Ованес Азнаурян

Когда Рита и я стали любовниками, Рита сказала:
— Ну и что? Мы же никому ничего плохого не делаем...
И я тогда согласился. И тогда как раз наступил ноябрь. И когда наступил ноябрь, началась настоящая осень и пошли дожди. Дождь моросил почти круглосуточно, пахло мокрыми листьями и почему-то эклерами. Люди жили, ели эклеры и смотрели, как умирает осень. В декабре было точно так же, но запах эклеров почему-то куда-то исчез, появились совсем другие запахи, а потом и наступил Новый год. Ничего особенного. Просто встретили Полночь, Лола, Давид, Артур и я. Посидели еще немного и где-то через полчаса пошли спать. Не доев "оливье", не допив шампанское, не досмотрев обязательный новогодний концерт по телевизору. Просто заснули. И у нас с Лолой секса не было. Хотя и вроде намечался. А вообще-то очень давно не было секса у нас с Лолой.
Вычитал пару дней назад шутку "Первые десять лет мужчина с женщиной — супруги, следующие десять — брат с сестрой, а потом — две сестры". Улыбнулся: с Лолой мы женаты уже пятнадцать лет.
В новогоднюю ночь снег так и не пошел, как все предполагали и ждали. Был только дождь с туманом, было тепло, и казалось, что осень снова возвращается, и так никогда и не умрет. Но осень все же умерла — ей уже некуда было деться, хоть снег так и не пошел. Просто однажды мы поняли, что осени нет, и это было где-то в середине зимы. Надо же было такому случиться, что зима 2010 года окажется бесснежной, думал я. Все время туман, дожди. У взрослых и, особенно, у детей было чувство, что их обманули со снегом, но уже ничего невозможно было поделать. Старики говорили, что раньше, очень давно бесснежные зимы не были редкостью. Видимо, на самом деле все возвращается на круги. И в природе, и в человеческой жизни наблюдается цикличность, подумал я, возвращаясь домой, и понадеялся в душе, что все-таки жизнь — это не просто заколдованный круг, из которого нет выхода, а спираль. Очень понадеялся.
Я возвращался домой. Я думал о том, что очень хочется поесть, и еще о старости. Мне было тридцать пять лет, и я вдруг подумал о старости, вернее, о том, что молодость прошла... В воздухе пахло мандаринами, как напоминание о новогодних праздниках, и еще сигаретным дымом. Сигаретный дым пропитал все: одежду, тело, душу, мысли. Пачка уходила за пачкой уже автоматически, и лишь слышно было иногда, как кто-то очень тихо взывает о помощи, выстукивая отчаянное SOS, и это было сердце™ Но бросать курить не хотел, хоть и понимал, что это — медленная смерть. А может, я хотел умереть? Может, потому Лола мне и сказала, что я никого не люблю и не любил никогда в своей жизни. Что я эгоист. И заплакала. Она вообще в последнее время много плакала. И я чувствовал себя виноватым. Лола очень хорошо могла делать так, чтоб я чувствовал себя все время виноватым...
Я возвращался домой. Куртка, шарф, на плече — ноутбук. В одном кармане мобильник, в другом — сигареты, два конских каштана, ключи с брелком в виде обезьянки.
Моросил дождь. Так бывает: ни о чем конкретном не думал. Голова была легка, в сердце не колотило, и даже не хотелось закуривать. Хотелось, чтоб пошел снег. Хотелось запаха снега, а не этого вечного запаха осени, перемешанного с вечным запахом весны. И еще хотелось кушать, но я знал, что аппетит я себе всегда сумею испортить чашкой кофе и сигаретами. Сразу же подумал о фильме "Кофе и сигареты" Джармуша, потом подумал, что надо просмотреть фильмы в папке "Новое" (фильмы, скачанные недавно из Интернета и еще не просмотренные). Но на это, видимо, не будет времени ни сегодня, ни завтра. Я работал системным администратором в большой компании интернет-связи.
Теперь я возвращался домой, и, конечно, опять было чувство вины. Ибо я два дня провел с любовницей — слово-то какое плохое! — моей любовью, с Ритой, которую действительно любил. Я сказал Лоле, что уезжаю на два дня к своему другупоэту (тот преподавал в провинциальном городке Верно, где был маленький университет), а сам поехал в курортный поселок Дорми. Поехал на рейсовом автобусе, чтобы провести два неполных дня с Ритой.
