Егише Татевосян. «Мои воспоминания о Василии Дмитриевиче Поленове». Часть I
С боязнью и волнением берусь за перо вместо кисти: не имея привычки писать, мне будет вдвойне труднее передать мои впечатления о таком великом человеке, как Василий Дмитриевич. Моя надежда только на его письма ко мне — они помогут несколько приблизиться к цели, хотя, к сожалению, их у меня немного и притом они не содержат в себе исчёрпывающего материала.
Хочется без претензий и преувеличений, правдиво обрисовать характер личности столь редко благородного, искреннего, детски чистого человека, которого я знал близко. И если в моих воспоминаниях мне это удастся, хотя и не полностью, то я буду тем не менее удовлетворен.
Огромная роль колориста Поленова в русской живописи — незыблема. Справедливая, беспристрастная критика к нему еще вернётся.
Немало времени — 36 лет прошло так скоро, невозвратно, а как прекрасный сон. Постоянно мыслями я остался с моим учителем и другом, как Василий Дмитриевич называл меня, несмотря на разницу наших лет. Мне кажется, что мои товарищи завидовали мне, получающему столько внимания и расположения от Василия Дмитриевича.
Да, я должен сказать, что я бесконечно обязан В.Д., обязан не только за его наставления в живописи, но и за моё воспитание — как истинный учитель, он своим примером учил всему лучшему.
Вы спросите, почему с самого начала я почувствовал тяготение к В.Д. Поленову, ведь были же и другие профессора в училище живописи и ваяния в Москве?
Когда в 1885 году я побывал в первый раз в Третьяковской галерее, отдел Поленова более всех других отделов меня поразил; особенно его Палестинские этюды. Для меня, как начинающего, вопросы техники и колорита были насущными запросами. У меня появилось страстное желание поучиться именно у него, но желание это не так легко было осуществить, так как в училище живописи натюрмортный класс Поленова занимал небольшую площадь и не мог вместить всех многочисленных учеников, желающих работать у него, и каждый, кому это удавалось, считал себя счастливым.
У меня не было никаких шансов поступить в класс В.Д. в течение нескольких лет. От товарищей же своих, работающих у Поленова, я слышал самые лучшие отзывы о нём. Говорили, что из всех профессоров только у Поленова очень определёный и строгий метод преподавания живописи; что во время корректирования он объясняет необыкновенно просто и ясно. Рекомендует смотреть на технику западных художников в частных галереях, даёт пропуски к С.М. Третьякову, Боткину, Солдатенкову и т.п., что из всех профессоров он один с университетским образованием. Словом, всё говорило за то, что учиться надо было у него.
В 1889 г., наконец, мне удалось попасть к Поленову, но работал я у него, к сожалению, очень мало: всего только один натюрморт я написал, и он уехал, кажется, за границу, а класс его был временно передан И.М. Прянишникову.
В первый раз увидел я Василия Дмитриевича в 1886 году в стенах училища, при выходе из канцелярии. Он мне показался высоким, хотя на самом деле он был чуть выше среднего роста, с крупной головой, широким лбом, с вертикальной морщиной на переносье, с густыми приподнятыми к концам бровями, что придавало лицу серьезность и строгость, с чуть рыжеватой бородой, коротко и кругло подстриженной к низу, с маленькими кистями рук.
Шёл он быстро, держался прямо. В общем, коренастая, мужественная и энергичная фигура. Запечатлелся у меня в памяти и карандаш в серебряной оправе, висевший на цепочке от часов. Его внушительная фигура, его мягкое обращение, его низкий голос — бас, всё в нём было необыкновенно благородно и внушало невольное преклонение. Я чувствовал около него себя ничтожным.
И все, кому приходилось встречаться и беседовать с В.Д., говорили то же самое (как бесконечно приятно с ним быть, говорить и слушать). Действительно, он был обаятелен, и подобных людей я не встречал, в 1891 году Василий Дмитриевич обратил (на ученической выставке) внимание на мои Крымские этюды, после чего я возмечтал во чтобы то ни стало ближе познакомиться с ним и пополнить моё кратковременное незавершённое учение. Удалось мне это не сразу. В 1892 году, наконец, на ученической выставке Василий Дмитриевич вновь заметил мои работы.
С 1893 года Василий Дмитриевич приближает меня к себе, вводит в свой дом, снабжает работой для аудитории — церкви, по эскизам Иванова, для Кологрива Костромской губернии, вводит в свою мастерскую в училище живописи. С тех пор я пользуюсь его указаниями и советами, работая вместе с ним. Кроме меня были привлечены и другие художники, как-то: Малютин, Розанов, Мешков. Таким образом, он создавал школу в училище. Вместе со своими учениками он работал без отдыха с утра до 3-х часов дня. Это время было для меня, да и для всех работающих моих товарищей, самым дорогим. Позже он сам часто вспоминал об этом времени с удовольствием. Он писал мне из Рима: « Я часто с наслаждением вспоминаю нашу работу для Кологрива и для Третьяковского праздника, — чудесное было время».
Третьяковский праздник — это был 1-й съезд художников, для которого была поставлена феерия «Призраки Эллады» с музыкой Короткова и текстом С.И. Мамонтова и В.Д. Поленова. Поленовым была написана очаровательная декорация Греции — на фоне синего моря Венера Милосская и храм. По его же рисункам были выполнены костюмы к феерии. Декорация была замечательна, но, к сожалению, после представления она исчезла бесследно — её украли. Публика долго с восторгом вспоминала эту декорацию, ибо ничего подобного никогда не видела, казалась — точно морской, свежий воздух доносится с моря.
К этому празднику от [Московского] общества любителей художеств привлечено было к работам много художников. В фойе Благородного собрания были выставлены все декоративные пано Коровина, Досекина, Суренянца, к опере Аренского «Рафаэль» Пастернака; Савицкого и Касаткина — к другим пьесам.
Меня же В.Д. Поленов пригласил помочь ему писать Грецию.
Я не решался принять это приглашение, так как никогда не писал декорации, благодарил и не мог понять, как я смогу помочь, но Василий Дмитриевич меня ободрял, говоря: «Это очень приятно, и Вы сможете». После праздника, через несколько дней, совершенно для меня неожиданно, В.Д. вызвал меня и вручил мне половину платы за работу. Я отказался принять, говоря, что я же не помогал, а больше портил, но он улыбнулся и сказал: «Иногда и за порчу платят деньги».
В 1984 году мы расстались на целый год. В.Д. с семьёй уехал в Рим, а я на родину в Эчмиадзин.
Продолжение следует…
Е. Татевосян,
29 мая 1932 года, Тифлис
Источник: Каталог к выставке «Василий Поленов». Государственная Третьяковская галерея, Москва, 2019 год.
Обложка: А.Я. Головин. Портрет Е.М. Татевосяна. Каталог к выставке «Василий Поленов». Государственная Третьяковская галерея, Москва, 2019 год