Поет Айвазовское море с Эвксинским: поэзия Светланы Чернышовой
Армянский музей Москвы продолжает знакомить вас с не только с армянской литературой, но и поэзия русских авторов, отчасти посвященных армянам. Сегодня стихи Светланы Чернышовой, посвященных Ивану Константиновичу Айвазовскому.
Светлана Чернышова - медик, психолог. Публиковалась в журналах «Аврора», «Новая реальность», «Окна», альманахах «Цепеллины над Троицком», «Русский писатель». Живет в Севастополе.
* * *
платье – новенькое, в полоску,
море, лета полдневный раж.
к самому б Айвазовскому
закатиться в пейзаж!
или в светлую повесть Грина
с кондачка, наобум.
(В телефоне)
- Привет, Марина.
- Вы ошиблись
и хотел же папка назвать Мариной –
на Марин был в ту пору бум!
что теперь хороводь нездешней,
незаметной во тьме людей,
клюй раздавленную черешню,
кисловатую от дождей,
смейся громче и спорь некстати,
вобчем, ягодка, веселись
эх, испорчено всё же платье
пьяной-пьяной черешней – вдрызг.
Огорченье да ведь не горе –
просто зряшная жизнь вещей.
Айвазовский, творите море
без меня. Сотворите море,
не запятнанное ничем.
* * *
Море беснуется. Лодки привязывают к причалам,
как сумасшедших – крепко-накрепко,
чтобы тела не калечили.
Пена разлетается клочьями по застиранной бязи.
Море набережную раскачивает, вспарывает брусчатку,
бетонные урны катает,
вламывается в киоск сувениров.
Хохочет посмертная маска Софокла, когда
репродукции картин Айвазовского, оживая,
светятся мертвенным цветом – чтоб насовсем исчезнуть,
не вспомнив оригиналы.
Море швыряет всклокоченным дочерям Афродиты
панцири крабов, дешевый китайский жемчуг,
серьги с агатом,
грубые серьги с агатом.
То-то будет трагедий, когда наутро к разграбленному киоску
прибудет частный предприниматель Марина Сергеевна.
После шептаний, молений и воплей
она, раздевшись догола, зайдет в уже безмятежное море
десяти градусов тепла, чтоб отыскать свои сокровища.
И до прибытия психиатрической бригады успеет сочинить
первый и последний стишок в античном стиле:
сколько в жизни трагедий жизни трагедий
сколько в жизни
жизни трагедий
в жизни трагедий
Сколько
мало нужно для счастья:
утром найти на пляже
серьгу с агатом блестящим.
Безумным, влажным агатом.
[Триста рублей за пару]
* * *
Так тесен Крым и на пейзажи схож,
что всех, кого мечтаешь встретить слёзно,
де-факто встретишь – рано или поздно,
в том городе, в котором сам живешь.
Собрав, сплотив (кто пьян, а кто тверёз)
на мраморной береговой полоске
запечатлит фотограф Айвазовский,
не заморачиваясь вычурностью поз
и колером волны. Вот потому
не еду никуда, гуляю в парке.
Восьмерки пишет пудель Куприну,
пока не людно и нежарко.
Дрянное пиво тянут Грин и Грей
на лавочке. Их диалог абстрактен:
О женщинах, войне, о сопромате
некачественных рей.
Проходит Чехов. Не смыкая губ,
закашливаясь, вспыхивает спичкой,
и Машенька с Набоковым бегут
к последней электричке.
Она, вдруг застывая, смотрит в даль
и руку нервную кладёт ему на пояс
«Володя, мы увидимся ещё раз?»
«Быстрее, Машенька!!
Да, да
Конечно, да!»
* * *
Среди маеты обозленной,
Вцепившись в троллейбусный рым,
Увижу я вдруг просветленный
Другой, незапамятный Крым,
Где время еще не прогоркло,
Пейзаж винограден и бел,
Где Чехов по чеховским горкам
Трясется в скрипучей арбе,
И незарифмовано с горем
На все лихолетья вперед,
Поёт Айвазовское море.
С Эвксинским, дуэтом поёт.