Когда Рита появилась в моей жизни, я понял, что взошло солнце. Когда Рита появилась в моей жизни, все зацвело, задышало™
Был рюкзак с ноутбуком за плечом, куртка, длинный белый шарф. Когда автобус, запыхтев, остановился, я, закуривая, вступил на мокрый асфальт и удивился чистоте здешнего воздуха. Курортный поселок был высоко в горах и теперь утопал в тумане. Я обогнул угол улицы и оказался на площади, круглой как пузырь, где был памятник какому-то полководцу. Было еще утро. В воздухе пахло моросящим дождем и свежеиспеченным хлебом. И то и другое возбуждало аппетит. На противоположной стороне площади виднелась еле заметная от тумана вывеска: "Бистро". Я перешел площадь по диагонали и вошел в бистро.
— Чашка кофе, сигареты "Винстон", булочка с вишневой начинкой.
Рюкзак с ноутбуком, куртку, длинный белый шарф положил на стул рядом.
— Вы, кажется, не местный? Могу я чем-нибудь вам помочь?
— Вы правы, я буквально пятнадцать минут назад появился в вашем городе. И помощь, признаюсь, мне не помешает.
— Что я могу для вас сделать? Вы надолго к нам?
— Это пока неизвестно. Однако я бы хотел снять квартиру, а не номер в гостинице. Сами знаете, цены нынче высокие.
— Я достану вам парочку адресов, посмотрите, какой подойдет.
— Очень хорошо. Вы очень добры. И кофе у вас очень вкусный.
— Да не за что! А что вы будете делать в нашем городе? Зачем вы вообще приехали?
— Простите, а вы не работаете, случайно, в секретных службах?
— Нет... Простите, что был навязчив.
—Не обижайтесь. Понимаете, трудно ответить на вопрос, почему я приехал в ваш город. Наверное, потому, что в вашем городе я еще не был.
— Неужели вы бывали во всех других городах мира?— на лице официанта отобразилось восхищение.
— Почти, — ответил я с улыбкой, но это было вранье. — А у вас в городе всегда такие туманы?
— Нет. Только в этом году что-то много туманов, дождей, а снега пока еще не было. И туристов совсем мало.
— Думаете, глобальное потепление?
— Хрен его знает, — честно ответил официант.
В бистро зашли молодая девушка и парень, и официант, извинившись, подошел к новым посетителям. Наверное, официант этот был ко всем посетителям столь же предупредителен.
Девушка и парень были грустны; кажется, девушка недавно плакала. Они явно хотели, чтоб их оставили в покое, однако официант все вертелся вокруг их столика и, кажется, надоедал с вопросами. Надо было его позвать, а то из-за него девушка и парень окончательно могут поссориться, — подумал я.
— Вы не подскажете, какое сегодня число?
—Простите?
— Какое сегодня число?
— Вы не знаете, какое сегодня число?
— Нет. Вас это очень удивляет?
— Признаюсь, да. Сегодня суббота, пятнадцатое число.
— Большое спасибо.
— И это все?
— Да, все замечательно.
— Что замечательно?
— Что сегодня такой день: суббота, пятнадцатое число. Разве это не прекрасно?
— Не знаю. — Официант был явно озадачен.
—Вот вам деньги за кофе и булочку. Я зайду к вам через час. Вы не забудете, что обещали мне дать два адреса, где сдают в аренду квартиры?
— Конечно, нет!
— Вот и отлично. И оставьте этих молодых в покое; им хочется побыть вдвоем.
— Слушаюсь!
Туман по-прежнему разгуливал по улочкам курортного поселка, и в воздухе было очень тихо. Голоса птиц. Влажность. Сигаретный дым.
Я погулял по поселку и опять вернулся в бистро.
— Признаться, не очень повезло, — сказал официант.
— Совсем нет квартир?
— Все занято. А я еще жаловался, что туристов в этом году мало.
— Очень плохо.
— Но есть один домик. Не знаю, подойдет он вам или нет?
— Какой домик?
—Если проехать по этой дороге в гору километров пять, вы найдете почти у вершины горы двухэтажный домик. Он построен для Дома отдыха, который находится чуть ниже. Теперь он пустует. Менеджер Дома отдыха сказала, что возьмет недорого. Вас это устроит?
— Вполне!
