Об истоках средневекового армянского театра
Оганесян Генрих Ваганович. Об истоках средневекового армянского театра
Театр был живым художественным символом средневековой городской жизни как в Западной Европе, так и в Передней Азии — колыбели раннего феодализма. К исходу Античности и на заре христианской цивилизации Армения находилась в огромном культурном регионе, возникшем на перепутьях Востока и Запада. С исчезновением античного классического театра в странах Передней Азии вырастает новый тип театрального искусства, в дальнейшем именуемый «средневековым театром». Этот вид искусства восходит к двум началам — к исходной линии позднеантичных театральных традиций и переднеазиатскому игровому, песенно-эпическому фольклору. Порвав с литературой, театр в Раннем Средневековье возвращался к своим первоосновам. Раннесредневековой армянский театр по существу не средневекового происхождения. Его корни уходят в далекое прошлое фольклорно-игровых и эпических традиций армянского народа. Формы и виды этого театра мы в праве называть средневековыми лишь в том смысле, что они засвидетельствованы в средневековых литературных источниках и предстают нам в средневековом осмыслении и характере. Перед тем, как укорениться в Западной Европе, этот театр прошел своеобразный путь развития в Сирии, Каппадокии, Византии, Армении (IV–IX вв.).
Жизнь феодального общества внешне выглядит подчеркнуто театрализованной. Она представляет своеобразную театрократию — совокупность зафиксированных обычаев, ритуалов, этикетов. Однако театральность и демонстративность общественной жизни не отождествляется с театральным искусством той же общественной среды. В средневековой городской среде театр фигурирует как автономное явление, свободное от религиозных и бытовых целей. Театр занимает особое место в общественном сознании эпохи, не сливаясь в официальную идеологию Средневековья. Его нельзя путать ни с церковной литургией, ни с народными ритуальными играми. Армянские средневековые авторы пользуются для его обозначения специфическим термином թատր (театр), заимствованным от древнегреческого слова θεατρον и сирийского tatra. Этот термин не относится ни к литургической драме (ранние формы которой в Армении намечаются с V в.), ни к ритуалам другого порядка. С IX в. как в византийской, так и в армянской церкви формируется эмбриональный вид духовной драмы բանագործութիւն (банагорцутюн — словарный эквивалент древнегреческого слова δραματουργíα). Однако наш доклад относится к светскому народному театру, и тем видам устного творчества, народной сатиры, песенно-эпического фольклора, которые в средневековой грамматической литературе именуются комедией (կատակերգութիւն — катакергутюн) и сравниваются или отождествляются с театром.
Термин կատակերգութիւն впервые употребляется в древнеармянском переводе «Грамматики» Дионисия Фракийского. В средневековых текстах этот термин приобретает универсальное морально-философское значение и относится в основном к этическим, а иногда и художественным понятиям. У средневековых авторов «комедия» отождествляется с теми явлениями и понятиями, которые не соответствуют этикетам духовных, официальных, сословно-классовых и индивидуальных отношений, утвержденных в средневековом обществе. Комедийное отождествляется с повседневным, бытовым, «безобразным», «аморальным», т. е. со свободным от этических норм отношением к созданной богом действительности. В соответствии с этим, комедией именуется вообще светская бытовая тематика в литературных и фольклорных жанрах, а также театрально-зрелищных явлениях. Все формы средневекового народного профессионального театра, независимо от их жанровых различий, у средневековых мыслителей обобщаются единым термином կատակերգութիւն – զկատականաց նուագել խօսս (в дословном переводе — песнь мимов или комедиантов). Армянские грамматики раннего средневековья комедией называют не только все виды и жанры устного творчества и народной сатиры (շէր — шэр, սռինչ — срынч), но и древнейшие эпические песни, именуемые հագներգութիւն (агнергутюн). Этим термином обозначаются мифологические и исторические сюжеты, исполняемые актерами средневекового площадного театра гусанами. Слово հագներգութիւն в средневековых текстах и в словарях древнеармянского языка соответствует древнегреческому слову ραψωδία. Этот вид народного хороводного искусства տաղ պարանցիկք երգոցն (тах паранцикк ергоцин) в грамматической литературе прямо сравнивается с древнегреческой рапсодией. Отождествление комедии с рапсодией и одинаковые дефиниции этих жанров не случайны. Этим определяются некоторые специфические особенности раннесредневекового армянского театра, его сходные черты с древней хороводной драмой и восточными эпическими традициями.
