«Там. За Араксом. В той стране»: что писал русский поэт Павел Антокольский о «седой» Армении
«Когда в начале 30-х годов мне довелось впервые побывать в Ереване, я очень живо и остро ощутил это — да, именно здесь, в этом далеком путешествии может и должна начаться новая, неожиданно интересная, заранее интригующая глава в повести моей жизни. Так оно, пожалуй, и произошло… здесь сошлось многое: и впечатление от седой Армении, и двуглавый Арарат, который запросто кивал нам в окна гостиницы, и грандиозное строительство нового города, его театров и площадей, и прежде всего, конечно, люди — их горячий темперамент, их высокая работоспособность, воля к труду, их патриотизм», — так свои впечатления от поездки в Армению описал русский поэт и переводчик Павел Антокольский.
Драматург продолжал дело Валерия Брюсова: пропагандировал армянскую литературу, переводил произведения армянских авторов, а также посвятил Армении несколько прекрасных стихотворений. Подробнее — в материале Армянского музея Москвы.
Для Павла Антокольского 1930-е годы, как и для многих других советских писателей, начались с дороги, с командировки. Он поехал на Сясьстрой. Эту поездку поэт называл своего рода прологом к его творчеству тридцатых годов. В 1934, 1935 и 1939 годах Антокольский выезжает в Армению, в 1935 — в Грузию, в 1937 и 1938 — в Азербайджан, в 1939 — в Украину. «Я видел всю страну», — с гордостью заявлял поэт. Впечатления от поездки он описал в книге «Большие расстояния» (1936), где стихотворения об Армении занимают одно из центральных мест. Они — весомые, зримые, полные динамики.
Во многих стихотворениях Антокольский так или иначе обращается к исторической теме и к концепции времени вообще.
Вот тут они прошли, лоснясь в багровом
Огне, и гулко шлепнулись в песок.
Широкий пляж, как сплав сырых досок,
Разбуженный их первозданным ревом,
Качался вместе с ними. День потух.
Ночь истекала мленьем вплоть до самых
Далеких звезд. Глаза брюхатых самок
Мутнели от предчувствия потуг.
За три мильона лет до нашей эры
Здесь было море. Солнца красный диск
Двоился и корежился от брызг
Соленой влаги. Из любой пещеры
Шел запах их помета, как от щей,
Прокисших в кухне времени.
О время!
Ты сторожишь, как пленницу в гареме,
Вселенную. Ты бодрствуешь, Кощей,
Над желтой костью, связкой ожерелья,
Кремневой пикой, черепком горшка.
Даешь понять, — и дальше ни вершка, —
Что здесь опорожнялись и жирели
Чудовища…
Из-под опухших век
Закат глядит каким-то красным чертом.
Над великаньим следом полустертым
Теряется в догадках человек.
(Павел Антокольский. Палеонтология)
Образ Армении как страны с древнейшей историей раскрывается и в последующих стихотворениях цикла.
Да, да! Во всем огромном мире
Я только и прошел одну —
В свирепой каменной порфире
Сухую горную страну, —
Где в вулканических породах,
Страстное лоно заголя,
Ликует, как при первых родах,
Желто-багровая земля, —
Где Дария и Митридата
Вчера как дым прошла орда,
Где самая глухая дата
Сегодня столь же молода, —
Где в суматохе муравьиной
Глаза детей желто горят,
Где продается в лавке винной
Навынос снежный Арарат, —
Где в переулке, за глухими
Лохмотьями чужих лачуг,
В ночном кафе усталый химик
Рассказывает про каучук, —
Где ползает на желтом брюхе
Змея, таинственная тварь,
Где гонят мальчиков старухи
Читать таинственный букварь, —
Где всей палитрою Сарьяна,
Под солнцем изжелта-синя,
Большая, плещущая рьяно
Жратных базаров толкотня, —
Где от ужимок оборванца
И мертвых смехом прорвало б,
Где кривоногий Санчо Панса
Осла целует в кроткий лоб, —
Где в полночь в зале ресторанной,
Весь в дымке европейских чар,
Глядится вкрадчиво и странно
Женоподобный янычар.
