«Вместо меня говорят мои пейзажи»: дыхание родной земли в живописи Славы Пароняна
«Сначала подношу кисть к сердцу, потом отпускаю в краску и только тогда начинаю писать», – говорил о творческом процессе Слава Паронян. Талант народного художника Армении еще в студенческие годы заметил Мартирос Сарьян и дал ему напутствие – «говорить по-армянски». И Паронян говорил. В его пейзажах – летопись родной страны, в портретах – дорогие ему люди, в натюрмортах – вкус и цвет армянской земли. О том, как родители живописца спасались от Геноцида, встрече с супругой Анжелой, дружбе со знаменитыми поэтами, режиссерами, скульпторами и, конечно, о творчестве Славы Пароняна специально для Армянского музея Москвы рассказала искусствовед Рипсиме Варданян.
Язык искусства является наилучшим инструментом, с помощью которого можно уловить след ускользающего ощущения и передать невыразимое, неподдающиеся описанию переживания, отпечатки прошлых событий. Среди множества мастеров армянского изобразительного искусства творчество большинства художников невидимыми нитями связано с их же нелегкой судьбой, жизненным крестом, передающимся словно «семейная реликвия» из поколения в поколение. Сломленные судьбы, которые вопреки зловещим испытаниям и наперекор судьбе начали свою жизнь с нового, чистого листа.
Предки народного художника Армении Славы Паронянa родом из Вана. В 1890-х годах во время массовых убийств, начавшихся в Западной Армении, кровавая резня не обошла стороной и их семью. Уничтожение началось именно с цвета нации. Пал мученической смертью дед художника – член Меджлиса, представитель интеллигенции. Его жена и дети чудом спаслись. Семье художника по материнской линии во главе с дедом-священником Акопом с трудом удалось вырваться из зверских когтей турецкой армии: переодев дочку (будущую маму Славы) в мужскую одежду, они эмигрировали из Западной Армении. Через некоторое время отец художника с армией генерала Андраника вернулся на родину, чтобы спасти отчий дом, но все уже было кончено.
Интересно, что после 1915 года каждый из родителей Славы Пароняна пытался по-своему восстановить, возродить модель, тот образец исторической родины и родного дома, частичку себя и своей судьбы уже в Восточной Армении. В течение многих десятилетий, уже после смерти матери, художник бережно и с огромной теплотой ухаживал за розами, посаженными ею, как это было в родном ванском доме. Эти розы нашли свое место на холстах Пароняна в произведениях разных годов, напоминая ему тоскующую по своей родине и дому мать. Всю жизнь он мечтал создать серию живописных картин в Ване, находиться на Родине предков, дышать тем же воздухом, которым дышали его родители. В последние дни своей жизни художник с горечью говорил, что его давнее желание творить на исторической Родине не исполнилось, так и осталось нереализованным.
Уже обосновавшись в Армении, отец Славы Пароняна построил дом на нынешней улице Сарьяна в Ереване, рядом с церковью Сурб Зоравор. Возможно, все это и предопределило жизненный путь и судьбу его сына, так как по соседству жили и творили талантливые и знаменитые художники и скульпторы: недавно переехавший в Армению Мартирос Сарьян, Акоп Коджоян, Ара Саркисян, Рафаэль Исраелян. Впоследствии они, после того как Слава Паронян окончил училище имени Фаноса Терлемезяна, уже в Ереванском государственном художественно-театральном институте стали преподавателями будущего художника. Окружающая среда, наполненная искусством талантливых студентов и выдающихся мастеров – художников и музыкантов – стала ежедневной рутиной Пароняна. Как неоднократно говорил художник: «Искусство – это болезнь, которая входит в тебя, и уже жить без нее никак не получается, ты весь в искусстве».
Представитель классического реализма Слава Паронян родился и всю жизнь провел в Ереване – с 1929 по 2014 год. Его изобразительное искусство представляет целую эпоху своей родины, портреты окружающих и любимых им людей, натюрморты, в которых – цвет и вкус родной земли. Значительное место занимают в творчестве художника пейзажи, которые являются отражением не только его сущности, передающей жизнесозерцание автора, но – и история судьбы самого Пароняна. Его произведения – это своеобразная летопись родины. Годы сохранили в палитре художника аромат и дыхание родимой земли, вкус воды, жизненную силу отечества. Как отмечал Маэстро (так называли его близкие), «вместо меня говорят созданные мной пейзажи, глубокие ущелья, каменистые, бескрайние скалы, а за спиной библейская и величественная гора Арарат» – все это заверения о нелегком пути армянского народа, трудной судьбе и образе жизни.