И официант назвал цену. И сообщил номер телефона менеджера Дома отдыха. Менеджера звали Лена.
Расстояние в пять километров прошел за час с лишним. Недавно асфальтированная дорога все время поднималась вверх, поворот за поворотом. Дышалось с трудом (все же надо бросать курить!); остаток пути прошел с менеджером, которую звали Лена; она оказалась очень худой женщиной под пятьдесят, которая без конца курила дешевые сигареты.
Домик был зеленый с белой крышей, белыми окнами, белой дверью. Лена показывала: "Холодная, горячая вода, газовая плита; туалет-ванная отдельно." Менеджер Лена ушла, объяснив напоследок, как включить отопление.
Я рухнул в кресло в холле, на первом этаже, конечно же, закурил, достал свой старый и очень родной мобильник (дедушка по нынешним временам) — "SIEMENS ME4" — и написал короткое эсэмэс:
"Домик на горе. Пять километров от центра. Найдешь. Тут всего одна дорога на гору".
И Рита приехала. На своем "ниссане". У Риты был белый "ниссан", и я к этой мысли никак и никогда не мог привыкнуть. У меня у самого машины нет, потому что я не хочу иметь машину. В ней просто нет необходимости, да и слишком много нервов и денег отнимает она. И я часто с сожалением смотрю на своих приятелей, которые, кажется, продали себя в рабство машине (где достать по дешевке зимние покрышки, как припарковаться, когда свозить машину в сервис, ибо что-то где-то в ней стучит). Они мне, по меньшей мере, смешны, и я постепенно убеждаюсь в мысли, что смыслом жизни моих приятелей является машина. Ведь о машине они заботятся больше, чем о своих собственных детях.
Когда Рита приехала, пошел дождь. И мы весь день остались дома. Только к ночи небо очистилось, и мы вышли погулять вокруг дома и посмотреть на звездное небо. Оно было удивительное здесь, и Рита призналась, что никогда раньше не видела такого неба. И поблагодарила меня за эти звезды. Мы гуляли круг за кругом вокруг дома и смотрели на звезды.
Когда Рита приехала, мы занялись любовью, потом решили выпить кофе, а потом подумать об обеде. Я сидел на табурете в кухне у стола и смотрел, как Рита готовит кофе.
— Ты выглядишь как-то неважно, ты знаешь это?
— Нет. Не знаю. И как я выгляжу?
— Устало.
— Пройдет. На работе много дел.
— Ты думаешь дело в этом?
— А ты?
— Я думаю, дело во мне. Тебя утомляет и истощает двойная жизнь, которую ты ведешь.
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя любовница, забыл? И ты ведешь двойную жизнь. Это тебя и истощает.
— Просто на работе много дел, Рита.
Рита посмотрела на меня.
— Прогони меня, когда почувствуешь, что больше не можешь вынести. Вынести меня.
— Ты говоришь глупости.
— Обещаешь, что прогонишь меня, когда я тебе надоем?
— Спасибо. А теперь давай пить кофе, и я потом измерю тебе давление.
—Может, все же наоборот?
— Не учи меня, — рассмеялась она.
Давление мое оказалось на удивление в норме, и мы решили заказать на обед (или на ужин?) жареных цыплят. Я позвонил Лене, и она сказала, что нам не надо спускаться в столовую Дома отдыха, что все принесут к нам наверх, и тогда я и попросил жареных цыплят.
— Только вино вам лучше купить из магазина, а то у нас очень дорого, — сказала Лена.
— Спасибо большое за совет. Пускай рассыльный, который принесет нам цыплят, купит две бутылки вина и сигареты "Винстон", я дам ему денег.
— Хорошо. Все будет сделано.
Вечером, когда дождь перестал, мы вышли погулять и смотреть на звезды. Тогда Рита и сказала, что никогда в жизни не видела такого звездного неба.
