Архивы Павла Флоренского на выставке памяти политических репрессированных в Фотоцентре
Рисунки и портрет о. Павла Флоренского
Через волчок двери, через который когда-то наблюдали за зэками в лагере на Чукотке в системе ГУЛАГа, мы смотрим и судьбу всей страны, и на судьбу каждого уничтоженного и выжившего, смотрим и примеряем на себя несколько вот таких дней дней, одну сотую, тысячную.
Выставка в Фотоцентре на Остоженке "Жертвам политических репрессий посвящается" стала вторым местом, которое сблизила меня с теми событиями и трагедиями, о которых многие из нас начала читать в 1990-е. Когда поэты Серебряного века пришли вместе с "Плахой" Айтматова, романами Александра Солженицына, Василия Гроссмана, Евгения Замятина, Бориса Пильняка.
Несколько лет назад посетила музейно-мемориальный комплекс "АЛЖИР" недалеко от Астаны, когда-то Акмолы, где сидели среди иных жены изменников родины, самая известная из них - Лидия Русланова. Впрочем, была еще квартира Мейерхольда, где умирала Зинаида Райх после ареста мужа, от семнадцати ножевых ранений.
Лагерная графика Юло Ильмара Соостера (Карлаг, Долинка, 1953). Соостер - эстонский художник, график, один из крупнейших представителей «неофициального» искусства.
На выставке представлены архивные документы, письма, фотографии, графика искусствоведов, писателей, поэтов, театральных сценографов, философов, метеорологов. Отдельно выделены мемориальные экспозиции памяти Александра Солженицына, Сергея Павловича Королева, Всеволода Мейерхольда, о. Павла Флоренского.
Пожалуй, есть минуты, когда лучше обнести молчанием неудобные темы: особенно когда речь идет о Всеволоде Эмильевиче Мейерхольде, ходившего по Москве в буденовке и с наганом, или о "вермонтском затворнике", предложившего США уничтожить СССР ядерным оружием. И Солженицын, и Флоренский, и создатель ГОСТИМА, и конструктор ракетно-космических систем, чья алюминиевая лагерная кружка из 1930-х- среди экспонатов, обрели свою "жизнь после смерти". И не только - принципы реформирования русского театра Мейерхольдом сегодня остаются одними из востребованных в новейшей режиссуре.
Перед нами не просто следственные показания священника Павла Флоренского, но самостоятельная работа, своеобразный философско-политический трактат.
Тема политических репрессий все же болезненнее отдается, когда мы думаем о том, что многие творцы и мыслители, соразмерные по дарованию тем, что мы упомянули, были уничтожены там, где до них находились лишь останки мамонтов. Так люди ложились сверху на кости исчезнувших животных, оказавшихся вблизи из карательных операций сухим стлаником.
Вспомним, пожалуй, стихотворение - Набокова "Расстрел". Безусловно, его ложная поэтика, опровергающая основной инстинкт и очень далекий от этих видений антураж убийств миллионов, все равно экспрессивна и глубоко нас цепляет: "Россия, звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг!"
В 1940 году Всеволод Мейерхольд отказался от своих показания в Бутырской тюрьме в 1939 году, в письме Вячеславу Молотову он пишет о "физических методах" и "психологических атаках".
Как писал Евтушенко, "не люди умирают - а миры", и градация человеческого горя - дело немыслимое, но все же слишком по-разному действуют на нас представленные здесь романы Александра Исаевича, письмо Маши Десницкой одиннадцати лет: «Дорогой Иосиф Виссарионович, помогите найти правду», серия снимков Александра Родченко, сделанных на строительстве Беломорско-Балтийского канала и просьба Павла Флоренского о трех луковицах, листы рукописи отца Павла "Предполагаемое государственное устройство в будущем", которая представляет собой 26 пронумерованных с обеих сторон листов, исписанных чернилами разных цветов. Переданная из архивов КГБ она оказалась сильно испорченной: внутренний край листов был залит водой, часть текста размыта так, что отдельные слова и целые выражения не читаются.
Размытое и сегодня будущее России через послание расстрелянного Флоренского в 1937 году.