Коды памяти: ореховое варенье
Армянский музей Москвы и культуры наций продолжает публиковать современную армянскую прозу.
В этот предвыходной вечер вы сможете прочитать рассказ Виктории Аракеловой.
Виктория живет в Ереване, она кандидат исторических наук, доценту Института востоковедения Российско-Армянского Университета, но сегодня выступает с семейным рассказом «Коды памяти: ореховое варенье».
КОДЫ ПАМЯТИ:ОРЕХОВОЕ ВАРЕНЬЕ
Моя подруга из Турции, красавица Элиф с греко-армянскми корнями, привезла мне сувенир – ореховое варенье, сваренное старушками из последней армянонаселенной деревни Вакифлы, что в Самандаге, в Антакье. Антакья! Так и хочется сказать «Антиохия» – это древнее имя некогда селевкидской столицы, а затем центра Антиохийского княжества – гораздо органичнее звучит в контексте рассказа об армянских бабушках – они наверняка и тысячу лет назад варили там ореховое варенье…
Две баночки в декоративных матерчатых сумочках с замысловатым узором… Если бы она знала, какие эмоции они у меня вызовут! Кто ее надоумил? Чья рука незримо направила ее, когда она выбрала не местную вышивку или кружево, не традиционное для этих мест оливковое мыло ручной работы – эти вот две баночки орехового варенья из старого армянского дома?
Мы пили бесконечный чай в нашем саду - в беседке рядом со старым развесистым орехом - в деревне с очень древним названием Карби, восходяшим аж ко временам урартским, и размышляли о том, сколько же поколений наших предков сидели вот также на этой благодатной земле, сколькими незримыми нитями мы связаны с ними и друг с другом... И сразу же захотелось поделиться чем-то сокровенным – о чем мы, как правило, умалчиваем – и не только в научных или светских беседах, но и в самой задушевной болтовне за чаем. Просто потому, что для такого откровенного разговора действительно нужен серьезный повод - хотя бы такой, как ореховое варенье из Антакьи.
Все, кому выпало счастье расти рядом с бабушками, обязательно сохраняют в укромных уголках души ощущения, связанные с самыми беспечными моментами детства, с чувством абсолютной защищенности и какой-то беспричинной, кажущейся предвечной радости. Как-то даже неловко делиться этими ощущениями – кажется, всем они знакомы…А у тех, кто рос рядом с бабушками армянскими, ощущения эти, помимо прочего, связаны с величайшим из трансармянских брэндов – бабушкиным ореховым вареньем. Неважно, какой из краев армянской ойкумены эти бабушки населяли; если бы им довелось по какому-то неведомому промыслу собраться вместе, они нисколько бы не смутились. Быстро определив - по говору, деталям одежды и украшений и прочим, менее уловимым, нюансам – кто - откуда, они перешли бы к оживленной беседе, делясь личными рецептами и в абсолютно одинаковых интонациях поругивая неизвестно куда катящийся мир.
Антакья-Антиохия названа в честь Антиоха, Антиохия-на-Дафне, Антиохия-на-Оронте — город и район на юге Турции, административный центр ила Хатай. Фото Фото icimdekigezgin.com
Наш гандзакский клан, в котором собрались представители с самых разных концов армянских земель, не был исключением. Где бы мы ни жили, – а менять место жительства нам приходилось неоднократно – ореховое варенье неизменно оставалось не только неотъемлемой частью бытовой культуры, но еще и маркером особого отношения ко мне, старшей любимой внучке, для которой всегда, когда я появлялась в бабушкином доме – не важно, забежав к ней после школы или прилетев с другого конца земли – хранилась «последняя» заветная банка. Стоит ли говорить, что такого орехового варенья я не ела больше ни у кого!
