Попалась тут как-то недавно статья про наследство Марлен Дитрих: 120 пар перчаток, 2500 нарядов. По-разному попадают в Вечность: кто-то сверкая стразами, удаляя себе рёбра для худобы, зубы для впадин на щеках, а кто-то живёт, точно герои Ремарка, бархатным лоскутом в коробке с лезвиями. В некоторых селениях Латинской Америки люди до сих пор показывают как реликвии клочки волос Че Гевары, испачканные кровью лоскуты брюк.

И в наше время хочется отстаивать приоритет не вещей и алтарей, а слов, легенд, мифов. Многих, правда, смущает то, что Эрнесто Гевара Линч де ла Серна, революционер и команданте Кубинской революции 1959 года, после смерти стал не только святым, но и чуть ли не поп-идолом. Да, придумали боливийские крестьяне литанию, и молят бедного Че, чтобы корова выздоровела, тиражировал его изображение Уорхол, и на майках без конца штампуют, но в чём здесь вина самого Че Гевары?

С рождения он страдал тяжёлой формой астмы. Загнанный в постель, сбегал из неё на футбол, регби, бокс, куда угодно, лишь бы жить. Поэтому геройство его было не глупой бравадой, не желанием эффекта, прежде всего ему хотелось поразить себя, ведь одно из первых его слов – «укол».

Кто бы мог подумать, что Тэтэ, чьё дыхание было похоже на мяуканье, возле постели которого так часто ночевал его отец, чтобы во время приступа прижать сына к груди, будет не только прыгать с чердаков, лазать по заборам, но и несколько позже, в январе 1956-го, сможет бегать по склону Ванегас, тренироваться до изнеможения, стрелять в индюков и бороться, задыхаться, до последнего скрывая от товарищей свою болезнь.

Потому что в своё бессмертие он шёл по мангровым лесам, а не по подиуму в блеске софитов, его аура не покрывается патиной. Конечно, расстрел в Боливии в 1967 году по приказу ЦРУ во многом способствовал его канонизации. Когда тело Че, привязанное к полозу вертолёта, перевозили из Ла-Игеры в Вальегранде, потоки ветра открыли ему глаза, и никто не смог их уже закрыть. Но изрешетить его показалось малым, нужно было ещё и кисти рук отрезать, и обезглавить позже, слишком нестерпимым оставался взгляд Че.

Жизнь его иллюстрируется множеством фотографий, сделанных его современниками и им собственноручно. Тэтэ, «поросёнок», в шляпе и пончо на ослике, а здесь он в вечной нейлоновой рубашке, которую и стирал на себе, сидя в ванной. С товарищами по медицинскому факультету в анатомическом театре, встречает рассвет на Мачу-Пикчу в священном городе империи инков во время знаменитого путешествия с Альберто Гранадосом, среди своих детей.

Хулио Кортасар в новелле «Воссоединение», написанной об одном из эпизодов Кубинской войны, словами героя (прототип – Че) описывает лицо его друга, хирурга, оно «загрунтовано – как холст – отличной жизнью». Лицо Че Гевары никогда не было загрунтовано не только сытостью, но и порохом, кровью, мученичеством или предчувствием скорой смерти. Да, убивал, расстреливал. Но не превратился в маньяка, серийного убийцу, пленных предпочитал отпускать, раненым врагам предлагал свою помощь. Откуда шёл его гуманизм? От врача-дерматолога, кем он был когда-то, подолгу работая в лепрозориях? От себя – астматика или от просто Эрнесто – человека? Кто знает. Странно, но не парадоксально в Че срастаются русское слово «человек» и характерное аргентинское словечко, междометие и обращение к собеседнику, ставшее его прозвищем.

Мы много видели портретов революционеров, поэтому так нравится лицо Че, который никогда не играл в вождя, только что в индейца, маркиза или древнего грека, и то в детстве, а фотографировался часто как для забавы, потому что у него сегодня хорошее настроение. Описывая первое впечатление от него, первая жена революционерка Ильда Гадеа ошибочно сказала о самодовольстве, потому что Эрнесто напрягал грудь по причине, нам уже известной.

Есть его фотография, сделанная Освальдо Саласом на Кубе в 1960-м. Че смеётся во весь рот, и если бы не берет со звёздочкой и морщины у глаз, было бы не понять, кто перед нами: партизан-интернационалист, мальчишка, влюблённый в свою принцессу Чичину, или победитель шахматного турнира.

Со временем художники дочувствовали христоморф-ность атеиста. На картине Алисии Леаль «Потому что ты не умер!» из обнажённого мраморного тела Че Гевары, написанного будто для «Пьеты», прорастает цветущий сад; Хуан Морейра воссоздаёт вокруг Хосе Марти и Че почти ветхозаветный антураж.

А Че Гевара, кажется, персонаж нелинеарный, раз след его ищется в Женеве, Конго, Москве, Пекине, по всему латиноамериканскому континенту. Именно это обстоятельство и отпавшая графа «национальность» не позволяют кинематографистам схватить его целиком и отправить из пункта А в пункт Б. Мексиканец Гаэль Гарсия Берналь, сыграв Че Гевару в фильме «Фидель», возвращается к своему герою в «Дневниках мотоциклиста». Соединив два фильма «Аргентинец» и «Герилья» с пуэрториканцем Бенисио дель Торо, Стивен Содерберг выдал нам Че полихромно и как бы документально. От чёрно-белой «Герильи», рассказывающей о поездке Че в штаб-квартиру ООН в Нью- Йорке в 1964 году, остаётся впечатление, как от «Герники» Пикассо, война и любое противостояние требуют чёткого графичного изображения в целом, что не мешает, впрочем, Че распадаться на множество фрагментов: камера выхватывает то глаза, то руку с сигарой, и в который раз есть возможность сотворить свой собственный миф о Че Геваре.

Валерия Олюнина