал. Я создал, они разрушили и все. В этом смысл моей изоляции».
Лиля Брик и Сергей Параджанов, 1978. Москва. Фото: parajanovmuseum.am
Друзья Параджанова делали все возможное для его освобождения. Лиля Брик уговорила Луи Арагона, мужа своей покойной сестры, приехать в Москву, куда он отказывался приехать после чешских событий 1968 года, чтобы получить орден Дружбы народов от Леонида Брежнева и замолвить словечко за Сергея Параджанова. Благодаря этому режиссер был досрочно (за год до окончания срока) освобожден 30 декабря 1977 года, но, как видно из писем, еще 24 декабря он был уверен, что ему продлят срок заключения:
«Меня ознакомили с характеристикой, которую составил начальник отряда. Это страшно! Как это меня не расстреляют? Вероятно, пять лет — это очень мало, надо приступать к умножению, а не прибавлению!»
«Зона четко разделила его жизнь на “до” и “после”. Уже на свободе, постоянно возвращаясь мыслями к зоне, он вспоминал то одно, то другое, а какие-то истории мы слышали неоднократно, они уже стали его “номерами”. Но была вещь, о которой он не хотел разговаривать. Не в силах постичь свою несуществующую вину, приведшую к столь тяжелому наказанию, он каждый раз уклонялся от беседы на эту тему. О причинах ареста ему было говорить тяжелее, чем о самом заключении, — писал режиссер Василий Васильевич Катанян. — Все годы несвободы он переписывался с родными и друзьями более или менее постоянно. Но с Лилей Брик — с первого до последнего дня. Она писала ему слова утешения, поддерживала в нем надежду, подробно сообщала об общих знакомых и писала о новостях в искусстве. В одном письме описала “Сало” Пазолини и его смерть. Сережа был потрясен и откликнулся коллажем “Реквием”. Почти всегда в письме Сережи был коллаж, настоящее произведение искусства. Материалом служили засушенные листья, сорванные у тюремного забора, конфетные фантики, лоскутки и обрывки газет. Что-то он вырезал из консервных наклеек, найденных на помойке возле кухни. Часто под письмом вместо подписи — автопортрет с нимбом из колючей проволоки. Есть что-то бесконечно трогательное в его посланиях из лагеря, и я их берегу, как драгоценные реликвии. Конечно, Лиля Юрьевна и отец все бережно хранили, некоторые вещи окантовали и повесили рядом с самыми любимыми картинами».
Письмо Сергея Параджанова, 1976. Фото: Катанян В. Параджанов. Цена вечного праздника
Параджанову разрешалось писать в месяц два письма, но количество получаемых не было ограничено. Можно было за месяц не получить ни одного, а потом — сразу много. В одном из писем жене Светлане Параджанов сообщал: «В начале 77 года получил 12 + 10 писем + 16 открыток (И. Чурикова, Л. Брик и др.)».
Возможно, это делалось намеренно, во всяком случае найти разумное объяснение этому трудно. Разумеется, авторы писем понимали, что Параджанов не единственный их читатель. Отсюда и определенный стиль, и содержание. Многие письма писались с целью поднять престиж Параджанова в тюрьме.
Сурен Параджанов и Светлана Щербатюк-Параджанова, 1971. Фото: parajanovmuseum.am
Некоторые из полученных писем режиссер посылал Светлане «на сохранение», их она впоследствии передала создававшемуся музею в 1990 году, еще при жизни творца. Больше всего писем Сергей получал от Светланы, их он держал при себе, а не отправлял ей вместе с другими, поэтому они не сохранились. Поскольку Параджанов не мог отвечать на все письма, ответ писался один, бывшей жене или кому-либо из друзей для всех, такие ответы порой не были ответами в прямом смысле слова.
«Сереженька!
Опять Новый год и почти ничего нового!!!
Желаем Вам все того же… Хоть бы можно было послать Вам что-нибудь: — развлечь, отвлечь, порадовать…
Что можно сделать?! Куда еще кинуться?! Мы Вас так крепко любим!
Говорит и пишет о Вас весь мир, а мы только хлопаем ушами.
Что делать?! Посоветуйте!! Это такое непролазное горе! А письмо это сплошной восклицательный знак…»(Лиля Брик и Василий А. Катанян. Отрывок из письма 13 января 1977)
Сергей Параджанов. Плачущая Джоконда, 1977. Из коллекции музея Сергея Параджанова в Ереване
Параджанов не был политическим диссидентом, он был диссидентом в искусстве и это, как оказалось, было так же неприемлемо для советской власти. В тюрьме он провел четыре года, он выжил благодаря тому, что творил, создавал коллажи, рисунки, куклы. Из тюрьмы он прислал друзьям коллаж «Плачущая Джоконда». «Если я погибну в изоляции, Джоконда будет меня оплакивать», — объяснял он.
«Ваша Джоконда висит в столовой, в рамке. Рядом с Пиросманом».
(Лиля Брик и Василий А. Катанян. Из письма 13 января 1974)
Василий Катанян вспоминал рассказ режиссера: «Как-то в зоне я увидел Джоконду, которая то улыбалась, то хмурилась, то плакала, смеялась, гримасничала… Это было гениально. Я понял, что она вечно живая и вечно другая, она может быть всякой — и эта великая картина неисчерпаема. Знаешь почему она была то такая, то сякая? Когда во время жары мы сняли рубахи и работали голые до пояса, то у одного зека я увидел на спине татуировку Джоконды. Когда он поднимал руки — кожа натягивалась и Джоконда смеялась, когда нагибался, — она мрачнела, а когда чесал за ухом — она подмигивала. Она все время строила нам рожи!»
Сергей Параджанов, 16 марта 1990. Ереван. Фото: parajanovmuseum.am
К концу своей жизни, в 1988-1989 годы, режиссер снова вернулся к «Джоконде»: он создал серию работ под названием «Несколько эпизодов из жизни Джоконды», 11 из них находятся в музее Сергея Параджанова в Ереване. Одну Джоконду, похожую на Сталина, он подарил Белле Ахмадулиной, а другую — своему другу из Вены А. Оганджаняну.
«Поражаешься неукротимости его фантазии на тему Леонардо. Из одного и того же лица и двух рук – бессчетное количество композиций. Он их сотворял и в зоне, и потом, до конца дней. У Беллы Ахмадулиной я видел Джоконду с физиономией — Сталина! Чистый гиньоль. На замечание какого-то дурака, что он кощунствует, Сережа возмутился: “Я же не разрезал полотно в Лувре, я послал племянника в писчебумажный магазин, и он на пять рублей купил мне кучу репродукций. Поезжайте в Париж и убедитесь, что ваша Лиза сидит на месте!” Лагерные Джоконды были размером с открытку, чтобы их можно было вложить в конверт», — вспоминал Василий Катанян.
Сергей Параджанов. Несколько эпизодов из жизни Джоконды: Блудница II (1988), Джоконда в аду Босха (1988), Портрет с павлиньим пером (1988), Тайная вечеря (1989), Скорбь (1988), Два профиля (1988). Из коллекции музея Сергея Параджанова в Ереване
Подготовлено по материалам: Сергей Параджанов. Письма в зону. Ереван: Музей Сергея Параджанова, 2020; Сергей Параджанов. Несколько эпизодов из жизни Джоконды. Ереван: Музей Сергея Параджанова; Катанян В. Параджанов. Цена вечного праздника. Москва: «Четыре искусства», 1994
Обложка: коллаж Сергея Параджанова из коллекции музея режиссера в Ереване. Фото: Виген Бархударян / russiancollage.ru