Среди фольклорных источников в «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци (V в.) упоминается и древняя хороводная драма под специфическим названием «երգք ցցոց և պարուց» («ергк ццоц ев паруц»). Приблизительное толкование этого понятия мы находим почти во всех исследованиях по вопросам древнейшего армянского фольклора. Однако трактовка его нам представляется незаконченной и во многом спорной. Обращаясь к этимологии и истории терминов պար (пар) и ցուցք (цуцк), приходим к убеждению, что их совместное употребление свидетельствует о существовании некоего единого предмета. В древнеармянском переводе Библии, а также в других переводных текстах (Дионисий Фракийский, Иоанн Златоуст, Платон и др.) слово պար (танец) соответствует древнегреческому χορός. Являясь словарными эквивалентами, оба они соответствуют сирийскому слову habla (вереница, стая, группа и др.). А слово ցուցք представляется многозначным. Оно означает показ, представление (не только в визуальном смысле этого понятия) и выявляется в театральном содержании, особенно в сочетании со словом պար. В слове ցուցք сливаются два значения — мим (μίμος) и мимесис (μίμησις). В диалектах армянского языка это слово сохранилось также в двух значениях: комедиант — потешник и театр. По-видимому, ցուցք древнейшее самобытное название театра в армянском языке. Под наименованием «երգք ցցոց և պարուց» (в русском переводе — хороводно-мимические песнопения) мы склонны видеть одну из древнейших форм драматического искусства, которая сохранилась в армянском Раннем Средневековье. Это один из своеобразных прототипов хороводной драмы, уже отошедшей от культово-религиозного действия и его особых функции. Рассматриваемый материал приводит к убеждению, что хороводная драма в своей первоначальной форме существовала не только в Древней Греции. Это явление общее для фольклора переднеазиатских и восточноевропейских народов.
Хороводная драма стала почвой для развития драматического фольклора. Драматический фольклор развивался в недрах древней синкретической поэзии и на песенно-эпических традициях. В его религиозно-мировоззренческих основах приобретает особое значение культ козла. Козел, как зооморфная эмблема древнегреческой трагедии, явление весьма загадочное и таинственное. По фольклорным и литературным преданиям, это культ малоазиатского происхождения. По данным археологических и этнографических исследований, образ козла — один из универсальных символов в аграрных культах Передней Азии. Перед тем как попасть в орхестру аттического театра, этот мифический дух блуждал в Палестине, в Вавилонии, в древнем Израиле, в малоазиатской Фригии, на Кавказе. Символическую фигуру козла мы находим в памятниках бронзового века на территории Армении. В Средние века в Армении сохранился древний языческий обычай «козлиной литургии» («այծից պատարագ» — айциц патараг) в ежегодном празднике св. Георга. В армянских народных преданиях, сказках, притчах, поговорках козел выступает как дух противоречия, символ конфликта.
Древние и раннесредневековые фольклорные эпические циклы пронизаны драматизмом как по содержанию, так и по форме. В фольклорных фрагментах, приводимых в «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци, обнаруживаются яркие следы хороводной драмы. Драматизмом пронизаны и последующие эпические циклы, приводимые в исторических повествованиях Фавстоса Бузанда (V в.) и Иоанна Мамиконяна (VII в). В сюжетах и диалогах (особенно у Фавстоса) вместо эпической объективности торжествует активная воля субъекта, свободно действующая сила драматического индивидуума. Атрибуция и литературоведческий анализ некоторых текстовых отрывков приводят нас к убеждению, что в истоках средневековых эпических циклов пульсирует древняя народная драма. Эта мысль является не только результатом теоретического анализа автора. По упоминанию Григора Магистроса (X–XI вв.), мифологические и исторические предания исполнялись в театрально-зрелищных формах, «на городских площадях и улицах» («ի հրապարակս գռեհից և քաղաքաց»), и одна из главных тем этих представлений (հանդէս — андес) была тема полумифического предка, эпонима армянского народа Айк.
Пережитки народной хороводной драмы более ярко выражены в армянском эпосе «Давид Сасунский». Армянский эпос не перемещается в рамки гегелевского определения эпической поэзии. Во многих отрывках он выглядит как совокупность гетерогенных элементов выражения. Сказители Позднего Средневековья передавали из поколения в поколение почти все признаки исполнения хороводного эпоса. Хоровые, танцевальные, песенные, диалогизированные отрывки сохранились даже у сказителей нового времени (с 1870 г.). В способах рассказывания эпоса есть явные намеки на условности древневосточного эпического театра.
Наряду с народным хороводно-эпическим театром не менее жизнеспособным оказался профессиональный театр средневековых мимов и комедиантов (подлинное оригинальное название армянского средневекового актера — կատակ, катак). Местом представлений служили не только городские площади, княжеские пиры, но и специальные театральные здания, которые упоминаются в литературных источниках, начиная с VII в. вплоть до XIV–XV вв. Актеры армянского средневекового профессионального театра во многом сходны с западноевропейскими жонглерами. Однако есть и существенные отличия, присущие более раннему периоду мимического искусства и церковно-импровизационного театра.