Ночью мы опять занимались любовью, потом еще занимались любовью, и заснули под утро. Но я, как обычно, встал в восемь тридцать. Я вышел на веранду пить кофе. Тяжелые тучи с утра нависли над долиной и теперь сплошной темно-серой массой двигались на северо-восток и упирались в гору, цепляясь за вершину и обволакивая ее. Потом задул ветер, и неожиданно заморосил дождь. Было холодно, и слышны были голоса птиц из леса, что был позади дома. А вообще было очень тихо, непривычно тихо; лишь иногда доносился далекий гул какой-то машины, едущей, вероятно, из Теофиля к Озеру (или обратно). Но этот гул очень быстро исчезал, и воцарялась прежняя тишина. Дом был двухэтажный. Деревянная лестница, вела из первого этажа, где были спальня, кухня и столовая, на второй этаж, где были еще две спальни. Ступени лестницы скрипели, когда поднимались по ним, и это придавало особую романтичность и какой-то особый уют. Домик этот был на вершине холма, обросшего лесом, и из окон его открывается вид на долину внизу, гору вдали, о которую упирались теперь тучи.
Дождь перестал так же неожиданно, как и начался, и из-за оборванных ветром туч выглянуло солнце, и улыбнулось. Другое солнце вышло из дома на порог и, щуря глаза от яркого света, посмотрело на чашку кофе, сигареты и пепельницу, улыбнулось и сказало:
—Привет! Как ты спал?
И я почувствовал себя очень счастливым.
У Риты были черные волосы, чуть высветленные с макушки, миндалевидные карие глаза и овальное лицо с дерзкими ямочками на щеках. Глаза ее искрились, хоть и видно было, что часто в них может быть грусть. Она была среднего роста, отлично сложена. На ней были длинный свитер, колготки и спортивные туфли. Движения ее были медленны, не суетливы, но уверенны. Она говорила быстро, но и понятно было, что над каждым словом она думает, каждое слово продумывает, а не просто тараторит, что придет в голову. Она была из тех девушек, которые нравятся мужчинам. Да, подумал я. Вокруг нее всегда были и будут мужчины. И тем не менее она всегда будет одинока. во всяком случае она всегда будет себя чувствовать одинокой. Господи! И чего таким женщинам не хватает? Но, видимо, всегда оказывается некто или нечто, что портит им жизнь, и они от этого бывают грустны. А иногда бывает так, как обычно складывается жизнь. Как известно, не очень весело. Ведь у многих складывается невесело. Я никогда не спрашивал, но наверняка у нее есть история или истории. У всех людей ведь есть истории. И каждый человек — это собрание историй, случаев. Каждый человек — это книга, которая пишется на протяжении всей жизни. И к концу жизни получается — полное собрание сочинений, историй. И вот с этой Книгой человек предстает перед Богом. Иногда эту Книгу пишет человек, иногда Книга эта пишется сама по себе. Глава за главой. Страница за страницей. У Бога, наверное, удивительная библиотека. Вот бы устроиться после смерти работать библиотекарем в этой библиотеке!
— Я сейчас налью себе кофе и вернусь к тебе.
— Хорошо.
Каждый раз, когда я смотрел на Риту, какой-то ком подкатывал к горлу. Я подумал об этом и потом попытался выяснить, отчего это происходит. Но так и не нашел ответа. Рита снова появилась на веранде с большой чашкой кофе и села мне на колени.
— Ты любишь кофе больше, чем меня?
— Скажем так: я вас люблю по-разному, — улыбнулся я.
— А разве можно любить по-разному?
— По-моему, только так и можно любить.
— Но тогда сердце становится общежитием каким-то.
— Я бы сказал, что сердце — большой бордель. Кого только там не бывает.
— Ты это специально так говоришь?
— А что такое?
— Ты же знаешь, что я бешусь, когда ты так говоришь.
— Ладно, не бесись. Я тебе вот что скажу: я люблю тебя больше, чем кофе.
— Вот с... ты сын! Я должна быть благодарна и счастлива от этого?
— Конечно, — рассмеялся я и поцеловал ее.
Днем к нам в гости пришла менеджер Лена. Почему-то стала о чем-то расспрашивать. Мы, смеясь, рассказали, что мы любовники, и предложили ей кофе. Менеджер Лена согласилась, и, когда мы пили кофе, она вдруг начала рассказывать свою историю:
— Мы не были знакомы. Просто каждое утро в течение нескольких лет видели друг друга на остановке, потом вместе садились в один и тот же троллейбус, доезжали до конечной остановки, в институт. Мы не здоровались, не общались, не разговаривали. Однажды зимой я простудила легкие. Месяц лежала. Выздоровела и снова в институт. Дошла до остановки. Он был там, как всегда. На его лице была тревога, а сам он был похудевший.
"Болела?" — спросил он меня.
"Да."
И больше ничего.
