Армянский музей Москвы предлагает вам прочитать очерк Аси Ивашинцовой-Мелкумян - дочери фотохудожника Маши Ивашинцовой, чье уникальное наследие было найдено только после ее смерти в 2000 году. Машу уже называют русской Вивиан Майер: на своем чердаке она оставила 30 000 фотографий 1960-1999 годов, сделанные в Ленинграде и других советских городах, но никогда никому не показывала свои фотографии. Плёнки нашлись на чердаке её дома через 17 лет после смерти фотографа.

После того, как родители расстались, Ася осталась с отцом.

Несколько слов о прототипе Маши.

Вивиан Майер ( 1 февраля 1926, Нью-Йорк — 20 апреля 2009, Чикаго) — американская фотохудожница, работавшая в жанре уличной фотографии. При жизни была неизвестна как фотограф, а её фотоархив был обнаружен случайно на распродаже.

Маша Иваншицова многократно меняла работу. В разное время трудилась театральным критиком, библиотекарем, гардеробщиком, инженером-конструктором, лифтовым механиком. Неизменно было лишь одно занятие Маши – она всегда фотографировала.

Маша Ивашинцова хранила свои фотоплёнки на чердаке семейного дома в Пушкине, Санкт-Петербург, и редко их проявляла, поэтому никто не смог оценить плоды её увлечения. В 2000 году Маша умерла. Лишь в конце 2017 года её дочь с мужем наткнулись на плёнки, отснятые в 1960-1999 годы. Увиденное их поразило.

«Моя мама, Маша Ивашинцова, сильно вовлеклась в ленинградский поэтический и фотографический андеграунд 1960-80-х годов. Она была возлюбленной трёх гениев своего времени: фотографа Бориса Смелова, поэта Виктора Кривулина и лингвиста Мелвара Мелкумяна, который стал моим отцом. Её любовь к этим трём мужчинам, которые не могли быть более разными, определила её жизнь, поглотила её и разорвала её на части. Она искренне верила, что меркла рядом с ними, поэтому никогда в жизни никому не показывала свои фотографии, дневники и стихи».

Дочь фотографа Ася Ивашинцова-Мелкумян опубликовала часть обнаруженных снимков на сайте, посвящённом Маше Ивашинцовой, чтобы показать миру её работы.

1. Я помню эту старушку во время нашего визита в Армению. Мы побывали в одной из деревень рядом с озером Севан. Эта женщина увидела нас проходящими по улице и пригласила в свой дом. Она все время говорила по-армянски — мы не понимали ни слова. Но мы почувствовали тепло ее слов и тепло хлеба, который она предложила. Разделив хлеб, мама сфотографировала ее.

2. Из дневника Маши, 1975: "Сегодня вечером Мелвар вернулся от Шварцмана (Михаил Шварцман был Ленинградским художником-авангардистом и близким другом Мелвара и Виктора Кривулина). Он принес папку со стихами Кривулина. Как мучительно болело мое сердце! То, что кажется невозможным в реальной жизни, возможно в сфере духа. Два ревнивых врага встретились этим вечером в одной комнате".

3. Мелвар Мелкумян - возлюбленный и отец. Из дневника Маши: "Мелвар-неизвестный, недостижимый, неприкасаемый учитель. В то время у него была эта любовь и желание вырвать меня из мерзости Петербурга, из этого болота города. Он пытал меня своей волей, запер меня, пытался сломить своими словами. Я ненавидел его. Но из-за моей внутренней беспомощности я не мог сделать шаг без него. И, сбежав, выйдя, я снова вернулся к своему "мучителю-учителю". Опять же, я оставляла его чистой, безгрешной девственницей. Он сам понес мои грехи».

4. Маша всегда интересовалась душами своих соотечественников: сочетанием вездесущей черствости с внутренней любовью и теплотой. На фотографии на вывеске магазина написано "дружба", что рифмуется с искренними улыбками, музыкой и счастьем, но резко контрастирует с скудной реальностью коммунистической демонстрации.

5. Животные играли важную роль в жизни моей матери. Маша была одиночка, который избегает общества, и боялся «слишком близко» и будучи в плену эмоций, поэтому она искала любви и дружбы среди животных.

6. На фотографиях Маши много символизма. Для меня этот представляет человечество — каждого в коробке. У всех разный характер и платье-но все в одном ряду, в одной коробке. Выбора нет. Даже для того, кто пытается заглянуть за пределы своего маленького картонного мира.

