Сарин Айрабедян — армяно-иорданский режиссёр, известный проникновенным наблюдательным стилем, с помощью которого она рассказывает истории разных сообществ по всему миру. В своём фильме «Моя сладкая земля» режиссёр переносит зрителя в Арцах, чтобы показать судьбу 11-летнего Врежа. О создании картины и важности сохранения историй Айрабедян рассказала в интервью Армянскому музею Москвы.

— Не могли бы Вы рассказать о себе? С чего начался Ваш путь в кинематографе?

— Я родилась и выросла в армянской семье в Иордании. С детства увлекалась театром, танцами, исполнительским искусством, написанием историй. Когда наступило время поступать в колледж, я поняла, что хочу заниматься документалистикой и изучать кино. 

Я начала с кинематографических курсов в Иордании, а затем продолжила обучение в Американском университете в Вашингтоне. После учёбы работала в отделе коммуникаций различных организаций и параллельно осваивала сценарное мастерство. Я искала подход, который затрагивал очень личное. 

Следуя этому принципу, я основала платформу HAI Creative. Это способствует сотрудничеству с разными художниками, режиссёрами, организациями и частными лицами, а также помогает реализовывать их истории в короткометражные документальные фильмы. Параллельно я работаю над своими независимыми проектами, такими как «Моя сладкая земля».  

— Как возникла идея фильма «Моя сладкая земля»? С чего всё началось?

— Эта идея возникла в 2018 году. Как армянка, я всегда знала об Арцахе, но также осознавала, что миру это место практически неизвестно.  

В 2008 году в Арцахе прошла массовая свадьба, где поженились 700 пар. Мне стало интересно, как живут их дети спустя 10 лет. Возник импульс поехать в Арцах, чтобы встретиться с этими семьями и увидеть жизнь там глазами их детей, растущих в турбулентных условиях.

В Арцахе я познакомилась с множеством семей из разных деревень, а потом встретила мальчика по имени Вреж и его семью. Это очень любознательный и открытый ребёнок, встреча с которым поставила точку в моем поиске. Я почувствовала, что именно через его историю хочу рассказать о жизни в Арцахе.

— В фильме зритель наблюдает за его повседневностью и внутренними изменениями, взрослением в сложных условиях. Как герой выстраивает повествование?

— Вреж стал главным действующим лицом в картине. Я поняла, что если собираюсь снимать этот фильм, то должна просто наблюдать за ним и фиксировать его взросление на камеру. Между нами возникла глубокая доверительная связь, благодаря которой этот фильм и стал возможен. Мы договорились, что я буду рядом с ним в самых разных ситуациях: в школе, в магазине, дома и даже когда началась война 2020 года и мы вместе спасались в машине, эвакуировались и возвращались обратно в его город.  

Между нами возникло понимание, что я часто буду находиться с ним, но с уважением относиться к его жизни. Вреж осознавал важность присутствия камеры. Я думаю, это сыграло ключевую роль в фильме.

— Не могли бы Вы подробнее рассказать об этой глубокой связи с Врежем? Как выстраивались отношения со всей его семьёй?

— Эта особенная связь, которая и позволила мне запечатлеть самые интимные моменты, важные для его взросления. Отношения с камерой и доверие между нами стали ключевой составляющей в процессе съёмок. Вреж понимал, что моя цель — показать его мир искренне и бережно. Благодаря всему этому фильм получился таким честным и проникновенным.

Невозможно выстроить коммуникацию только с одним человеком в семье, потому что внутри всё очень переплетено. Не только традиции, но и поколенческая травма, которая передаётся от бабушки к отцу и затем к детям. Чтобы правдиво передать такую историю, нужно наладить отношения со всеми.

Как только ты заслуживаешь доверие родителей и получаешь их согласие, дети тоже начинают тебе доверять и открываются. Они понимают, что ты будешь рядом и не оставишь их. Это требует большой осторожности, потому что ты рассказываешь истории о детях — уязвимых и невинных, которые впитывают окружающую реальность как губка. Я очень внимательно подходила к тому, как выстраивать свою картину, так как съёмки проходили в зоне боевых действий.