Прошли годы. У меня замечательный муж, две дочки. Одна в Париже, другая здесь, обе учатся, у нас дружная семья. Недавно к нам приезжали гости из Америки. Как это у нас принято, повезли гостей на экскурсию к языческому храму Солнца, единственному, который остался у нас в стране после христианизации. Показали храм, выходим. И вдруг необъяснимое чувство охватывает меня. Необъяснимое, но знакомое. Ком в горле, сердце стучит все быстрее и быстрее. Спускаемся по лестницам. И вдруг вижу: по лестницам поднимается он, мой знакомый с остановки. Мы поравнялись.
"Муж?" — спросил он.
"Да", — ответила я.
И опять все. Это был наш второй и последний разговор. Кто знает, может, опять вот так встретимся когда-нибудь. Я узнала, что он стал крупным писателем...
Когда Лена ушла, Рита сказала:
— Знаешь, о чем я подумала?
— О чем?
— Что было бы, если бы мы так и не познакомились тогда, в тот день?..
— Я тоже об этом подумал только что™ Страшно, правда?
— Да, страшно™
Теперь мне казалось, что Рита всегда была. Что я ее знаю тысячу лет. А между тем — это случилось всего лишь в ноябре. Тогда Рита и сказала:
— Ну и что? Ведь мы никому ничего плохого не делаем™
Рита просто ворвалась в мою жизнь и пока еще оставалась там. И потом она часто в шутку или всерьез говорила, что давно "присмотрела" меня, что она "охотница" по своей натуре и она охотилась за мной.
— И я тебя заполучила!
—И натворила черт знает что!— пробормотал я, но все равно: с Ритой я чувствовал себя очень счастливым. Наверное, почему-то так бывает, что когда в твоей жизни появляются такие девушки, как Рита, ты и чувствуешь, что живешь. Живешь по-настоящему. Но они, такие, как Рита, вытворяют с твоим сердцем, что хотят, и оставляют след; таких, как Рита, ты потом помнишь всю жизнь. И я сказал:
— Заполучить меня было не так уж и трудно, не так ли? Я был уставший, разбитый, потерянный™ Я сразу же сдался™
— Пускай будет так, — улыбнулась Рита, — если тебя не смущает тот факт, что обычно мужчина охотится за женщиной. Ведь охотник именно мужчина. Так было испокон веков.
Теперь рассмеялся я:
—Времена изменились, моя любовь! Дикие охотники канули в Лету, уступив место амазонкам. Кстати, ты знаешь, что в истории, как и в моде, наблюдается некая цикличность. Вот мы и возвращаемся, наверное, к матриархату.
— Ведь вам, мужчинам, так удобнее, не так ли?
— Да, конечно™
Рита и я поднялись наверх, в спальню и, не раздеваясь, легли. Я закурил и обнял ее, и она уткнулась мне в плечо.
— Знаешь, какое мое настоящее первое литературное впечатление?— спросила она. — Это рассказ Мопассана.
— Странно, — сказал я. — Мопассан был твоим первым автором?
— Да нет, послушай. Ты не понял, почему литературное. Я прочла его один рассказ — он был последний в томике, — но последние две страницы были вырваны. Я была маленькой девочкой, и жили мы тогда в деревне. Книги я брала из местной деревенской библиотеки. Так вот. Последние две страницы были вырваны, и я не могла знать, чем закончилась история. Рассказ господина Мопассана мне очень понравился. И я не находила себе места. Мне очень хотелось узнать финал. А узнать не было возможности (во всяком случае, до тех пор, пока не закончатся летние месяцы каникул, и я приеду в город к родителям). И как ты думаешь, что я сделала?
— Не представляю, — сказал я, улыбнувшись.
—Все очень просто. Я сама закончила рассказ Мопассана. Так, как мне представлялось, закончил бы он.
— Умница моя!
— Да нет, дорогой. Все не так уж и просто. На следующий день я стала сомневаться, что великий Ги закончил бы рассказ именно таким образом. И я написала второй вариант. Потом через день — третий и так далее. Всего у меня получилось шесть вариантов. Но ни в одном я не могла быть уверенна. Мне все казалось, что Ги де Мопассан закончил рассказ по-иному.
— Хорошая история, — сказал я.
— Дорогой. Это еще не конец.
— ?