Интересно, что именно великий Мартирос Сарьян заметил в молодом художнике своеобразный «армянский почерк», некую «армянственностъ». Когда мастер случайно увидел идущего по улице студента второго курса с картиной в руке, он остановился, осмотрел произведение и сказал: «Ты знаешь, что должен говорить по-армянски, потому что ты армянин». Позже молодой художник признавался: «Тогда я не понял, что значит “говорить по-армянски”, я же уже говорю на родном языке. Потом отец сказал, что Сарьян имел в виду мою живопись и образ мышления».
Значимым для молодого Пароняна стало участие в шестом Всемирном фестивале молодежи художников, состоявшимся в Москве в 1957 году, где представленная им картина под названием «Родные горы» получила первую премию. Слава Паронян был членом Союза художников Армении с 1956 года, СССР – с 1960-го, в 2010 году он стал профессором Ереванского государственного архитектурно-строительного университета и более полувека занимался педагогической деятельностью. В 1983 году мастеру присудили звание заслуженного, а в 2012-м – народного художника Армении.
Его работы выставлялись и в Армении, и за рубежом. Художник неоднократно оформлял армянские павильоны на престижных международных выставках. Сейчас произведения Пароняна находятся как в различных музеях Армении, в том числе и в Первопрестольном Святом Эчмиадзине, так и в разных уголках мира.
Пейзажи художника – с армянской душой – являются не копией реальности, а скорее воссозданием ее подобия: улавливается неприкрытый, аллегорический контекст, словно зашифрованное мазками послание грядущим поколениям. На полотне «Пейзаж» прильнувшие друг к другу, сплоченные воедино цветущие два дерева одиноко стоят в желто-коричневом бескрайнем пространстве. Да, они немного загнулись, наклонились, но точно не сдались.
Художник более полувека душа в душу прожил с любимой женой – балериной, уроженкой Тифлиса (Грузия) Анжелой Тиграновной Каприлян, прадедом которой был князь Тигран Кардашов. Так, на произведении «Пейзаж» деревья предстают словно в человеческом облике, как бы воплощая образ неразлучной пары. Кстати, у художника была удивительная способность «одушевлять» природу, как отмечает жена Пароняна: «От зимних сцен Славы, невольно становилось холодно, ярко-солнечные сцены излучались непосредственной теплотой, на душе становилось легко и хорошо». Интересно, что такое чувство – предрасположенность к искусству художника – возникло у будущей супруги с момента их знакомства. «Я никогда не забуду, как впервые увидела одну из его работ: было изображено цветущее персиковое дерево, только что вспаханная земля. Невозможно забыть то мгновение, то чувство, когда, взглянув на работу, мне вдруг показалось, как будто земля дышит, я почувствовала глубокое дыхание земли и сразу же сказала ему об этом. Слава был потрясен и удивленно спросил: “Ты и вправду видишь это?”» – рассказывает Анжела Тиграновна. Впредь, когда художник приходил с этюда, он обязательно показывал работу жене и спрашивал ее мнение.
Помимо пейзажей Паронян создавал и многочисленные портреты, выполненные в разных техниках. Среди них выделяется своеобразный женский портрет («Портрет жены художника») – рисунок супруги, сделанный карандашом в первые годы после их знакомства. Нежные переходы черно-белых оттенков более выразительно передают загадочность больших, миндалевидных глаз. В благородном взгляде красавицы, кажется, заключена вся любовь и трепетная нежность к мужу. Способом интерпретации – выполненными наискось экспрессивными штрихами – художник как бы «построил» диалог между зрителем и моделью. Здесь очевидно также откровенное восхищение Пароняна, возникшее уже тогда, когда он впервые увидел на сцене выпускницу Хореографического училища, молодую балерину, и решил, что она – его судьба.
По словам жены художника, у Пароняна была «интересная» черта характера – он плохо запоминал, как зовут людей, ему это не было нужно, и часто даже сам придумывал им имена. Точно так же случилось и с ней. Их первая встреча состоялась во время спектакля «Лебединое озеро»: когда живописец только увидел балерину, он дал ей имя «Карап» (лебедь), и только потом уже они встретились, влюбились, поженились. С именем «Карап» связана одна интересная история, которая произошла в мастерской Славы Пароняна, где собирались талантливые представители искусства того времени – живописцы, музыканты, актеры, писатели, режиссеры. Кстати, именно здесь, в кругу друзей, Фрунзе Довлатян впервые прочитал для них сценарий фильма «Здравствуй, это я». И вот, в один из таких вечеров в гостях был близкий друг художника Паруйр Севак. Когда поэт во время общения заметил, что Паронян обращается к своей девушке по имени Карап, он спросил, как ее зовут на самом деле. «В этот момент Слава сказал: “Карап, и в правду, а как тебя зовут?” Его не интересовало мое имя, его интересовала моя сущность. И я ответила – Анжела. Севак, посмотрев на художника, сказал, “Слав, ты выбрал гениальное имя”», – рассказывает вдова.