На каждом этапе я задавалась вопросами: этично ли это? Правильно ли это делать? Подходящий ли это момент для съёмок? Я не хотела романтизировать образ детей, переживающих войну, или делать из них исключительно жертв. Можно было легко создать драматичную историю, но для меня было важно показать повседневность и как война в Арцахе влияла на детей и их мировосприятие. Это проявляется в деталях, а не в громких заявлениях. Я хотела, чтобы зрители увидели жизнь такой, какая она есть, без приукрашивания. Этот подход, на мой взгляд, сделал историю максимально честной.

— Можете ли Вы рассказать больше о семье Врежа? По трейлеру фильма сложилось впечатление, что у него достаточно глубинное понимание происходящего.

— Да, его семья действительно очень сплочённая. Бабушка — ключевая фигура и сердце этой семьи. Это женщина, пережившая множество войн, у неё особая связь с землёй. Все живут за счёт того, что они выращивают на своей земле, ведь это основа их жизни.

Отец Врежа — учитель в сельской школе, который активно участвовал в военных действиях в 2016, 2020 и 2022–2023 годах. Он был на передовой. Мать тоже преподаёт, работая в школе и детском саду. Их семья тесно связана с социально-культурной жизнью в деревне, они очень известны среди местных жителей. Вся деревня — это большая семья, где все помогают друг другу. Это не просто история о Вреже и его близких — это история о большом сообществе, где все поддерживают друг друга в любых обстоятельствах.

— Какой момент в истории Врежа тронул вас больше всего? Что Вас особенно зацепило?

— Больше всего меня тронуло его любопытство и анализ мира вокруг. Он осведомлён о том, что происходит, и хорошо понимает, что значит расти в Арцахе. Это ребёнок, который мудрее своих лет.  

К сожалению, Вреж утратил часть той невинности, которая должна быть у ребёнка. Его зрелость, ответственность и нестандартное мышление выделяли среди других детей. Мы часто обсуждали темы, которые были достаточно серьёзными для его возраста. Каждая беседа становилась особенной и осмысленной. Камера давала мне возможность фиксировать эти моменты.

— В трейлере фильма есть момент, где зритель видит глубину его рассуждения. Вреж говорит о том, что его дети не должны переживать то, что пришлось на его детство. С чем связано это понимание?

— Думаю, это связано с тем, что он слышит эти разговоры вокруг себя: от мамы, бабушки и учителей. Это всё, что окружает его. Будучи ребёнком, Вреж впитывает, анализирует и проецирует услышанное. Камера стала для него пространством, где он мог выразить свои мысли, и я это очень ценю. Она стала своего рода платформой, на которой он мог делиться переживаниями.  

— Как Вы справляетесь с эмоциональной вовлечённостью в работе с документальным материалом? Вы упоминали, что иногда сомневались в этичности наблюдающей камеры. Можете рассказать об этом подробнее?

— Это то, чему я продолжаю учиться. Эмоционально я была глубоко вовлечена в историю Врежа и его семьи. Как армянка, я воспринимаю её как продолжение общей линии, которая началась в период Геноцида. Для меня это очень личная работа, создающая параллели с историей предков.   

Эмоционально отделиться полностью я не могу, и, вероятно, никогда не смогу. Это связано вовлечённостью в историю, которую я рассказываю. Я часто полагаюсь на свою интуицию: когда включать камеру, когда выключать её, как взаимодействовать с героями. Это баланс между тем, чтобы быть с ними в моменте, но и иметь возможность оценить историю в целом, взглянуть на неё под другим углом.  

— Когда Вы находитесь вдали от героев, это помогает Вам сохранять определённую дистанцию?

— Да, именно так. Когда я находилась в Арцахе, я полностью погрузилась в их повседневность. Периоды, когда я работала вдали, например, во время блокады 2023 года, позволили сделать шаг назад, осмыслить историю и увидеть её более объективно. Это не значит, что я прихожу из ниоткуда и сразу начинаю снимать. У нас с героями картины выстроена доверительная связь, на которую ушли годы разговоров и совместного пути, которые предшествовали съёмкам. Только благодаря этому я могу продолжать рассказывать их историю честно и уважительно.

— Вы начали снимать Врежа, когда ему было всего 11 лет. Как с годами менялось его восприятие происходящего?  

— Я познакомилась с Врежем, когда ему было 10 лет, а начала снимать, когда исполнилось 11. Съёмки были завершены в его 13-летие. Сейчас Врежу уже 15 лет. Вначале его отношение к войне в Арцахе не было осознанным. Конечно, он знал о ней от родителей, но не понимал, что именно это всё значит. Вреж тогда оставался игривым ребёнком, хотя и на том этапе осознавал, что мир вокруг далёк от идеального.  

