Рассказ «Мой сын идёт на войну». Главы V, VI и VII
Армянский музей Москвы продолжает публикацию рассказа Рубена Григоряна «Мой сын идёт на войну» — размышления обыкновенного, самого простого гражданина своей страны, который, несмотря ни на что, всё же хочет остаться им. На прошлой неделе были опубликованы I, II, III и IV главы рассказа. Сегодня представляем вниманию наших читателей V, VI и VII главы.
Рубен Григорян
Рубен Григорян
МОЙ СЫН ИДЁТ НА ВОЙНУ
Рассказ
V
«Война медленно превращалась просто в массовое убийство.
Впрочем, таковой она была всегда»
Время шло, и мы двигались всё вперёд и вперёд.
Вдали стали видны очертания виноградных садов. Осень была в разгаре, и длинные, спелые лозы винограда висели, как красивые женщины, ждавшие своего часа, когда на них наконец обратят должное внимание.
Ровно по границе огромного виноградного сада сразу же шла возвышенность. Вот здесь по кругу были длинные окопы, сооружения, которые защищали солдат от противника. Мы быстро вошли в окопы. Сразу видно было, что здесь солдаты были вооружены и экипированы лучше нашего. Так или иначе, нас накормили, и мы смогли немного отдохнуть. Первая моя ночь в окопах прошла тихо, но солдаты там были уставшие и грязные. Видно было, что они долгое время находились здесь без замены. Не очень далеко лежали трупы людей в военной форме неприятеля и даже разбитый снарядом танк. Увидев нас, солдаты в окопах сначала обрадовались, видимо подумав, что мы пришли заменить их, но, увидев наш немногочисленный отряд, стали озабоченные и злые.
«Почему вас так мало? Где обещанные пулемёты и противотанковые орудия? Почему вы так плохо экипированы? Где гранаты хотя бы?» — спросил, или, лучше сказать, закричал их командир, и когда узнал, что у нас даже рации нет, пришёл в бешенство и стал материться. Видно было, что искреннее возмущение от души помогало ему в созидании изощрённых словосочетаний матерных слов.
Когда он наконец закончил, я увидел двух командиров, их и нашего, стоящих друг против друга. Оба уставшие, оба грязные и злые и оба странно удивлённые.
— Скажи мне, сержант, у них даже офицеров нет, чтобы поставить во главе отряда, который ты привёл?
Наш командир пожал плечами.
— Скажите… — я хотел хоть что-то узнать о том, как военные дела идут здесь, но мой голос буквально растворился в ужасном свисте пушечного снаряда, который взорвался в нескольких метрах от наших окопов. Виноградные кусты поднялись в воздух, расшвыривая вокруг и внутри окопов красный спелый виноград. Сок потёк повсюду, и казалось, что землю обильно омыли кровью.
Всё стало ясно, но радовало то, что мы стоим, а значит, держимся. Впрочем, за первым снарядом последовал второй и третий — и так без конца. Когда я наконец высунул голову и посмотрел вперёд от окопов, я увидел уже довольно близко армады танков. Они шли прямо по винограднику, уничтожая всё на своём пути, и время от времени стреляли в нашу сторону. Наши противотанковые пушки молчали. И это молчание со временем становилось угрожающим и тревожным. «Как бы паника не началась», — подумал я.
— Командир! Почему не стреляют?
— Не знаю, не знаю. А есть ли пушки вообще?
В ответ прогремел выстрел, и первый же подбитый танк остановился. Но другие упорно шли вперёд. Люди в окопах стреляли, стреляли в упор в танки и людей, но армада уверенно шла вперёд. Скоро пушка наша замолкла и, видимо, навсегда. Сверху на нас как будто шёл огненный дождь. Работали боевые дроны. Дроны, против которых у нас не было ничего. Вокруг меня свистели пули, и почти все находили своих жертв. Это был ад. Ад, где беспощадно убивали исключительно молодых людей. Везде слышались ужасные крики. Война медленно превращалась просто в массовое убийство. Впрочем, таковой она была всегда.
