Свадьба

По традиции свадьбу (hарсаник) обычно справляли поздней осенью или зимой, когда сельскохозяйственные работы были закончены и собран урожай.

Несмотря на то, что в разных областях Армении имелись свои детали и особенности свадебного обряда, в основной части он был един. Так, на армянской свадьбе важную роль играли определенные свадебные персонажи. Главная роль принадлежала посаженному отцу — кавору.

Еще одну важную роль на свадьбе играли дружки — холостые товарищи жениха, составлявшие его свиту. В Восточной Армении, в том числе в Арцахе, дружка назывался макар. Главным в свите макаров был макарбаши, который всюду сопровождал жениха, оправдывая и другие свои титулы — песахпер («брат жениха») или хачахпер («крестный брат»). Свита жениха выполняла различные хозяйственные и развлекательные функции, а главное — принимала участие во всех обрядах, знаменовавших переход жениха из одного состояния в другое.

Свадебными персонажами со стороны невесты были «брат невесты» (hарснахпер) и особенно «сестра невесты» (hарснакуйр), которая была сестрой либо близкой подругой невесты, обязательно незамужняя, — она «охраняла» невесту в течение всей свадьбы. Из среды ближайших родственников-мужчин выбирали распорядителя свадьбы — тамаду. Отец жениха считался «хозяином свадьбы» (hарсанкатер).

Свадебное торжество длилось, как правило, три дня, а иногда неделю, в зависимости от материальных возможностей семей жениха и невесты. Начало свадьбы приурочивали к вечеру понедельника, среды или пятницы, с тем расчетом, чтобы совершение церковного венчания приходилось на вторник, четверг или субботу. Чаще всего свадьбу начинали в пятницу и заканчивали в воскресенье.

Приглашение гостей поручали молодым людям, иногда детям. Но, как пишет известный ученый-этнограф С.Д. Лисициан, чаще бывало, что каждый односельчанин, обычно глава дома, едва услышав знакомый свадебный мотив у дома жениха, а затем невесты, «не дожидаясь специального приглашения, направлялся на место свадьбы „гостем“».

Традиционная свадьба включала целый ряд предварительных обрядов. К их числу относилось, например, широко распространенное у многих народов купание жениха и невесты, символизировавшее очищение перед свадьбой. Обрядовое купание жениха происходило в хлеву; в нем принимали участие дружки. В процедуре купания невесты, проходившей в хлеву ее дома, участвовали ее подруги и родственницы. Обряд сопровождался импровизированными песнями, танцами, угощением (обычно это была яичница с медом).

К числу предсвадебных обрядов относилась и торжественная выпечка свадебного хлеба и сладкой гаты, которая проходила как в доме жениха, так и в доме невесты. Накануне свадьбы в доме жениха в присутствии старших родственников открывали карасы с вином и разливали его в кувшины.

Перед свадьбой отец жениха со священником посещали кладбище, чтобы отслужить панихиду на могилах родственников. Полагалось также, чтобы жених со священником обошли все дома, где в течение последнего года был покойник. Эти обычаи связаны с культом предков.

За день до свадьбы или утром в день свадьбы жених в сопровождении своей свиты, кавора и музыкантов направлялся к дому невесты с предназначенными для свадьбы бараном или быком. Рога животного окрашивали в красный цвет, а шею украшали гирляндами из яблок. «Свадебного быка» закалывали. Чаще ритуальное закалывание происходило во дворе дома жениха вечером первого дня свадьбы (бык у армян, как и других земледельческих народов, издревле ассоциировался с производительными силами природы и считался символом плодородия).

К вечеру первого дня свадьбы приглашенные стороной жениха гости собирались в его доме, где их у дверей встречали несколько молодых людей с кружками, тазом, медным кувшином и полотенцами, предлагая каждому гостю вымыть руки. Поскольку начало свадьбы проходило в пятницу, то гостей в этот день угощали постными блюдами. В этот же день, в торжественной обстановке, в сопровождении игры музыкантов проходили обряды бритья и одевания жениха. Во время этих обрядов жених сидел в окружении дружек, рядом с ним были кавор и песахпер.

