Рудольф Хачатрян – армянский живописец и график, которого еще в пятнадцатилетнем возрасте Ерванд Кочар сравнил с Леонардо да Винчи. Армянский музей Москвы ранее писал о непростом пути художника в мир искусства и встрече с Богом, изменившей всю его жизнь. Но каким же было искусство Рудольфа Хачатряна? Публикуем очерк Арсения Тарковского о творчестве талантливого мастера.

Рудольф Хачатрян. Фото: Фонд наследия Рудольфа Хачатряна

Подобно многим молодым художникам нашего времени, Рудольф Хачатрян не устоял перед влиянием модернистских школ. Он был заворожен кубизмом. Он прошел через сюрреализм. Он был одержим так называемыми «формами в пространстве». Но преодолел их влияние. Силами на это его одарила любовь.

Он встретился со своей будущей женой. И когда задумал рисовать ее портрет, ему открылось, что ни кубизм, ни сюрреализм, ни формы в пространстве тут были бы ни к чему, и не только ни к чему, но и кощунственны. Он понял, что должен раствориться в своей модели, своей святыне, которой оказалась эта молодая женщина.

Так Рудольф Хачатрян возвратился к своему началу, но уже в новом качестве. Теперь, самоучка по существу, он владел рисунком в совершенстве. Проблемы внешнего и психологического сходства рисунка и модели для него больше не существовало, она была разрешена с поразительной легкостью и свободой. Линия пела у него под руками. Он родился вторично, снова возник, как Адам на фреске Сикстинской капеллы. Рудольф Хачатрян проник в тайну духовности трехмерного мира. Он уже твердо знал, что жизнь Нике в скульптуре продолжилась в живописи Леонардо да Винчи благодаря ее потрясающей одухотворенности и несомненной трехмерности. Художник, боготворящий человеческий дух, умирает в законченной картине, чтобы воскреснуть в новой, только что начатой. Нужно потерять себя в природе, в модели, чтобы занять новую, высшую ступень в искусстве. Тот, кто потеряет себя, тот найдет себя.

Вот во что неколебимо верит Рудольф Хачатрян.

Каков его материал?

Порой это бумага и карандаш, серебряный, графитовый. Чаще – большие доски, покрытые отшлифованным левкасом: тогда художник рисует сепией или сангиной.

Левкас поразительно расширяет возможности рисунка. Рисунок перестает выглядеть графикой в обычном смысле этого слова. Он становится трехмерным благодаря свойствам левкаса как светоносной стихии. Это открытие Рудольфа Хачатряна. А проистекло это открытие из идеи художника, ищущего нового приложения своего недюжинного дарования. Конечно, левкас существовал и до него, но так им до Рудольфа Хачатряна никто не пользовался. В его руках левкас приобрел новую для него сущность, новую систему выразительности. Он долго искал материал, присущий только ему, и наконец обрел его. И левкас зазвучал по-иному. Это и стало монохромной полифонией Рудольфа Хачатряна.

Подобно знаменитому кинорежиссеру Феллини в фильме «Джульетта и духи», он обряжает свои модели в причудливые одеяния, тюрбаны, шляпы. Это роднит Рудольфа Хачатряна с Рембрандтом, с живописцами Высокого Возрождения. Таков «Портрет жены» (1973 г.), где мы видим ее на сносях, в цветочном венке на голове и с цветами в руке, с приоткрытыми губами и взором, обращенным в глубину своей души. Таков портрет «Джеммы» (1976 г.) – модель в широкополой шляпе, подвязанной шарфом. «Юдифь» (1976 г.) – тоже в фантастическом головном уборе. Или «Женщина в чалме» (1976 г.), или «Армянский сфинкс» (1978 г.). Тем не менее и здесь Рудольф Хачатрян совершенно самостоятелен, остро индивидуален. Какого бы то ни было подражания обнаружить нельзя, сходство со старыми мастерами только внешнее.

