Художник Хачатур Белый: «Иногда я сам себя спрашиваю — что такое искусство?»

Хачатур Белый — петербургский художник, родившийся в Армении. Он создаёт живописные и графические произведения, скульптуры, расписывает фарфор. Сложно выделить одно художественное направление, в котором работает художник, поскольку он всё время пробует новое. Одно можно сказать точно: в своём творчестве мастеру удаётся соединить любовь к солнечной Армении и дождливому Петербургу. Хачатур Белый рассказал Армянскому музею Москвы о своем творческом пути, участии в нон-конформистской художественной организации, о значимых выставках и о вдохновении.

Творчество Хачатура Белого многогранно. Сам художник говорит, что его творческий почерк менялся три раза. Хачатур начинал свой путь с сюрреалистического пейзажа, после этого, через объединения на полотне фигуративности и абстракции перешел к изображению действительности в экспрессивном стиле. Сейчас художника больше всего интересует абстракция, в ней он пытается отразить тайное и непонятное. 

Работы Хачатура разнообразны. Его графика минималистична, она передаёт образ предмета через несколько штрихов на бумаге. Интересно применение художником графических методов работы в росписи фарфора. Здесь соединяется линия и объём, что позволяет по-новому взглянуть на привычные вещи. Скульптура Хачатура по-настоящему живописна. Через скульптурные работы художник пытается осознать пространство и вывести живопись за пределы холста. Творчество Хачатура уникально, поскольку ему нельзя дать единого определения. Художник постоянно ищет новые формы, фактуры и способы выразить свой внутренний мир.  

Полина Лохмоткина: Что для вас искусство?

Хачатур Белый: Иногда я сам себя спрашиваю — что такое искусство? Можно и философствовать, и говорить конкретно, и, может даже, глупости какие-то говорить. По крайней мере, для меня — моя жизнь заключается в искусстве. Это некая форма выразительности собственного внутреннего мира.

ПЛ: Какие художники вас вдохновляют?

ХБ: В данный момент создаю одну работу, и на неё меня вдохновил Гюнтер Юнккер. Также меня интересует творчество Хуана Миро, Фрэнсиса Бэкона, Джефа Кунса… Все эти влияния, в первую очередь, связаны с тем, что меняется моё личное мировоззрение.

ПЛ: Расскажите о начале вашего творческого пути. Как вы решили стать художником?

ХБ: Я даже не знал, что я должен стать кем-то другим. Сначала, когда тебе три года, ты рисуешь на тетрадке карандашом, позже об этом тебе рассказывает мама. В 14 лет я поступил в художественную школу в родном городе. Потом я поступил в художественное училище в Ереване. После этого учился в Мухинском училище в Петербурге. И примерно в 17-18 лет я уже знал, что я художник и всё.

ПЛ: Как вы пришли к тому, что стали заниматься именно живописью?

ХБ: Любое художественное образование начинается с живописи и рисунка. Не важно, ты скульптор, керамист, архитектор или конструктор. Это основа любого художественного образования. Не было такой задачи, что я хочу быть только живописцем. Но красками работал с юных лет, и это продолжается до сих пор.

ПЛ: Как вы стали участником Товарищества экспериментального изобразительного искусства? (Товарищество экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ) было образовано «неофициальными» художниками Ленинграда в 1981 году как профессиональное творческое объединение)

ХБ: В 1984 году в Ленинграде я работал плотником в детском саду и там на два дня сделал свою первую выставку. Я даже не знал, кого приглашать, там побывало несколько человек. На следующий день супруги Шраго пришли ко мне, посмотрели мои работы и сказали, что есть андеграундное движение и позже познакомили меня с неофициальным художником Сергеем Колесниковым. Он был капитаном подводной лодки и занимался творчеством в свободное время. В 1985 году я первый раз участвовал вместе с ним в выставке ТЭИИ. Я несколько лет подряд только участвовал в выставках, потом стал полноценным членом этого движения. Я считаю, мне повезло оказаться в этой среде. Но и там тоже была цензура. Вот эти картины хорошие, эти — нет, эти художники хорошие, эти — нет. Сначала я думал, что свобода заключается в том, что ты пришел, ты художник, и тебя приняли. Только потом понял, что нет никакой свободы, и всё выглядит совершенно иначе, чем ты думаешь. Эти истории очень сильно влияют на твоё мировоззрение.  

ПЛ: Долгое время ваш художественный метод был достаточно экспрессивным. Почему вам близка именно такая живопись?