Моя дочь родилась накануне дня рождения моей бабушки. Нет, я не дала ей бабушкиного имени, но мысли об этой самой незримой связи не отпускали меня ни на минуту. Маргарите не было и недели, когда я отправилась в дом-музей Параджанова – место, которое всегда вызывало во мне массу ассоциаций с родовым очагом – так много деталей общей городской культуры меня здесь окружают. Да, да! Если большинство посетителей приходят сюда, чтобы приобщиться к уникальной эстетике великого мастера, то я – всего лишь чтобы попасть в пространство собственного детства. Мне так и хочется сесть за покрытый скатертью круглый стол и выпить домашнего вина в окружении милых сердцу коллажей. Я забрела сюда не то чтобы просто так, но однозначно не для того, чтобы в очередной раз вдумчиво вглядываться в причудливые экспонаты – просто хотелось в этот значимый момент окунуться в атмосферу, которую в моей собственной жизни могла создать только бабушка, но ее давно уже не было в живых. В тот день я не ждала встречи ни с оплакивающей параджановскую судьбину Джокондой, ни с магическим «Зеркальным карпом», ни с дерзким и так гениально «увиденным» мастером «Детством Чингиз-хана». Все это не имело значения, вот я и бродила, опустив голову, бесцельно – по двору, по комнатам и коридорам… И когда, наконец, решилась поднять глаза, то мгновенно поняла, почему я здесь – прямо передо мной висел самый пронзительный из всех параджановских коллажей, самый интимный по ощущениям – «Бабушкино ореховое варенье»… Ну как такое возможно: вот они – бабушкины чашечка, чайная ложка, розетка с орехами. Ах, эта золотая кромка по краю блюдца! Неужели я становлюсь сентиментальной? А когда, пройдя вглубь темного коридора, я натолкнулась на другую работу маэстро - небольшую, почти незаметную, но столь знаковую в тот момент «Маргариту», круг замкнулся. Маргарита из цветов и травы, невесомая, как исходный материал мастера, смотрела на меня несколько смущенно, но, как мне показалось тогда, очень жизнеутверждающе. Я стояла совершенно ошарашенная столь явной демонстрацией связи времен и не находила объяснения произошедшему. Ничто на целом свете не могло в тот момент так отозваться в моем сердце, как эти два коллажа, соединившие воедино четыре поколения...
За стенами музея раннеапрельское солнце беззастенчиво слизывало наиболее упорствующие следы зимы. Прямо на глазах последние островки снега превращались в лужици. Но думать о физике не хотелось, а хотелось – о метафизике, о нелинейности времени и вечной жизни.
Ну как было не рассказать об этом Элиф за чаем с ореховым вареньем из Антиохии, простите – из Антакьи!
А вслед за этим мне вспомнилась еще одна история - моей грозненской подруги Анны и ее бабушки. Старушке ну ни в какую не хотелось уезжать из родного очага, «несмотря ни на какие боевые действия»: «И не такое видели!» - как отрезала прошедшая Великую Отечественную Маро Георгиевна. И когда Анюта уже составила в голове гениальный план по вывозу бабушки из Грозного, ей неожиданно, в силу обстоятельств, самой пришлось срочно покинуть город, как ей тогда казалось – на пару дней. Анюта дала бабульке эту пару дней на сборы, оставив сотню наставлений и обложив продуктами, обратила особое внимание на то, что паспорт – в ящике комода, ну и предупредила соседку «Бди!». Бабушка же с присущим ей хладнокровием попросила не драматизировать, но настоятельно потребовала, чтобы внучка прихватила с собой старинную Библию и массивный серебряный пояс с бирюзой, доставшиеся Маро аж от ее прабабки. Анюта не посмела ослушаться. Однако уже на следующий день в город никого не пускали. Анюта металась, как пантера – Маро там одна! У Анны с бабушкой всегда были особые отношения. Старушку боялись все четыре поколения Туманянов. После смерти мужа она уверенно заняла место главы клана – впрочем, Анюта уверяет, что это место за ней всегда и числилось – дед просто боготворил жену. Единственным человеком, имеющим неограниченное влияние на бабушку Маро, была любимая внучка…
