Люси Лисовская

Художник, писатель, блогер, эмигрант со стажем, и наконец просто красивая женщина. В гостях у Армянского музея Люси Лисовская.

- Принято считать, что женщины, живущие активной жизнью, беспомощны в быту. Но все окружение дружно опровергнет это, приведя в пример тебя. Ты помнишь свое первое сложное блюдо?

-О да, это была утка в апельсиновой карамели и мы ее запивали крепкими отношениями, тоже мною сваренными, горькое послевкусие которого на удивление долго держалось. А все началось с того что кто-то подарил книжку "Когда мамы нет дома" с незатейливыми рецептами для детей. И так как мамы действительно дома не бывало (она очень много работала), благодаря книге начались первые шаги на кулинарном поприще. Это был очень трагикомичный опыт.

- Почему?

Книжка оказалась не такой уж незатейливой, а настоящей бедой для меня. Это был западный продукт, переведенный на русский язык, и в каждом рецепте был минимум один не понятный советскому ребенку ингредиент...Ну откуда скажите на милость мог знать советский ребенок из Армении, что такое карамболь или цукини, арахисовое масло или брокколи? Может кто и знал, но я - нет. Мне было тогда лет восемь... Приходилось замещать или вовсе игнорировать эти составные, из-за чего результат иногда получался, мягко говоря, не съедобным. Переведя по чем зря продукты, я перешла на советские кулинарные книжки и уже годам к 14-15 любая моя импровизация была из серии "пальчики оближешь".

- Как ты думаешь, в чем разница между теми, кто умеет готовить и всеми остальными?

- Те, кто не умеют готовить от тех, кто готовит? У них лучше развито чувство меры и времени. 

- Ты вспоминаешь блокаду?

- Это память, которую нельзя убить, едва тёплое «что попало» с кусочками гуманитарного со вкусом лекарства, в прикуску с вкусными картинками из "о вкусной и полезной" под керосиновым светом и угаром, почти соусом. Страшно это. У меня тогда всегда болела голова. До сих пор с тех пор... не страшен был голод, сам страх перед ним был страшен.

- Если не дай Бог этот повторится, что ты сделаешь в первую очередь?

- Что бы я сейчас не сказала, в реальности это может оказаться неправдой. Мне думается, первое, что я попытаюсь сделать, это уберечь своего ребенка от голода, и любая цена, заплаченная за это, будет оправданна. Я помню, как я смотрела, как убивается моя мама, чтобы накормить нас с сестрой ... Именно тогда я стала по настоящему взрослой.

- Ну, давай о чем-нибудь более веселом. В девяностые в Ереване начиналась клубная жизнь. Чем это стало для города, как изменило его?

- Началась внезапно и повально, как инфекция, ну и да...народ гудел-болел-и снова гудел.Были парни, которые умели это делать, но им не давали развивать клубную культуру пошагово, грамотно. Хотя они пытаются и сейчас... и это славные парни, но вышло то, что вышло, нечто половинчатое и болезненное, наигранное, что ли... Словом, я отвергаю наличие такого понятия как клубная жизнь в Ереване. 

- Что мешает ей развиваться?

Менталитет. Во всем мире в клуб ходят, чтобы расслабиться – потанцевать, покричать, выпить. Одним словом - сбросить накопившийся за неделю стресс. А в Армении все по-другому.Всякий раз, когда я попадаю в найт-клаб в Ереване, меня не покидает ощущение того, что тут люди вышли на охоту за сиюминутными плотскими наслаждениями, а не для того, чтобы расслабиться или оттянуться. Если этот элемент присутствует везде, то в ереванских ночных клубах он доминирует, и несет какой-то неприятный характер. Помимо этого, целевая аудитория клуба - это всегда молодежь, а у армянской молодежи нет личных средств на подобные развлечения.В итоге картина весьма нелицеприятная. Толстые дядьки угощают виски молодых парней-халявщиков, ради их знакомых, совсем еще девчонок, которые не вполне соображают, что происходит на самом деле. Любой клуб в Ереване, способный вместить в себя более ста человек, простаивает по большому счету прежде, чем окончательно закроется.Я не имею в виду душные комнатенки, куда забивается по 50 человек каждую "пятницу-развратницу" самая несуразная публика. Я имею в виду клубы в полном понятии этого слова.Пару раз в Ереване бывали бумы с открытием подобных (за дело брались люди, понимающие в этом толк) но повторюсь, жизнь таковых была, к сожалению, коротка.

- Весьма мрачно. А что у нас получается?

- Пабы и мюзикрумы -  вот что действительно хорошо получается в Ереване Второе, к сожалению, мало кому доступно из-за высоких цен.

 - Ты часто бываешь в Ереване, как он изменился?

- Ереван - это Любовь! Это погибель! Это странный город, город вилки и ножа, крайностей. Город, не располагающий к веселью, но в погоне за ним. Так и хочется процитировать мрачного Бодлера, но, пожалуй, воздержусь. У него есть прекрасные, хоть и жуткие стихи о похожем городе.

- В каком возрасте ты впервые узнала о Геноциде?

- Это идет с молоком матери, откуда-то из-под камней. Я могу найти объяснение чему угодно, любому явлению, но только не геноциду, не холокосту.  Это, пожалуй, единственное непоколебимо категоричное, с чем я непримирима.  Я помню! Я требую!