Рудольф Хачатрян. У окна, 1982. Фото: Rudolf Khachatryan

Рисунок на левкасе Рудольфа Хачатряна – сепия или сангина, – монохромный по существу, производит неожиданное впечатление полихромности. Это происходит потому, что белоснежный левкас светится изнутри, свет мерцает, переливается между штрихами, играет чудесную роль – как бы уводит зрителя в пещеру, где Алладин из «Тысячи одной ночи» обрел многоцветные богатства. Каждый, кто видел работы Рудольфа Хачатряна, остро ощущал этот великолепный эффект, в том числе и я, в его московской мастерской. Я не художник. Белизна левкаса… и все-таки не до конца понимаешь, какими же еще средствами этот эффект достигается. Здесь таится нечто чудесное.

Если говорить о ранних работах художника, периода «до левкаса», рисунках на бумаге? Например, «Надя» (1973 г.). Тонкость и затаенная нежность целомудренного и безукоризненно точного карандаша одаряет зрителя благоговением перед образом чистейшей девической наготы. Такие работы похожи на отражения натуры в воде: это роднит их с женственной, серебристой, влажной стихией лермонтовского стихотворения, лермонтовской «Тамани».

Все работы Рудольфа Хачатряна производят неизгладимое впечатление воплощенной красоты. Его преданность родной стране, родному народу щедро выражена в портретах деятелей армянской культуры и тех, кого не без некоторой барственности иные называют «простыми людьми». Но как часто они оказываются натурами далеко не простыми, оказывается, «простых людей» на свете не существует. Хочется назвать пафос «графики» Рудольфа Хачатряна героическим. Так изображали свои модели прославленные живописцы стародавних времен на фресках и полотнах, беспрепятственно проникнув в сущность их душ. Мне тоже, вослед художнику, хочется верить в героизм человека. Рудольф Хачатрян рисовал не только армян. Всех других он тоже героизировал, все на его портретах выглядят героинями легенд и рыцарями духа, коими в лучших своих образцах и являются люди, стоит только повнимательней к ним присмотреться. Кредо Рудольфа Хачатряна – в признании высокой духовной силы человека, по праву занявшего центральное место в мире. В этом основная сила выдающегося мастера, а не только в мощном диктате рисунка, которому так радостно подчиниться.

Рудольф Хачатрян. Анечка, 1986. Фото: Фонд наследия Рудольфа Хачатряна

Особенно в больших по размерам картинах Рудольфа Хачатряна, нарисованных по левкасу, проявляется мужская, мужественная природа его творчества. Он властно принуждает модель служить своему исповеданию искусства. Штрих за штрихом – он творит подвиг, к которому приучен всей своей многотрудной жизнью, и окружает модель светом воздушной среды, порождаемым белизной излюбленного материала.

Я был в мастерской художника, пересмотрел множество его произведений. Передо мной прошли чередой девушки и женщины, поражающие привлекательностью своего душевного строя, настойчиво требующего поклонения, герои-подвижники, закованные в броню исключительности и благородства.

Натюрморты Рудольфа Хачатряна подробны до мельчайших деталей, будь это цветы, или рыбы и головки лука; так же, как портреты и это – чудеса искусства. Изобразительное здесь явилось из бытия предметов и явлений, окружающих нас, и потому, что они милы и нужны человеку, художник одаривает их таким благодарно пристальным вниманием, таким правдоподобием, такой исчерпывающей полнотой подробностей.

Рудольф Хачатрян. Большой натюрморт, 1982. Фото: Фонд наследия Рудольфа Хачатряна

Творческий подвиг высокой человеческой души, как мы видим это на примере служения искусству Рудольфа Хачатряна, гуманистичен по своей природе. Художник верит, что на свете нет ничего могущественней человеческого духа, драгоценней хрупкой человеческой жизни и окрыленности самых светлых человеческих надежд.

Тарковский А. Монохромная полифония Рудольфа Хачатряна / Литературная Армения, №5, 1983

Обложка: Рудольф Хачатрян в своей мастерской. Ереван, 1967. Фото: Фонд наследия Рудольфа Хачатряна

Рудольф Хачатрян. Встреча с Богом. К 85-летию армянского художника

Рудольф Хачатрян и размышления об искусстве. Интервью с искусствоведом Рипсиме Варданян