Владимир Ступишин: Моя миссия в Армении 1992-1994. Воспоминания первого посла России
Несмотря на вопли некоторых адептов «кулачно-истерического патриотизма» (определение Леонида Радзиховского, «Столица» номер 27 за 1992 год), дело строительства фундамента российско-армянских отношений помаленьку продвигалось вперед. 20 июля в Моссовете состоялось подписание соглашений о сотрудничестве Москвы с целым рядом министерств Армении. После подписания я долго убеждал Феликса Мамиконяна, что Армении нужно полноценное посольство в Москве. Постпреда устраивали налаженные каналы связи между Совминами и министерствами с помощью его аппарата, ему не хотелось становиться настоящим иностранным послом и он, пользуясь личными связями с президентом и другими влиятельными людьми в Ереване, довольно долго эффективно тормозил преобразование постпредства в посольство, пока не уехал послом в Германию, а произошло это аж в 1994 году.
Ну постпредство так постпредство. С ним, с Феликсом, и с его сотрудниками я установил неплохие отношения, и они оказывали мне всяческое содействие, когда возникала необходимость срочного вылета из Москвы в Ереван, что в 1992 году было совсем непросто. Рейсов было мало. Маршрут обслуживали только Армянские авиалинии. Экипажи были прекрасные, а вот техника дышала на ладан, и перебои с керосином срывали все графики полетов, поэтому загрузка каждого отлетающего «лайнера» происходила с боем, в него набивались пассажиры с трех отмененных рейсов, и как только он умудрялся подниматься в воздух и добираться до Еревана — уму непостижимо. Поэтому и попасть на самолет была целая проблема.
Интенсивно работала в это время госкомиссия Олеандрова, членом которой я был по указу президента. Обычно мы вдвоем встречали и провожали гостей из Еревана, привлекая к работе с ними экспертов из других ведомств. Вдвоем полетели и в Ереван в начале августа для первых контактов с только что созданной госкомиссией Армении во главе с государственным министром Григором Арешяном. Но до этого произошло одно любопытное событие, связанное с моими выступлениями в печати.
Еще 1 апреля в Милане у меня взяла интервью либерально-демократическая газета «Азг». Перевод на русский язык мне вручил сын моего коллеги по посольству в Париже Генриха Лилояна, которого я знал малышом и который меня встретил в Ереване как вполне сформировавшийся журналист, корреспондент ИТАР ТАСС. Вечно улыбающийся и приветливый Тигран Лилоян, как и его отец, работавший в 1992 году в МИД Армении, и мама Седа были среди тех наших армянских друзей, кто и встретил, и проводил нас с добрыми чувствами. А Тигран, как и многие другие журналисты, особенно молодые, поддерживал тесный рабочий контакт со мной и моими сотрудниками и по долгу службы, и потому, что был воспитан в духе наших общих русско-армянских культурных традиций, и в силу своего общительного характера.
Вслед за ним потянулись и другие его коллеги. В июне газета «Республика Армения» по инициативе Иды Мартиросян опубликовала интервью с первым русским послом в Армении на целую полосу. Арсен Мелик-Шахназаров напечатал еще одно интервью в «Армянском Вестнике», издающемся в Москве и популярном у ереванской интеллигенции. В конце июня то же самое проделала уже знакомая нам газета «Азг» в лице Армена Багдасаряна, который побеседовал со мной в Ереване после вручения верительных грамот. Тогда же проинтервьюировал меня Карен Топчян и поместил часть разговора в «Республике Армения», а другую — в «Российской газете 1 июля 1992 года. Потом были публикации такого рода в «Московских Новостях», в «Дипломатической панораме» Интерфакса, выступление по радио «Новая волна» в Останкино. И в большинстве своих ответов, когда заходила речь о Нагорном Карабахе, я говорил примерно следующее: все народы имеют право на самоопределение, и карабахский конфликт может быть урегулирован только при непосредственном участии «законно избранных властей Нагорного Карабаха, причем в качестве самостоятельного субъекта переговоров».
Моя позиция вызвала бурную отрицательную реакцию МИД Азербайджана. Правда, сначала появилась в «Российской газете» реакция посла России в Азербайджане Вальтера Шонии на публикацию там же тремя неделями раньше моего интервью Карену Топчяну, а уже после этого до нашего МИДа дошла из Баку нота МИД Азербайджана, написанная несколько раньше. Высказав несогласие с моей позицией, Шония подчеркнул ее личный характер и от полемики уклонился, что было разумно с его стороны, ибо никакими серьезными контраргументами он не располагал. Зато азербайджанская дипломатия разразилась протестом по всей форме. Привожу их ноту полностью, дабы все было ясно — и содержание, и стилистика. В ноте говорилось:
«В «Российской газете» от 01.07.92 г. опубликовано интервью Чрезвычайного и Полномочного Посла Российской Федерации в Республике Армения Владимира Ступишина.