— Когда каникулы закончились, я вернулась в город, к родителям. Первое, что я сделала, пошла в городскую библиотеку и взяла томик рассказов Мопассана. Я не смогла дотерпеть до дому. Выйдя из библиотеки, я села на скамейку в парке (помнишь парк перед библиотекой?) и набросилась на последние две страницы. Я прочла и ничего не поняла. Я не верила своим глазам. Я перечитала еще раз эти две страницы и, прибежав домой, перечитала весь рассказ целиком. И я подумала (о, ты не представляешь, как напугала меня моя собственная мысль). Только не смейся!
— Не буду.
— Обещай, во всяком случае, что долго не будешь смеяться.
— Обещаю, родная. Так что же ты подумала?
— Короче говоря, мопассановская концовка мне не понравилась. Она мне показалась фальшивой. И я подумала, что мои варианты были намного лучше!
— Я обожаю тебя, — расхохотался я.
—Ну, не смейся! Я до сих пор этого стыжусь. Мне совестно от моей гордыни. Это грех. Но честное слово, мне мои шесть концовок показались лучше, чем у мэтра.
— А знаешь? Ничего плохого в этом нет. Помнишь, как говорил Чехов? Самое трудное — это начало и конец. Вот, наверное, Ги и оплошал с концовкой. А может, ему надоел рассказ, и он поскорее покончил с ним.
— Может быть. Ты прочтешь этот рассказ Мопассана?
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— А ты когда-нибудь хотел стать писателем?
— Нет...
— Почему?
— Не хочу...
А потом пошел снег! Мы с Ритой знали, что в Теофиле снега нет, что он пошел только здесь, в Дорми, и порадовались тому, что приехали сюда.
— Одновременно хочется выйти погулять под снегом и остаться дома, смотреть из окна, как идет снег, — сказала Рита. — Что мы решим?
— Лучше остаться дома, — ответил я. — Ведь нам уже через три часа собираться обратно в Теофиль.
— А ты бы не мог не напоминать мне об этом каждую секунду?
— Ты о чем?
— Просто я хочу быть с тобой. И не хочу думать о том, что снова придется расстаться.
—Прости, больше не буду напоминать. А давай часто будем приезжать сюда. Согласна?
—Конечно, согласна, дорогой. Когда ты скажешь, когда прикажешь, когда намекнешь. Я приеду, прилечу, примчусь.
— Не говори так.
— Тебе не по себе? Почему ты так боишься моей любви?
— Почему ты решила, что я боюсь?— удивился я.
— Я это чувствую.
—Наверное, потому что я знаю, что не смогу удержать эту любовь. Наверное, это инстинкт самосохранения.
— Знаешь, что я скажу?— рассердилась Рита.
— Что?
— Иди ты в задницу со своими инстинктами! Когда же ты наконец-то научишься жить по-настоящему?! Ведь я делаю все для этого. Я отдала тебе всю себя! Посмотри: ни у кого нет такой любовницы, как у тебя. И ты меня трахаешь. Неужели ты не гордишься этим? Почему ты мучаешь себя глупыми сомнениями? Почему ты не живешь? Почему ты боишься жить?
— Почему ты сердишься?
— Иди в задницу!
Я рассмеялся:
— Как прикажешь, — и обнял Риту.
Когда начало темнеть, мы собрали вещи и, попрощавшись с менеджером Леной, поехали в Теофиль. Я — в машине Риты. Почти всю дорогу мы молчали. Было грустно думать, что через какие-нибудь полчаса мы расстанемся и каждый заживет своей жизнью. И будет опять неизвестно, когда снова удастся встретиться. Мы как бы были вместе и не вместе. О нас никто не знал. И после каждого раза, каждой встречи казалось, что это было не с нами, что это был сон. Мой сон назывался Рита. Рита высадила меня на площади Франции и уехала. Я теперь возвращался домой. Я часто думал: почему мужчины возвращаются домой? И не находил ответа. Только догадки. Тем более что бывает, что мужчина не возвращается. И тогда все рушится, все идет коту под хвост. Может, из боязни все разрушить мужчина и возвращается домой? Не знаю.
Заморосил опять дождик. И опять запахло мандаринами. И я поднял воротник пальто. Я позвонил в дверь и посмотрел на часы: двадцать один тридцать.
— Привет, вот и я.
— Привет. Ты как раз к ужину. Раздевайся, помой руки. Давид и Артур приготовили сюрприз тебе.