⠀
VI
«Эта прекрасная, красивая земля содержала в себе многовековую ненависть»
Мы с остатками воинов поспешно отошли. Ушли назад и двинулись по той дороге, по которой мы два дня назад пришли сюда. Мы не были напуганы, мы не были уставшими. Мы были сильно расстроены и растеряны. Мы шли быстрыми шагами и очень скоро зашли в нашу деревню. Вдали я увидел знакомый дом со знакомым двором. Когда я сравнялся с калиткой двора, то невольно повернул голову в сторону дома. Как в первый раз, оттуда выбежала девчонка, но с ней вместе её мама и старенькая бабушка. Они явно были напуганы. И глухой, и слепой понял бы, что мы уходим.
Командир посмотрел на меня и взглядом показал, что нельзя. Нельзя брать их собой. Подчинившись взгляду командира, я сделал совсем неприметный жест рукой. Я хотел показать, что помощи от нас нельзя ждать, но даже это незначительное движение они уловили и с ужасом бросились мне в ноги.
Мне стало невыносимо стыдно и от этого неудержимо злостно. Я почти силой выхватил из рук мамы девчоночку с большими глазами, обнял её крепко, как когда-то своего сына, и, сделав головой движение, которым обычно хотят сказать «за мной», шагнул вперёд. Удивительное дело, как только девчонка оказалась в моих объятиях, у меня как будто увеличились силы. Я почувствовал огромный прилив сил и уверенности. Сомнения исчезли. «Вперёд, нельзя сдаваться. Надо найти своих», — сказал я чуть ли не вслух.
Я шёл очень быстро, не замечая остальных. Я спешил, очень хотел найти своих солдат, подразделения, армию. Куда же они делись? Куда исчезли? Где мои друзья и товарищи? Где мой народ? Я шёл, бежал, и я знал, что позади враг и он уже топчет эту землю, а значит, надо спешить. Но ведь я хорошо знал, что враг наш совсем не просто противник как на битве — солдат против солдата. Многолетняя пропаганда власть предержащих сделала людей, живущих на этой земле, настоящими врагами. Врагами, не терпящими само существование любого из числа одной или другой национальности. Эта прекрасная, красивая земля содержала в себе многовековую ненависть.
Мы как начали, так и постоянно шли назад. Иногда, встречаясь с другими военными подразделениями, мы объединялись и давали отпор противнику. И тогда они надолго оставляли нас в покое. Мы оставили много деревень противнику, я и счёт потерял, впрочем, как и чувство времени. Трудно было и физически, и душевно. Тяжко на душе. Мысли тяжёлые и воспоминания не давали мне покоя. Меня всё время тошнило и неудержимо хотелось рвать. Но самое страшное для меня было потерять в себе человека. Это могло случиться. Ведь иногда я страшно хотел этого, хотел превратиться в зверя и в каждом удобном случае убивать, убивать, убивать.
⠀
VII
«Капля крови оторвалась от моего сердца, тяжело упала на землю и брызгами обильно омыла весь этот поганый и молчаливый мир»
Однажды мы подошли к одной нашей деревне, где накануне слышали выстрелы. Я бывал раньше в этой деревне. Очень хорошо помнил прекрасных её обитателей. Мне запомнилась тогда ещё довольно молодая и красивая пара. Она была очень красивая, и когда я её в первый раз увидел, не могу не сказать, что у меня сердце не ёкнуло, и, как это всегда бывает, после этого появилась аура, толкающая меня потерять голову и любить. Но сердце её уже было занято. Она любила. От этого глаза её сияли, и потому они были необыкновенно синие, они были похожи на очень глубокое небо, где солнце только для того, чтобы осветить голубизну.