В средневековом обществе отношения между людьми регулировалась в большей степени конкретными действиями и ритуалами. Видимые средства общения, а также видимые формы театрального действия в средневековой городской жизни приобретают особую общественную и художественную значимость. В ранних формах средневекового театра художественное воспроизведение рассчитано на непосредственные (иногда примитивные) чувственные восприятия и ассоциации человека. Выразительные средства в этой театральной системе сводятся в основном к физическому «мимезису», к демонстрированию невероятного и впечатлительного, забавного и гротескного, к сочетанию «чудного», страшного и эротического.
В недрах раннесредневекового армянского театра (также сирийского, каппадокийского и византийского) интуитивно обрабатываются обобщенные представления человеческих характеров и символические воплощения общественного поведения человека. Эти представления зафиксированы в трех комплексных фигурах: женщины — героини-любовницы в образе полунагой танцовщицы (վարձակ), олицетворяющей идею любви и сладострастия, мужчины-героя — «чудотворца» в виде жонглера, укротителя зверей, акробата, канатоходца (գուսան, աճպարար, լարախաղաց), шута-потешника-глумотворца (խեղկատակ, ծաղրածու) в маске дурака, юродивого, олицетворяющего смешное, грубое, материальное. Особенно примечательно название этой маски — փայլանչո (полянчо), сходство с итальянским pagliacco (Паляччо). Оно происходит от названия древнеримской комедии Fabula palliata, сохранившейся в Сирии и Византии до VI века. Фигуры-комплексы средневекового театра, определяя первозданную сущность театрального действия, фигурируют и в современном цирке, как в эмбриональном виде драмы, в принципе основанном на средневековой театральной системе.
В Армянских народных играх в конце XIX и в начале XX веков сохранились некоторые отголоски и эпизоды раннесредневекового площадного театра. Наиболее ярким целостным эпизодом является диалогизированная игра канатоходца-героя и его слуги шута. Первая фигура трагическая, ибо находится в физической опасности, а его партнер-фигура комическая, ибо пародирует движения «трагического героя» на земле, в полной безопасности. Канатоходец представляется в воображаемом нимбе «сверхчеловека» — полусвятого, якобы находится под покровительством св. Карапета (Иоанна Предтечи), а шут прикован к земле и остается фигурой прозаической. Это игровая-цирковая символика вечной темы единства противоположностей выражается как в физической ситуации, так и в тексте. Символизированная оппозиция Неба и Земли, идеального и материального в дальнейшем развитии (уже не на переднеазиатской почве) сублимируется в более сложных категориях — в образах Дон Кихота и Санчо, Лира и Шута, Дон Жуана и Сганареля, Несчастливцева и Счастливцева.
Армянский средневековый театр с некоторыми сходными чертами с восточными эпическими традициями предстает как самобытное выражение фольклорно-импровизированной театральной системы, исторически находящейся на предшествующем этапе западноевропейского средневекового театра (X—IVI вв.). Его хронологические границы — начало IV в. (301 г. — дата принятия христианства как государственной религии в Армении) — конец XVII в. (1668 г. — начало армянского школьного театра, 1730 г. — начало классицистической драматургии). Значение армянского средневекового театра в христианском мире ограничивается одним тысячелетием — IV–XIV вв. Падением Киликийского государства (1375 г.), угасанием городской жизни, особенно в период персидско-турецкого владычества, приостанавливается и развитие театра. В конце XVII в. театр в Армении выявляется в древних формах импровизации, мима, цирка. Последний эпизод истории средневекового армянского профессионального театра это спектакль в Ереване в 1664 г., описанный французским путешественником Шарденом, который воспринимался им как экзотика, как пережиток древневосточных театральных традиций. Между тем этот спектакль был последним отблеском исторически изолированного художественного явления — носителя характерных признаков исчезнувшего переднеазиатского театра, который покоился между греко-римским и западноевропейским мирами.
Оганесян Генрих Ваганович. Об истоках средневекового армянского театра
Оганесян Генрих Ваганович. Заведующий отделом театра Института Искусств НАН РА, доктор искусствоведения, профессор. Член-корреспондент НАН РА, заслуженный деятель наук РА
***
Новый армянский театр развивается среди армян-эмигрантов. Известны армянские школьные театры (церковные и светские), существовавшие с 1668 года в ряде городов, где существовали армянские колонии (Львов, Венеция, Вена, Константинополь, Мадрас, Калькутта, Тбилиси, Москва, Ростов-на-Дону). Эти театры, будучи классическими по направлению, выражали идеи, порожденные национально-освободительным движением. Сохранилась трагедия «Мученичество святой Рипсиме» (пролог, эпилог и интермедии на польском языке), который был поставлен в 1668 в армянской школе Львова.