Во время обряда одевания одежду жениха освящал священник. Во время церемонии жених и кавор стояли рядом, держа в руках зажженные свечи. Затем кавор, высоко поднимая для всеобщего обозрения каждый предмет свадебного костюма, одевал жениха. Обряд сопровождался песнями и шутками.

В это время из дома невесты приходил кто-либо из молодых людей с яблоком в руке, чтобы пригласить жениха. Поскольку было уже поздно, многие пожилые гости расходились, а остальные с песнями и плясками оправлялись шумной толпой к дому невесты на hарснаар (букв. «взятие невесты»). Справа от жениха, окруженного макарами с зажженными свечами или факелами, шел кавор, слева — песахпер, впереди — музыканты, а позади — родственники и гости. Если свадебный наряд невесты не был заранее отослан к ней в дом, то кто-то из макаров нес на голове поднос с ним. Родителям жениха полагалось оставаться дома. Если невеста жила в другом селе, то за ней выезжали раньше либо с самого раннего утра следующего дня. Нередко жених и кавор ехали верхом в окружении верховых или пеших дружек. При приближении процессии к дому невесты путь преграждали ее родственники, требуя выкуп. Навстречу выходили родители невесты. Мать, выступая вперед, целовала жениха и кавора в лоб и приглашала войти в дом. Жена кавора, взяв поднос со свадебным нарядом, передавала его близким невесты.

Войдя в дом, кавор и песахпер подходили к свадебному занавесу, за которым в одном из углов сидела невеста. Макары рассаживались перед этим занавесом; тут же становился жених с кавором. Родственники невесты начинали одаривать и угощать жениха и макаров. Глава дома обычно дарил жениху пояс. К столу выносили несколько деревянных подносов с курами, яйцами, фруктами, пловом, обсыпанным изюмом и другими сладостями, с вином и водкой. Уже после полуночи выносили луйс (букв.: свет) — большое круглое металлическое блюдо, наполненное яблоками и другими фруктами, а также сладостями, с кувшином водки или вина посередине, с горящими по краям свечами. Ближайшие родственники невесты преподносили hарсаники царр — «свадебное дерево». Сделанное, как правило, из веток ивы и украшенное разноцветной бумагой и лоскутами, орехами, изюмом, фруктами (обычно яблоками и гранатами), а сверху иногда и курицей, оно символизировало плодородие. Вносившие это «дерево» приветствовали присутствующих словами «Бари луйс» («Доброе утро»), на что макары в ответ громко отвечали «Асцун бари» («Добро от Бога»).

Свадебное торжество в доме невесты продолжалось в течение нескольких часов, затем гости расходились, а жених, кавор, песахпер и несколько макаров оставались здесь на ночь. Вместе с невестой ночевала hарснакуйр.

Утром звук зурны вновь собирал приглашенных гостей в дом невесты, где за занавесом должен был проходить обряд одевания ее в свадебный наряд. Предварительно священник освящал присланное женихом подвенечное платье невесты, а вместе с ним и подаренный отцом невесты жениху пояс. Невесту, сидевшую за занавесом в окружении подружек, которые веселыми шутками старались развеять ее грусть, одевала одна из молодых замужних родственниц, имевшая первенца-сына. Церемонию сопровождала печальная мелодия зурны. Свадебный наряд невесты по покрою не отличался от повседневного костюма, но сшит был из более дорогой ткани, с богатыми украшениями.

Наиболее важной частью обряда была замена девичьей прически и девичьего головного убора женскими — глоха капел (букв.: повязать голову): на место девичьего платка приходил традиционный сложный убор замужней женщины. Лицо невесты закрывали вуалью. Пояс повязывал ей кавор и, слегка ударяя по спине, выражал пожелания здоровья, счастливого материнства.