Касаясь... армяно-азербайджанского конфликта, господин посол выразился за незамедлительное начало переговоров с «законно избранными властями Нагорного Карабаха» и признание их «самостоятельным субъектом переговоров».
Высказывая сомнения в отношении государственных границ Азербайджанской Республики, господин посол однозначно охарактеризовал их искусственными, Нагорный Карабах же был определен как армянская «территория-анклав» в Азербайджане.
Хотелось бы напомнить, что так называемые «выборы» в Нагорном Карабахе признаны антиконституционными азербайджанским парламентом. Против признания армянской и азербайджанской общины самостоятельными субъектами переговоров однозначно высказались страны-участницы СБСЕ по подготовке Минской конференции по Нагорному Карабаху.
Исходя из вышеизложенного, Министерство Иностранных Дел Азербайджанской Республики считает необходимым обратиться в Министерство Иностранных Дел Российской Федерации для получения разъяснений по поводу данного интервью официального представителя Министерства Иностранных Дел Российской Федерации.
Надеемся, что данное высказывание не отражает официальной позиции МИД Российской Федерации, неоднократно заявлявшей об уважении территориальной целостности и государственных границ Азербайджанской Республики».
Ознакомившись с этим образчиком дипломатической кляузы, я направил директору ДСНГ МИД РФ объяснительную записку, в которой предложил спокойно ответить, что далеко не всякое публичное выступление дипломата (и не только дипломата, а какого-либо иного официального лица) обязательно отражает официальную точку зрения, если только это специально не оговорено, и что высказывания экспертных оценок в дискуссионном порядке у нас практикуется уже не первый год. Именно такого рода высказывания содержат мои интервью и другие выступления в печати по национальному вопросу, публикуемые с 1989 года. Естественно, и упомянутое интервью не претендует на отражение официальной позиции.
Самому же директору я счел необходимым показать передержки, содержавшиеся в азербайджанской ноте. Так, в частности, говоря об искусственности границ внутри бывшего СССР, я ни единым словом не упоминаю Азербайджан, а даю тезис общего характера, который кстати разделяется очень многими нашими государственными деятелями и учеными-политологами. Грамотные юристы, в том числе мидовские, считают, что о государственных границах нужны еще переговоры и договоры.
Общий характер носит и мое утверждение, что существование одного независимого государства внутри другого государства совсем не является нонсенсом. Поскольку уже существуют такие государства, как Сан-Марино, Монако, Лесото, расположенные на «территориях-анклавах», это уже — не нонсенс. Именно о них и идет речь в интервью, а не о Нагорном Карабахе по той простой причине, что он как независимое государство пока никем не признан.
А дальше я давал свою оценку политике бакинских правителей из так называемого Народного фронта, уже запятнавшего себя в недавнем прошлом армянскими погромами в Баку. Поскольку эта оценка нисколько не устарела со временем, мне кажется небезынтересным напомнить о ней:
«Нежелание азербайджанской стороны признавать НКР самостоятельным субъектом на переговорах ведет в тупик, ибо без участия одной из противоборствующих сторон в переговорах они просто бессмысленны. Я нигде не предрешаю будущий статус Карабаха, но по какому праву Баку отрицает его прежний статус, признанный тем же самым конституционным строем, который породил и Азербайджанскую ССР? По советскому государственному праву автономная область есть национально-государственное образование с собственной территорией, целостность которой тоже должна уважаться. Более того, за автономными областями признавалось и качество субъекта большой федерации: они были напрямую представлены в Верховном Совете СССР, а не через посредство тех союзных республик, в рамки которых они были втиснуты, как правило, против своей воли.
Азербайджан печется о своей территориальной целостности, включая в свою территорию народы, мнения которых никто не спрашивал, а Карабах включили вопреки его явно выраженному сопротивлению в 1921 году. Азербайджан поэтому и игнорирует право на такую целостность, присущее автономии-члену федерации. Он игнорирует и свое собственное обязательство по Хельсинкскому заключительному акту уважать право народов распоряжаться своей судьбой и выбирать свой политический статус. Он занимается откровенным геноцидом вплоть до переименования армянских населенных пунктов на свой турецкий манер. Он очень хотел бы заткнуть рот всем, кто подвергает эту политику даже косвенной критике. Пойти у него на поводу очень опасно. Ведь у нас с ним еще предстоит установление государственной границы, да и к приему русских беженцев нам надо заранее готовиться. Прощая попрание прав человека и прав целого народа в Карабахе, учиняемое азербайджанскими властями, мы оказываемся в ловушке, ибо лишаем себя аргументов, которые могут понадобиться завтра для решения проблем, непосредственно затрагивающих интересы России в Закавказье.
Нам нужен дисбаланс в отношениях, только дисбаланс в пользу наших союзников, а не тех, кто пытается задавить этих союзников.»