ХБ: Экспрессивность — это неповторимое мгновение творчества, так как она связана с эмоциями.

ПЛ: Вы пишете с натуры?

ХБ: Смотря что. Иногда это нужно по той простой причине, что у меня есть фигуративные работы и лучше, если кто-либо будет эту позу демонстрировать в течении нескольких минут. Можно и не глядя все делать, но иногда лучше это видеть глазами перед собой.

ПЛ: Как сочетаются дождливый Петербург и солнечная Армения в вашем творчестве?

ХБ: Я бы сказал, что довольно просто. Я же родился и вырос в Армении. Мое ощущение цвета идет отсюда, можно сказать, генетически. Солнце — это свет, тепло, улыбка. А свинцовое небо Петербурга — это драма. Вот эти контрастные природные явления как раз и формируют во мне новый и необычный взгляд ко всему, и это отражается в моих работах.

ПЛ: Ваши графические работы кажутся минималистичными по сравнению с живописными. Как в вашем творчестве соединяются две эти противоположности?

ХБ: То, что вы называете минималистичным, я это штрихами называю. Но мне нравится такое быстрое исполнение той или иной работы. У меня всё связанно с импульсивностью.

ПЛ: Почему ваши последние работы выполнены в абстрактном стиле?

ХБ: За последние тридцать лет три раза у меня изменился почерк. Это сказывается на творчестве очень положительно, так считаю не только я, но и многие люди из художественной среды, например, искусствоведы или коллекционеры. Абстракция мне стала интересна именно тем, что не понятно, что это такое. Всё, что непонятно становится интересным, потому что это непонятное заставляет тебя думать и задумываться. Также я в абстракции скрываю все свои тайны, никто не может прочитать их, кроме меня. Мне подобное объяснение стало нравиться. Конечно, не во всех работах я что-то скрываю, а в некоторых. Сейчас то, что я делаю — это тоже абстрактные работы с гвоздями. В прямом смысле, настоящие гвозди на холсте или на бумаге. Это уже связано с темой человеческой боли и страданий.

ПЛ: Как вы стали работать с фарфором?

ХБ: Это было немного неожиданно. Пригласили сотрудничать с Императорским фарфоровым заводом. Я там трудился 7 лет сотрудничал и только недавно ушёл оттуда.

ПЛ: Вы придумываете рисунок для росписи специально под форму предметов или используете уже имеющиеся рисунки?

ХБ: Нет, под форму рисунок не делал. Все темы, которые у меня были в графических работах, я переносил на фарфор. Есть сервизы с музыкантами, балеринами, цветами. Особенно часто изображал синий тюльпан, он стал моим отличительным знаком.

ПЛ: Вы много участвуете в выставках. Какая из них стала самой значимой для вашей творческой биографии?

ХБ: В первую очередь, выставка в Русском музее, конечно.

ПЛ: Вы говорите о выставке «Песок остывает согретый...», посвященной армянскому народу? Расскажите о ней.

ХБ: Эта выставка-акция была в 2001 году. Она проходила в Музее Людвига в Мраморном дворце Русского музея и была посвящена Геноциду армян. Для меня было полной неожиданностью, когда Александр Давидович Боровский предложил организовать эту выставку в Русском музее. В зале большие полотна с цветами, перевёрнутые вверх ногами, стояли в песке. А в центре зала были расположены два ржавых, больших, металлических листа согнуты в виде гор, тоже в песке. По всему залу в песке стояли зажженные свечи, символизировавшие трагически и бессмысленно потерянные жизни…

Выставка «Песок остывает согретый...»

ПЛ: Сейчас проходит ваша выставка в Ереване, музей сам позвал вас для того, чтобы эту выставку организовать?

ХБ: Нет, музей не пригласил. Я давно думал, что мне надо сделать выставку на родине, в Армении, но ждал подходящего момента. Полтора года назад я сам пришёл в этот музей, и мы условились сделать выставку. А сейчас шесть моих работ музей попросил в свою коллекцию.

ПЛ: Будучи живописцем, вы стали скульптором, графиком, работали в фарфоре. В чем бы вы себя ещё попробовали?

ХБ: Давно мечтаю себя попробовать в кино. Сейчас уже близок к реализации. Я надеюсь, что через некоторое время будут готовы первые работы. Хотелось бы попробовать себя в художественно-документальном, сюрриалистическом жанрах, одним словом, создать «кино не для всех».

Беседовала Полина Лохмоткина, искусствовед
Изображения из архива Хачатура Белого