… В город Анюта прорвалась только через неделю. Ей вызвался помочь какой-то парень из медсанчасти. Уже приближаясь к дому, Анюта поняла, что они опоздали – за зияющими пустотами окон и дверей их явно никто не мог ждать. Странно выглядел уцелевший сад и сарай с сорванной дверью, в проеме которой на полках виднелись аккуратно расставленные баночки с ореховым вареньем. Парень кинулся Анюту успокаивать, но она – кремень, как и ее Маро, отстранила его, подошла к сараю, взяла с полки баночку с вареньем и, прижав ее к груди, присела на ступеньки. Она точно знала, что не могла вот так потерять свою Маро. И что бы вы думали – старушка и вправду спаслась! Анюта со своим бодигардом нашли какой-то пункт, где пытались хоть кого-то зарегистрировать и хоть что-то упорядочить. Маро Георгиевна Туманян, 1917 года рождения, в списках значилась. Более того, ее тут хорошо помнили и даже хвалили: почувствовав реальную угрозу, умудренная жизнью Маро Георгиевна не просто не растерялась, но и проявила поразительные организаторские способности, приведя с собой группу соседей – стариков-женщин-детей, чем и спасла им жизнь. Уходя из дома, она – советский человек! - предусмотрительно взяла с собой паспорт, деньги и записную книжку с номерами московской родни. С родней связались, бабушку вывезли из зоны боевых действий вместе с остальными, пристроили в проходящий поезд... Когда Анюте все это рассказывали в конторе, она сначала расплакалась, а потом начала лихорадочно смеяться - представила вдруг, как там сейчас Маро строит дядькино семейство! Анютин дядя когда-то под натиском молодой супруги рванул куда-подальше от клана, от всей этой бабулькиной тирании - жидкая порода, в общем…Сама Анюта всегда говорила, что она и сильна-то по жизни вот этой бабулькиной любовью прежде всего, всем этим ее жутким характером, за которым скрывается сильная воля восточнохристианской женщины, не нашедшая применения в условиях мирного времен…В общем, когда Анна вышла в Москве из поезда, картина была еще та! На перроне ее встречал вся московская часть клана - с совершенно счастливыми улыбками и с надеждой во взглядах – спасительница приехала! Cтарушка, понятно, ожидания оправдала… Вечером за чаем Маро, обнимая Анюту и по привычке отдавая распоряжения на ближнюю и дальнюю перспективу, поручила сыну подумать, откуда можно будет привезти зеленые орехи в сезон варенья…
Элиф слушала меня, хлопая пушистыми ресницами, улыбаясь и роняя слезы. Ее бабушки – греческая и армянская - из другой реальности, но, попади они в эту, несомненно были бы такими же. Что могли передать своим внукам христианские дети, родившиеся в Турции в 20-х и чудом оставшиеся в живых, а значит – вынужденно утратившие весомую часть своей самости? Они не могли воспитать детей в христианской вере, дать им нетурецкие имена и общаться с ними на родном языке. Возможно, поэтому красавица Элиф говорит, что, она, кажется, не верит в Бога. Но мне есть чем ее успокоить. Мои собственные бабушки – ни армянская, ни русская - тоже не научили меня молиться: мне пришлось это сделать самой и с большим опозданием... Но кое-что очень существенное все наши бабушки все-таки сделали. В своих бесконечных странствиях они сберегли для нас особый душевный мир, который является неотделимым атрибутом веры и который неизбежно – пусть через поколения – обязательно укажет нам Путь. И разве удивительно, что подруга с той стороны Арарата привезла мне не вышивку и не кружево, а ореховое варенье из старого армянского дома в Антакье – частичку этого мира. Мы решили с Элиф, что в следующий мой приезд в Турцию вместе отправимся к антиохийским бабушкам. Она уверяет, что я буду чувствовать себя у них как дома. Да я и не сомневаюсь.