"Чуткой памяти прочь отпусти голубей": Павел Черкашин переводит Грачья Сарухана
В литературной рубрике Армянского музея Москвы мы представляем вам литературные переводы Павла Черкашина поэзии Грачья Сарухана.
Павел Рудольфович Черкашин родился 28 сентября 1972 г. в с. Мужи Шурышкарского района Ямало-Ненецкого автономного округа Тюменской области. Литературным творчеством начал заниматься с 10-11 лет, первое стихотворение было посвящено маме. Юные поэтические пробы не раз появлялись на суд ровесников в школьных стенгазетах и читались со сцены во время концертов художественной самодеятельности. Более зрелые вещи стали создаваться позднее. Первая публикация появилась в печати в 16 лет в общественно-политической газете Шурышкарского района «Ленинский путь».
Своими «учителями-ориентирами» в большой литературе, оказавшими влияние на творческое становление, считает: в поэзии – С. Есенина, Н. Клюева, М. Цветаеву, А. Ахматову; в прозе – К. Паустовского, Ю. Казакова, В. Тендрякова, Ф. Абрамова, В. Солоухина, Д. Лондона.
С 1991 по 1996 г. учился в Тюменском государственном университете на филологическом факультете. Научным руководителем курсовых и дипломной работ была университетский преподаватель кандидат филологических наук Серафима Николаевна Бурова, наставник, которая сыграла в литературном становлении начинающего писателя огромную роль. Именно она первой читала и давала профессиональную критическую оценку всем произведениям, написанным в студенческие годы.
Работал корректором, корреспондентом, фотографом, ответственным секретарем газет городского, окружного и областного уровня, учителем начальных классов, сторожем, телеоператором, радиоведущим, преподавателем в системе высшего образования.
Творчество П. Черкашина поражает своей многогранностью, разнообразием, психологической и духовной насыщенностью и в то же время легкостью языка и слога. Пишет как прозу, так и поэзию, занимается публицистикой, краеведением, творческой обработкой финно-угорского фольклорного материала и литературными поэтическими переводами.
Свое творческое кредо определяет как передачу сбереженного русского слова, исторической памяти народа и любви к малой родине и Отечеству по непрерывной цепи наследования грядущим поколениям. Этот же канон является для писателя важным мерилом в оценке произведений современной литературы России.
Грачья Сарухан - поэт, переводчик, член СП Армении. Родился в 1947 г. в селе Маргаовит Гугаркского района (ныне Лорийская область) Армении. Окончил Ереванское художественное училище имени Терлемезяна (отделение живописи), факультет армянского языка и литературы Ванадзорского педагогического института. Лауреат премии имени А. Исаакяна, премии Союза писателей Армении. В 2011 г. удостоен почетного звания «Заслуженный деятель культуры». Живёт в Ванадзоре.
ПРЕДРАССВЕТНАЯ МГЛА
Мой Господь, самый срок и тебе на покой.
Собери же отары созвездий в загон.
Больше ночью меня не буди никакой.
Пусть любовь не приносит тоскливых препон.
Щёки окон стеклянные дождик помыл.
Попрощалась любовь и чужой стала быть.
Почему Ты, Господь, мне глаза не закрыл
И грехи мои хочешь ещё усложнить?
На закате в кабак по дороге иду
И присутствие этим своё обеспечу,
С выпивохами душами в тёмном углу
Просижу отрешённо я весь долгий вечер.
И не будет там ветра. Не будет тоскливо.
Ведь бокалы вина вмиг избавят от скуки.
С выпивохами душами полными пива
Воспарю я из мрака угла без натуги.
И с Тобою с небес мы посмотрим на землю,
Где есть улицы, где правит жгучесть страстей,
Но, Господь мой, прошу, отдаваясь мгновенью,
Не отправь в прежний дом мой случайно гостей. –
Не хочу видеть их. Лучше хищнику в лапы.
Пустозвоны: и сучки, и псы, и щенки!
Вдруг да вырвет меня на их модные шляпы
И на лисьи шикарные воротники.
И тогда эти глупые твари спесиво
Про Тебя скажут грязно, обидно и плохо,
Что как будто Ты тоже поэт неправдивый,
Что безумен давно и давно выпивоха…
Щёки окон стеклянные дождик помыл.
Попрощалась любовь и чужой стала быть.
Почему Ты, Господь, мне глаза не закрыл
И грехи мои хочешь ещё усложнить?
ТРЕЗВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
А что: удобно жить – весьма удобно жить,
Вот только перед жизнью всегда немного стыдно.
Швеи моей души – иголочка и нить
Меня узнают вряд ли, хотя и жил не скрытно.
Уходим налегке, оставив личный хлам,
Что рано или поздно восплачет над судьбою…
Утешить ли его музейным стеллажам,
Спасти ли? – Нет, страдает ознобною тоскою.
Смертельно ядовит, гудящий рой сплетён,
Ещё жужжит и вьётся, клубится возле трупа…
Ранение ещё имеет мой хитон,
И славящий, из лавра, венок не скроет струпа!
Бесхозные листы да ручка-сирота,
Сдувать чужую пыль с вас кто будет и как часто?
Ах, рукопись моя, скиталец на века,
Ты без руки поэта потерянно несчастна…
Я славлю соки благ, что помогают жить!
Вот только перед жизнью всегда немного стыдно.
Швеи моей души – иголочка и нить
Меня узнают вряд ли, хотя и жил не скрытно.
ФЕВРАЛЬ
Вечереет. С небесных незримых ветвей
По одной, не спеша, осыпаются ягоды снега.
Но напрасно… Ты двери закрой поскорей.
Безвозвратно ушли те, по ком в сердце мука и нега.
Вот коробка невзрачная бледная дней!
Молчаливо целуй эти хладные облики с неба:
Чуткой памяти прочь отпусти голубей,
Пусть привольно клюют виноградины спелые снега.
НОЧЬ СОМНЕНИЯ
…Многие ли смогут молчать?
вообще, многие ли понимают,
что означает молчать?
Сёрн Кьеркегор
«Вовсе не время… И свет – не включать. –
Бдительность наша скупее скупого.
Ты недостоин был слова такого,
Чтобы без умолку вечно молчать»…
Тень моя, наша смешная судьба
Горький, мучительный Дар попросила…
Тут же отчаянно тень загрустила:
«Горе! Поэтом считает себя!»
***
Внутри этой тихой, текущей, как мёд, суеты
Оставленный всеми, безвестный, в тоске мореход –
Ты сам так хотел!
Только сам!
Так хотел только ты!
Тебя представляли таким вот отшельником чтоб.
И сам от себя безвозвратно уходишь за круг,
И крест на себе ты поставишь, судьбу не кляня…
Останется лишь беззащитность твоих тёплых губ
В ладонях пустых обделённого нищего дня.