Вот он к портье подходит вяло,
Нацеливается в друзья,
От слуха к слуху, как бывало,
С нездешней грацией скользя,
И где-нибудь в ночном вагоне,
Секретный разбирая шифр,
Внезапно, как бы от погони,
Теряется… И вдруг решив,
Что гибнет, рвет все донесенья…
И пляшет тень в его окне
Вдоль насыпи… В ночи осенней.
Там. За Араксом. В той стране.
(Павел Антокольский. Древний город)
«“Армянские” стихи Антокольского отличаются не только точностью описания взволновавших поэта событий и явлений, воспринятых впечатлений, — все это присуще и другим его “кавказским” произведениям, — они привлекают обостренным ощущением Истории, поэтическим восприятием реальности, дающей мощный толчок для глубоких исторических обобщений. Органическая связь прошлого с настоящим, а отсюда — и с будущим является той новой особенностью, которая проявляется в творчестве писателя именно после посещения Кавказа, в частности Армении», — отмечал писатель Роберт Багдасарян.
Не высох, не выветрен камень еще,
Которому сноса и возраста нет.
И зной золотит виноград горячо.
И ржавые профили римских монет
Тускнеют за толстым музейным стеклом.
И персы в тиарах на оперной сцене
Врываются в крепость, берут напролом
Красавицу…
И снегом на ребрах горы пресловутой
Потоп серебрится в осенних лучах.
И черное в рубище время как будто
Осла погоняет и ладит очаг
В развалинах…
Харчевня на дворике старой мечети,
Где синих мозаик облуплен узор,
Где влага сочится в бассейне скупая,
Где синь Арарата, едва проступая
В прозрачности синих воздушных озер,
У зоны своей пограничной в почете.
Как тихо!
Как скудно сочится вода!
Как время шумит в человечьих ушах!
Как шаг еле слышен оттуда, куда
Уходит любой поспешающий шаг…
И где только, где только ты не гостишь —
Ты, кротость кочевий и пастбищ овечьих,
Ты, песни людской домотканая тишь,
Ты, Библия в пятнах вина и увечьях!
(Павел Антокольский. Камни)
Рассуждая об историческом прошлом Армении, Антокольский не мог не коснуться его настоящего. Поэт остро чувствовал преображение страны. Армения 1930-х ощущалась им как гигантская стройка, молодое, возрождающееся государство, которое совсем скоро ждет подъем.
Но встают племена твоих рослых сынов,
Твоих смуглых сынов, твоих первенцев, джан!
С легкой ношей, с бессонным лицом горожан.
Что ни встреча — ты та же, любимая, вновь!
Электрический свет рассекает толпу.
Покоряется ночь световому снопу.
Вырастают стропила средь каменных рубищ,
Это ты, киликиянка, строишь и трубишь!
Лиловеет строительный туф. И под взрывы
Разработок в нагорных крутых областях
Выпрямляешь ты свой праарийский костяк,
Молодеешь всей статью своей черногривой,
Всею кровью ашугов за тысячу лет.
И тогда отвечает на наши вопросы
Остроглазый, небритый и жестковолосый,
Тоже тысячелетний строитель-атлет.
Это не опечатка. Мы это видали!
В этом слава и соль наших мчащихся лет,
Что на каждом участке строительном — след
Той же дикой твоей исторической дали,
Что на каждом куске этой ржавой земли
Тот же знак издали и привет издали —
Отпечаток нетленно бегущих сандалий.
(Павел Антокольский. Строители)
Подготовлено по материалам: Антокольский П. Собрание сочинений: в 4 Т. Т. 1, 1971; Антокольский П. Стихотворения и поэмы, 1982; noev-kovcheg.ru