После того как невеста была одета, жених и невеста отправлялись в церковь венчаться. По дороге в церковь впереди свадебной процессии шли музыканты, за ними тойбаши с высоко поднятым «знаменем» — цветным платком, привязанным к концу длинного шеста, за ними шли жених и невеста, которых называли тагавор («царь», «венценосец») и тагуи («царица», «венценосица»). Они держались рядом, он — с левой, она — с правой стороны. Рядом с женихом шел кавор, рядом с невестой — hарснакуйр. Их плотным кольцом окружали макары со свечами или факелами в руках. Позади процессии шли гости. Шествие сопровождалось песнями и плясками. Весь этот шум должен был отгонять злых духов. У церкви стража из макаров внимательно следила, чтобы никто не посмел бросить камень на крышу церкви и тем самым навлечь на молодую бесплодие. С той же целью подружки невесты, тесно обступив ее в церкви, оберегали от некой злой женщины, которая вознамерилась бы вшить ей нитку в подол. Тойбаши передавал священнику четки сельского старосты в знак того, что с его стороны имеется согласие на венчание этой молодой пары.

В церкви священник повязывал жениху на шею, а невесте на правую руку выше кисти нарот — шнур, свитый из зеленой и красной нитей, и скреплял концы его воском от своей свечи. До снятия нарота (а это мог сделать только священник с чтением молитвы на следующий день вечером) они не имели права взойти на брачное ложе.

Из церкви новобрачные либо шли рядом, либо чаще молодая немного отставала от мужа, держась за конец платка, привязанного к его поясу. Рядом с ними с одной стороны шел кавор, с другой — hарснакуйр. Так свадебная процессия направляется к дому родителей невесты. Чтобы обмануть злых духов и избежать встречи с ними, полагалось возвращаться другой дорогой. Шествие вновь сопровождалось громкими песнями и плясками. По пути родственники молодых, а также кавора выносили из своих домов подносы со сладостями, фруктами, курами, пловом, яичницей, угощали всех вином и водкой, жениха и невесту одаривали платками. После непродолжительных пиршеств, сопровождаемых плясками и шутками, свадебная процессия возвращалась в дом невесты, где ее родители (они не присутствовали в церкви во время венчания) ждали всех с «тронным обедом».

Молодая опят уходила за занавес, где ее окружали дети (в знак пожелания ей детей). По обычаю, за стол сначала садились мужчины, потом женщины. Застолье начиналось с тостов в память покойных родственников, затем провозглашались тосты за счастье молодых, их родителей, родственников с обеих сторон. Пиршество сопровождалось песнями, плясками в доме и во дворе и длилось несколько часов. Затем обычно устраивали канч (букв.: клич, зов), то есть сбор денег. В доме молодой в нем участвовали только женщины. Собранная сумма передавалась ее матери.

Когда гости расходились и оставались только молодой, кавор, песахпер, макары, а также близкие родственники новобрачной, начиналась демонстрация ее приданого, которое затем отправляли в дом жениха.

В воскресенье наступал кульминационный момент свадьбы, когда невесту провожали в дом жениха. В этот день в обоих домах вновь собирались гости. После небольшого угощения в доме жениха он, его отец и близкие родственники шли за невестой в дом ее родителей. Отец невесты выводил дочь за руку и передавал ее отцу жениха со словами: «Передаю тебе добро, пользуйся им на счастье». Отец жениха давал обещание беречь ее как «свет своих очей». Обряд прощания невесты с родительским домом сопровождался особой грустной мелодией. Прощаясь с домом, молодая целовала руку отцу и матери, молодой — всем ее родным. Особым ритуалом сопровождалось прощание с домашним очагом. Трижды обойдя вокруг него, молодожены целовали его края.

Когда участники свадьбы покидали дом молодой, один из ее родственников (обычно младший брат), держа дверь, не выпускал их до тех пор, пока не получал выкупа от кавора. Шествие к дому жениха сопровождалось еще громче и веселее. Макары еще внимательнее следили за тем, чтобы между новобрачными никто не прошел. По пути следования свадебной процессии родственники опять выносили столы и подносы с разнообразным угощением, желая новобрачным благополучия, осыпали их сушеными фруктами, орехами, зерном.

Перед вступлением новобрачных во двор дома жениха или на его пороге у ног невесты закалывали жертвенного барашка или петуха. Молодых встречали родители жениха. В это время с крыши дома кто-либо из родственников сыпал на молодых сушеные фрукты, орехи, зерно, монеты.