За всю свою жизнь Паронян создал множество портретов, в том числе «Портрет Нелли», «Портрет Жанны», «Портрет рабочего», «Портрет супружеской пары», и в каждой картине применено индивидуальное светоцветовое решение. Художник выделяет первостепенные фигуры и тем самым словно режиссирует всю композицию, отводя каждому изображенному персонажу и модели нужную роль.
Натюрморты в руках художника обрели интересную интерпретацию: как и предсказал ему великий Сарьян, они «говорят по-армянски». Получивший уроки не только живописи, но и жизни от своих учителей Мартироса Сарьяна и Оганеса Зардаряна, Слава Паронян пропустил сквозь душу пропитанные патриотическим духом и всеобъемлющей любовью произведения учителей, не переставая восхищаться девственной природой родной земли. Как отмечают родные художника, у него был интересный характер, и он мог в разных композициях писать понравившийся ему один и тот же мотив. Маэстро брал этюдник и долгое время прогуливался по знакомым и незнакомым живописным местам родной страны. И уже природа диктовала, что передать на холсте.
Еще в советское время в Союзе художников существовала «Передвижка», когда творцы в разных регионах Армении рисовали на пленэре. В выбранной им окрестности или селе Паронян сразу снимал жилье и, поселившись там, некоторое время творил. Так у него появилась дача-мастерская в селе Сагмосаван, когда после очередной «Передвижки», создав на лоне природы несколько картин, художник решил, что должен работать и творить в божественной, возвышенной, притягательной среде рядом с монастырем Сагмосаванк. Здесь родились произведения, вдохновленные природой Сагмосавана и дивным видом монастыря, – полотна, сплетенные неразрывными нитями единения природы и рукотворного храма Божиим. В скалистой местности, в горах, гордо возвышается монастырь Сагмосаванк – величественно, как сама мать-природа. Хачкар, хотя наполовину и покрыт белым снегом, наклонен, но крепко стоит на родной армянской земле, как и сам народ.
Во время проживания в мастерской Сагмосавана Паронян в разное время года писал одно и то же дерево, которое росло рядом, на территории монастыря. Со временем оно наклонилось, согнулось, стало «говорящим деревом», как описывал его художник. «Как будто музыка вошла в дерево. Написал, закончил картину. Однажды зимой, рано утром увидел, что дерево срублено… Такой боли я никогда не чувствовал», – делился Паронян.
Живописец будто по-своему «окрашивал» родную природу, делая акцент на собственном отношении к теплому телу земли, извергающемуся из глубины каменистых ущелий. Жизненная сила и аромат только-только вспаханной, рыжевато-желтой, охристой земли в произведении «В окрестностях села Чанахчи» выходят за условные границы картины. Дерево своим непоколебимым упорством тянется, стремится к солнцу.
Как основоположник национального реалистического пейзажа Геворг Башинджагян в своих многочисленных композициях воспевал озеро Севан, каждый раз заново открывая для себя и созерцателей любимую им и ставшую лейтмотивом тему, так и Слава Паронян в обожаемыми им Арарате и Арагаце показывает армянскую древнейшую историю, лазурь воды озера Севан и волны, нежно обнимающие скалы. Художник рисовал очень быстро, брал с натуры и немедля переносил все это на холст. Возможно, благодаря именно этому качеству его произведения оказывали прямое воздействие на человека.
Вероятно, непосредственность воссоздания родного края зародила идею у Союза художников предложить Пароняну создать панно под названием «Армения» для Всемирной выставки EXPO-74 в Спокане (США). Над ним живописец работал почти год, было сделано несколько десятков эскизов, и итогом стало монументальное произведение «Армения» – символ родины с ее матерью-природой, священной горой Арарат со своеобразным нимбом, горой Арагац, Бюраканом…
Так как Паронян для самовыражения прибегал и к литературному жанру, нередко вместо кисти отражало действительность его перо. В его пейзажах, где отсутствует человек, атмосфера наполнена более поэтической, духовной, философской, человеческой семантикой. На просторном поле – одиноко цветущая яблоня («Цветущая яблоня»). Изолированное от ярко-зеленых гор и полей, дерево противостоит ветру, независимо от любых невзгод оно, вцепившись корнями в землю, борется за жизнь, даруя красоту и величие. Разве это не есть «автопортрет» художника, это ли не борьба творца с окружением и с самим собой? Человек искусства борется каждый день, боролся и Слава Паронян. В последний период своей жизни, когда по состоянию здоровья он больше не писал, внучка Кнарик часто предлагала ему атрибуты для рисования. Но Маэстро отвечал: «Я же не рисую просто так. Сначала подношу кисть к сердцу, потом отпускаю в краску и только тогда начинаю писать».
Рипсиме Варданян,
искусствовед, кандидат искусствоведения,
лектор кафедры истории и теории армянского искусства (ЕГУ),
специально для Армянского музея Москвы