Когда мы подошли ближе, то увидели человека средних лет. Он лежал во дворе своего дома с открытыми глазами, не моргая уже долгое время. Его глаза смотрели на вершины, ещё покрытые снегом горы, его родные горы. Сейчас, как и раньше, у него было всё, и дом, и двор, и запахи, ставшие родными за долгую жизнь в этих местах. У него было всё, как раньше, как всегда, но жизни его, и многих, и его самого уже не было и никогда не будет. Я трепетно вошёл во двор. Прошёл мимо него и открыл медленно дверь дома. Я помню, что так медленно открывал эту самую дверь, словно и не хотел, чтобы она открылась. Я боялся, очень не хотел видеть её униженной, оскорблённой, незащищённой. Ведь я когда-то испытывал трепетную любовь к ней. Она лежала бездыханно. Кулаки крепко сжаты, словно она хотела защитить кого-то. И тут я вспомнил. У них была двухлетняя девочка. О господи, где она? Я, обезумев от волнения и беспокойства, начал смотреть везде — под кроватью, в шкафу, даже под умывальником посмотрел. Я смотрел долго и, наконец, стал проверять места по несколько раз. Мне показалось, что я потерял разум, ничто не могло заставить уйти из этого дома ни с чем.
Солдаты, мои боевые товарищи, схватив меня, насильно потащили вон из этого несчастного дома. Я в безумии сопротивлялся, но зря. Только в последнюю минуту, повернув голову, я увидел её синие большие глаза, смотрящие в никуда.
Война всё же, в конечном итоге, за жизнь. Война приносит много смертей, но все жертвы только за право существовать. Существовать на своей родной земле. Я, он, ты и многие другие, не взирая на национальность. Что тут поделаешь… И тут сердце моё защемило так, что я явно почувствовал, как капля крови оторвалась от моего сердца, тяжело упала на землю и брызгами обильно омыла весь этот поганый и молчаливый мир. Мир, в котором есть такие же люди, женщины, дети, старики, которые там вдалеке мирно живут, и никому и дела нет до других.
…Мы шли и везде давали бой. Вместе с другими солдатами, объединяясь и увеличивая силы наших отрядов, давали отпор, и надежда наша усиливалась, что наконец придёт победа и мы победим. Победим, потому что иначе нельзя. Ведь иначе нам не жить на этой земле. Кажется, что земли-то немало. Она мать и может приютить всех. Но нет, не так просто устроен этот мир. У кого-то религия, у кого-то культура… В общем, разума человекоподобных зверей недостаточно, чтобы понять это и жить с уважением и любовью друг к другу.
Откуда родом война? Родом она от невежества и бескультурья. Разве трудно понять, что война — это зло, она просто дика. Если ты не человек, то ты начнёшь унижать, уничтожать и в итоге убивать. Вот что никогда нельзя забывать.
Мы шли, усеяв эту землю молодыми мертвыми телами наших людей, но странным образом не видели нашу армию. Куда она исчезла? Где наш народ? И вдруг, как молния по голове, как холодная вода, — войне конец.
Войне конец? Но земли, но дома, но люди? Зачем и за что шла эта война?
И мы ушли с родных земель. Туда пришли миротворцы.
Война шла, казалось, целую вечность. Никто не хотел умирать. Но мы убивали и нас убивали. Где же были миротворцы? Где же был весь мир?
Медленно, медленно я покидал эти места. Сердце моё не хотело уходить отсюда. Я так много оставил на этой земле. И разве я могу теперь жить без них? Здесь я оставил мои страхи, мои чувства, мою любовь в воспоминаниях и моего родного сына. Ведь он как будто исчез…
Я пошёл пешком. Что мне спешить. Теперь уже совсем ни к чему. Я поднялся на маленькую гору, и на самой вершине свежий, холодный ветер ударил по лицу. Я почувствовал силу наших гор и порадовался. Ведь, если в них есть ещё сила, значит, и у нас она будет. Она веками передавалась от них нам. В душе стало тепло, и я радостно спустился вниз к реке. Там же была и дорога.
Иногда встречались машины, люди. Они все занимались своими делами. Будние свои, и мне показалось, что не было войны. Это был сон и больше ничего.
Поздно ночью я постучал в дверь моего дома. У нас есть частный дом, небольшой и немаленький. Но теперь, наверное, он будет всегда большой. Ведь у меня был только один сын, и теперь, когда его нет, значит, мне никогда не видеть ни свадьбу, ни невестку, ни внуков.
Продолжение следует…