После войны 2020 года, когда его семья была вынуждена покинуть свой дом и искать убежище в Армении на шесть месяцев, Вреж столкнулся с реальностью войны лицом к лицу. Возвращение в Мардакерт стало переломным моментом. Пережив эти события, Вреж перестал быть просто ребёнком, говорящим о войне — он почувствовал её, увидел её последствия и взял на себя роль хранителя памяти для своего младшего брата, который не понимает неустойчивость мира вокруг себя.  

— В трейлере есть эпизод, где он произносит довольно осмысленный тост. Произношение такой речи показывает его внутреннюю зрелость, которая не соотносится с юным возрастом. Как сменились роли в его семье?

— События 2020 года сделали его зрелым. Вреж стал старшим братом, который объясняет младшему всё, делится воспоминаниями, поддерживает и успокаивает. Взросление — это переход от невинного ребёнка к юноше, несущему бремя ответственности.  

— Когда Ваши съёмки завершились?  

— На самом деле, мои съёмки закончились до начала блокады. В последний раз я была там в августе, на его 13-летии. После начала блокады у меня не было возможности попасть на территорию Арцаха. Я поддерживала связь с семьёй — звонила, писала сообщения, но снимать уже не получалось.

— Вы продолжали поддерживать связь с Врежем и его семьёй во время блокады и исхода. Могли бы вы рассказать об этом больше?

— Его мама всё это время поддерживала со мной контакт, регулярно отправляла фотографии и новости. Мы надеялись, что дороги откроют и я смогу вернуться. Но всё сложилось иначе. Эти фотографии, которые она мне отправляла, стали частью финала фильма.  

— Каким был последний момент съёмок там?

— Это был очень личный момент, он сильно повлиял на финал. Мы с ним вели откровенный разговор, в ходе которого, можно сказать, герой сам обозначил завершение истории. Это было непредсказуемо для меня, но он выглядел так естественно, что я почувствовала — это конец. Вреж будто сказал: «Давай на этом остановимся». И мы остановились. А потом началась блокада, и события приняли трагический оборот. Его слова дали фильму логическую точку завершения.  

— Насколько тяжело продвигать такую личную документальную картину? Как реагирует аудитория?

— Когда история настолько эмоциональна и интимна для всех, продвижение требует деликатного подхода. Важно найти баланс между честным представлением фильма и уважением к чувствам тех, чьи истории рассказаны. Мы намеренно рассказали эту историю с точки зрения ребёнка, через наблюдение за ним, сделав её универсальной и близкой. К сожалению, даже такие фильмы становятся инструментом манипулирования, что крайне печально.  

Мы стараемся отойти от этого шума и сосредоточиться на самом важном — на истории Врежа и его семьи. Это рассказ не о политике, а о детях. Мы хотим, чтобы зрители почувствовали универсальность нашей боли.  

Что касается аудитории, я стараюсь донести, что это история о людях, их жизни, о детях, которые стали свидетелями трагических событий в Арцахе. Кино создаёт возможность для диалога и понимания, и я надеюсь, что оно привлечёт внимание зрителей, которые хотят узнать правду и ощутить человеческую сторону конфликта. 

В мире кино всё переплетено: политика, эмоции и даже маркетинг. Такие фильмы зачастую сталкиваются с трудностями, потому что они выходят за рамки привычных коммерческих или развлекательных категорий. Для меня главное — донести эту историю до зрителей, которые смогут её понять и оценить, независимо от наград.

— Какой посыл заложен в Вашей работе?

— Мы хотим сохранить искренность и правдивость повествования. Это не просто фильм — это способ сохранить память об Арцахе, который мы уже потеряли. Потерять и эти истории было бы недопустимо, потому что они служат напоминанием о земле и её людях.

Когда зрители смотрят эту работу, происходит нечто большее, чем просто просмотр. Они находят в нём что-то своё, универсальное и человеческое. И в этом наша сила — создавать пространство для диалога и понимания, которое невозможно подменить ничем другим. 

Беседовала Елена Арутюнян, редактор Армянского музея Москвы

На обложке — постер фильма Сарин Айрабедян