- Сколько тебе было лет, когда ты впервые выехала из Армении? 

- Шесть. Я помню себя с этого возраста, наверное, родилась шестилетней. С тех пор, приезжаю только что бы уехать вновь.

- Но ты же живешь в Ереване подолгу. Чем бываешь занята в это время?

- Это интересный вопрос конечно. Всякий раз, когда меня подолгу не бывает в Ереване, мне кажется, что там что-то изменилось в лучшую сторону. То ли через соцсети мне так видно, то ли я выдаю желаемое за действительное. На самом деле, я всегда мечтала жить в своем городе вблизи своей семьи, творить во благо своей Родины.  Но нет, сегодня это мираж и призрачная надежда. Я приезжаю в Ереван и мгновенно убеждаюсь в этом.

- А какие конкретные мысли, какие чувства, в чем вообще причина?

- Такого ощущения невостребованности и ненужности я не испытывала нигде. Мне бы в пору примерить на себя чужие дела. Стать служащей в каком-нибудь ларьке-кабаке или магазине турецких тряпок, да?Но нет - для этого нужны серьезные завязки, и умение вогнав голову в плечи ходить по мукам с протянутой рукой, с выражением смирения и обреченности на лице. А я так не умею. Кроме того, ненавижу, когда общение превращается в хождение по минному полю. Не хочу контролировать свой язык.

- И что же ты делаешь, когда приезжаешь?

- Бездумно развлекаюсь и тунеядствую, заболевая от всего увиденного, заболевая от разочарования.
Я предаюсь удовольствиям с жадностью последнего раза. В начале я ищу логику в своих поступках, а потом вспоминаю, что я творческая личность, и вопрос отпадает сам собой. Если повезет, могу даже влюбиться ненадолго. Я делаю зарисовки для своих будущих работ и храню их в своей больной голове.
Понимаю, что как только я выберусь из этого "тумана-дурмана", реализую все свои задумки и зарисовки.

- Ты жила во многих странах, и мне очень хочется спросить тебя об эмиграции. Для нашего поколения она имеет совсем иное значение, чем для наших родителей.

- Эмиграция - это всегда самое незащищенное состояние. Это очень тяжелый психологический процесс. Наши родители не так легко адаптировались, как это делаем мы. Для них это сродни измене, зачастую и самому себе. А для нашего поколения это необходимость выжить, надеюсь для наших детей это будет исключительно свобода выбора. 

- И все-таки, ты жалеешь о том, что судьба нашего поколения так сложилась?

- Скажу честно. Вопрос не в том, жалею, или нет. Мне грустно, что все это не принесло результата, оказалось напрасным. Что тысячи судеб и жизней изломаны и покалечены, и этой жертвы мало, они влекут за собой еще тысячи таких же по сей день. Цена была уплачена за светлое будущее, а живем мы по-прежнему во мраке. Жалею о тысячах детей, лишенных детства, о тысячах незащищенных стариков. О голодающих семьях, положивших свои жизни на благо страны. О матерях, потерявших своих сыновей, матерях, которые еще долго будут терять своих сыновей. О том, что у кормушки власти люди, неуемные в своей алчности. Жалею о том, что моя многострадальная Армения раздираема изнутри новым и беспощадным геноцидом. Жалею о том, что бушует эмиграция по чище той, что была в начале девяностых. Хотя, жалею ли я? Нет. Мне просто больно произносить эти слова, думать об этом.

- Что ты скажешь о новом поколении, чем сегодняшние  двадцатилетние отличаются от сорокалетних?

- Скажу так – дети совершенно отбились от рук. О, нет, я не в общепринятом смысле. Сегодня по достижении возраста своих родителей они действуют, мыслят, страдают, творят, потребляют, работают и вообще живут иначе. Выявлено, что большинство людей вне зависимости от разницы в возрасте оказываются носителями сходных ценностей. Мы, «поколение X», выросли в стране, где за бананами стояли очереди, а «Пепси-кола» была настоящим праздником. Книги, фильмы, спектакли, одежда. Все у нас было не таким, как у детей во Франции, Испании, Италии или США. Люди «поколения Х» в СССР и в развитых странах произрастали в кардинально различных информационных, понятийных и культурных пространствах. А теперь — посмотрите на нынешних подростков. Они читают те же книги (Гарри Поттер интернационален, а вот «Бронзовая птица», «Тимур и его команда», оказались за бортом). А Шрек говорит на русском, английском, французском, немецком и, кажется, даже на суахили. И вносит свой вклад в процесс формирования нового поколения, причем уже в планетарных масштабах. Ну а Интернет, международный туризм и все более распространенное обучение за рубежом дополняют картину. Теперь уже есть все основания говорить о новой тенденции, вызванной глобализацией. Различия между поколениями в разных концах света стираются с невероятной скоростью.

- Каким ты видишь будущее Армении в идеале?

- Начнем не с идеала, а просто с малого, скажем для начала отопление и горячую воду в каждом доме без кредита. А потом уже поговорим об идеале. А если честно, я верю в поколение 2000х - поколение Z. Замечательное идёт поколение. Смелое!