7. У Маши были непростые отношения с коммунизмом. В конце концов, она была уничтожена партией и отправлена в психиатрическую больницу против ее воли за ее "социальную губку", поскольку она никогда не могла ассимилироваться с всеобъемлющим, кричащим миром социалистического волнения.

8. Маша часто фотографировала детей. Я думаю, что она также видела детей во взрослых и была глубоко заинтересована в детских корнях народов. Мне нравится эта картина-маленький Советский инженер в модном Советском французском стиле.

9. В 1974 году Маша и Борис познакомились и полюбили друг друга. Они встретились на поезде из Москвы в Ленинград. В то время моя мать возвращалась в Москву, чтобы воссоединиться с отцом (и мной) после нескольких лет горькой разлуки. На самом деле она собиралась в Ленинград забрать свои вещи, но эти планы изменились после случайной встречи с Борисом. Фотография была сделана в квартире мамы Маши в Ленинграде / Санкт-Петербурге, где я тоже довольно долго росла. Борис держит одну из самых известных моделей камеры Leica 1960-х годов, Leica IIIc. Борис жил очень скромной жизнью, часто боролся с безденежьем. Позже он подарил Маше эту лейку.

10. Виктор Кривулин, Новолукомль, Белоруссия, 1979.

«хоть бы кто-нибудь хороший
к нам пришёл бы и сказал:
Жить не страшно... Жизнь, короче,
не дорога, но вокзал
место, где мы бомжевали
между теток меж колонн,
музыка полуживая
в репродукторе колом...» – Виктор Кривулин.

11. Это фотография меня и нашей собаки Марты. Это были времена, когда мы с мамой сблизились. В 1975 году бабушка взяла меня жить с собой в Ленинград, рядом с Машей, где я жил до 1982 года. В 1982 году я снова вернулся жить к отцу Мелвару в Москву.

12. Для меня эта фотография-метафора жизни Маши: в одиночестве, в прекрасной пустоте. Один, но и в центре, будучи воспринимающим субъектом, без которого красота не существовала бы. Маша хранила свои работы у нас на чердаке, потому что ее фотография не создавалась для выставки или шоу. Это была бесконечная попытка Маши понять оттенки внутреннего и внешнего мира. Это были боль, радость и само проявление жизни — как и сама жизнь Маши.

13. Когда я была ребенком, мой отец Мелвар и Маша расстались. Я жила с отцом в Москве, и Маша время от времени приезжала к нам в гости. Как ни странно, я не помню, как она была в те неспокойные годы, когда ее разрывали между тремя любовниками. Даже слова "мать" не было в моем словаре. Однако, я помню ее любовь и нежность.

14. В 1981 году, через 3 года после съемки, Машу впервые насильно поместили в советскую психушку. Иногда, мне кажется, я вижу предупреждение, своего рода предчувствие грядущих будущих событий в ее фотографии.

15. Поэт Виктор Кривулин был одним из ключевых людей в жизни моей матери. Много лет он был ее любовником. По ее словам, он был ее первой настоящей любовью. Они были вместе, потом они расстались, потом они снова были вместе, потом они снова расстались. Это продолжалось годами. Маша посвятила много страниц своего дневника их отношениям: "Когда я наедине с Виктором, кажется, что не могла пожелать ничего лучшего. Даже не важно, что он говорит. Он что-то говорит, и его слова похожи на свежую оживляющую воду. Я слышу что-то внутри моей груди, я снова могу дышать и я чувствую жизнь на кончике моего языка. Его слова... Я плаваю в них, как рыба в воде, и чувствую, как мое тело поддается потоку-его слова уносят меня".

16. Из дневника Маши, Ноябрь. 2-й, 1976: «Вечером 31 октября я ждала Асю и Мелвара перед оперным театром. Мы должны были увидеть "La Sylphide". Затем я заметила маленького мальчика, продающего желтого черного щенка в наморднике. Я последовала за импульсом и обменяла наши билеты на собаку. Приехал Мелвар и сам визжал, как больной щенок. Он хотел пойти в театр, получить свою порцию духовной радости. Вместо этого он должен был взять Асю домой, чтобы учить хинди, пока я пошла домой с собакой".

ИСТОЧНИКИ:

mashaivashintsova.com

cameralabs.org