На пороге дверей свекровь подносит невестке глиняный кувшин, в который она опускает какую-нибудь монету. Это действо предвещает, что новоприбывшая сможет готовить много масла и заполнять им немало таких кувшинов. Под ноги невесте кладут глиняные тарелки, которые она должна разбить ударом ноги. Таким образом от новобрачных удаляются злые духи.

Затем невесту заводят в комнату и далее — в особо устроенное место, огороженное занавесом. Невеста продолжает здесь стоять, пока свекровь не укажет ей место, где бы она могла сесть. После этого приводят мальчика и сажают новобрачной на колени, чтобы первенцем у нее был сын. На следующий день молодой дают в руки веник. Подметенный сор она собирает в каком-нибудь углу комнаты, подальше от дверей. Этот обычай призван побороть бедность и открыть путь богатству, которое должно войти в дом через «чистые» двери.

Далее следует пиршество, к концу которого начинался канч — на этот раз сбор денег в пользу жениха. Вечером после пиршества, когда гости расходились, священник в присутствии кавора снимал с жениха и невесты нарот.

Брачное ложе молодым готовилось родственницами жениха. У постели ставили вино, фрукты, мед, сладости. В эту ночь в доме молодого не должен был оставаться никто из домашних. Все уходили ночевать к родственникам или соседям, а рано утром молодой муж, «стыдясь показаться кому-нибудь на глаза», убегал к одному из родственников. И только под вечер близкие родственники приводили его домой, где он, смущаясь, подходил к родителям и целовал им руки. Большое значение придавалось целомудрию невесты. С целью удостовериться в нем утром в дом приходили близкие родственницы. Поздравив молодую, они дарили ей яблоко, в которое были вставлены ребром серебряные монеты, а ее матери с поздравлениями посылали зарезанную курицу и простыню с брачной постели.

Со свадьбой был связан также обряд «охоты жениха», когда он должен был с одного раза отсечь голову курице. Могли быть и другие испытания силы и ловкости жениха. Так, жених (а в случае его промаха — дружка) одним выстрелом из ружья должен был сбить яблоко, привязанное за длинную нитку к одной из ветвей дерева или же укрепленное на конце шеста. Подобного рода физические испытания, имевшие место в свадебных обрядах, символизировали собой остатки древнейших коллективных инициаций, связанных с переходом посвящаемых юношей в следующую возрастную группу. Свадьба обычно заканчивалась пиром холостой молодежи. Повсюду свадьбу старались провести как можно веселее, считая это залогом счастливого продолжения семейной жизни.

Через неделю после свадьбы совершался широко распространенный обряд глухлванек — «мытья головы» невесты. В дом к зятю приходила мать молодой (одна или с близкими родственницами). Она приносила с собой мыло, расческу, нитки, повседневную одежду дочери, купала ее, стирала одежды, оставалась на ночь, а утром возвращалась домой.

В течение сорока дней молодые считались «нечистыми». В это время молодая жена пряталась от всех за занавесом, там же и обедала, выходила она оттуда только по приглашению и после того, как получала в подарок монету. Даже за водой она могла идти только поздно вечером, когда можно было не опасаться случайной встречи с кем-нибудь из односельчан. Молодому мужу сорок дней запрещалось присутствовать ни на чьей свадьбе или входить в дом, где была роженица, даже пройти по крыше этого дома, так как считалось, что он принесет несчастье; он не мог войти также в хлев и т.п. встретив где-либо старика, он должен был подойти к нему и поцеловать руку. До истечения года или до рождения первого ребенка молодая должна была ходить с закрытым лицом. Она начинала придерживаться архаического обычая избегания старших родственников мужа, а также кавора.

***

Значительная часть свадебных обрядов связана с пережитками ранних форм религии — культом предков, домашнего очага, культом природы и пр. Особую роль играли многочисленные магические церемонии, направленные главным образом на то, чтобы уберечь молодых от сглаза и порчи, обеспечить им плодородие и благополучие в будущей жизни.

Источник:

Тер-Саркисянц А.Е. Армяне Нагорного Карабаха: История. Культура. Традиции / А.Е. Тер-Саркисянц ; Институт политических и социальных исследований Черноморско-Каспийского региона. — Москва : НП ИД «Русская панорама», 2015.