Карина Дарбинян — врач-инфекционист. Последние восемь месяцев она провела в Никарагуа, где служила волонтёром в клинике Health&Help. Пребывание в чужой стране и служба Карины в клинике затянулись. Вместо положенного полугода она провела в Никарагуа все восемь месяцев. Из-за карантина девушка не смогла вернуться домой в мае, как и планировала. Сейчас Карина уже дома, в России. Приехала буквально на днях. По горячим следам Карина рассказала Армянскому музею Москвы, каково это — быть единственным доктором на всю округу в латиноамериканской глухомани, где практически нет лекарств и современных условий для лечения пациентов.

*На фото: Карина Дарбинян. © Health&Help*

Предисловие

Я пишу эти строки, находясь в Москве. Спустя несколько суток пути мы дома! Свыше 12 часов на автобусе из Манагуа в Сан-Хосе, далее 2,5 часа ожидания возле аэропорта, безумная холодная ночь в аэропорту. Утренний кофе, сваренный с помощью старого доброго кипятильника. Целый день ожидания, перенос рейса, ещё 12 часов полёта — и вуаля! Мы дома. Кажется, что все это было не с нами: Никарагуа, клиника, джунгли, животные, кошка Катушка. За время, проведённое в Латинской Америке, я разучилась пользоваться микроволновкой и не могу поверить, что к стиральной машинке не нужно подходить каждые 15 минут. А туалетную бумагу можно выбрасывать прямиком в унитаз. Чудеса да и только! Осталось пройти 14 дней карантина и можно вздохнуть относительно свободно.

Но я бы не хотела рассказывать только о своих латиноамериканских впечатлениях. Сейчас важнее поведать миру о международном проекте Health&Help, основательницей которого стала Виктория Валикова, волонтер, врач-тропиколог. Несколько лет назад Виктория открыла бесплатную клинику в Гватемале на деньги, собранные на крауд-платформе. Следующим проектом стала клиника в Никарагуа — та самая, в которой работала я.

Быт и пациенты

Как всё происходило? До карантина мы вставали в 06:00–06:30 утра, завтракали и с 08:00 начинали приём. До 12 часов дня мы принимали пациентов, а потом прерывались на двухчасовой обед. Это — сиеста, во время которой очень жарко. С 14:00 до 17:00 мы снова принимали пациентов. Позднее расписание пришлось изменить. Мы стали принимать с 12:00 до 16:00, но это продлилось недолго: нагрянул коронавирус. А с ним и изменение режима.

На карантине мы вставали около семи. Завтрак, уборка, бытовые вопросы — всё это решали с самого утра. По мере необходимости принимали экстренных больных и хроников. Новых пациентов во время карантина мы не брали — опасно. Ну, разве что, мне становилось совсем жалко человека. Незадолго до отъезда в Москву мне пришлось выйти на вызов к больному, потому что у него была высокая температура, рвота и диарея. Я осмотрела его на дому, сделала инъекции и вернулась в клинику.

Время обеда у нас сдвигалось в зависимости от того, как быстро мы успеваем приготовить еду, ведь здесь нет таких условий и продуктов как в Москве. Вечером читаем или смотрим фильмы, если успели что-то скачать в городе. С фильмами в нашей деревне плохо — свои архивы мы исчерпали, а в самой клинике интернет настолько плох, что загрузить что-либо из Сети невозможно. Развлечений катастрофически не хватает. Учитывая, что нас в клинике было всего двое (я и Саша), даже в настольные игры поиграть мы не могли.

Трудности врача-тропиколога в Никарагуа

Конечно же, в клинике много трудностей. К сожалению, многие запасы лекарств сейчас на исходе. К счастью, у нас их было много, но периодически приходится докупать метформин для наших диабетиков и аспирин для пациентов с заболеваниями сердца. Докупаем ещё противовоспалительные — ибупрофен, диклофенак, парацетамол. Эти лекарства тут в большом ходу, потому что болит всё, у всех и везде. Капли в нос несколько раз закупали. В последний раз на свои деньги я купила 5 шприц-ручек с инсулином для моей пациентки Розы. До этого еще на 5 шприц-ручек мне скинула денег Татьяна, наш репетитор по испанскому. Это обходится дорого: одна шприц-ручка стоит около 1000 рублей. Инсулина очень сильно не хватает, а диабетиков в Никарагуа много из-за плохого режима питания и общей бедности. И, к сожалению, последние шприц-ручки из наших запасов слабо помогают — возможно, не были соблюдены условия хранения при перевозке. Ещё не хватает противозачаточных таблеток и препарата для инъекций от беременностей. У нас они пользуются спросом, поэтому их почти нет.

История одной беременности

Меня часто просят рассказывать истории из практики. В мае, когда я ещё служила в клинике, однажды раздался звонок в дверь. Честно говоря, в то время я не так уж и рада была видеть пациентов. Моральные силы на тот момент иссякли, неизвестная ситуация с возвращением домой угнетала, откладывая негативный отпечаток на моем желании что-либо делать. Ко всему этому добавилась дикая влажность, сопутствующая местной зиме. Мы в это время года старались принимать душ больше 5 раз в день, но и это не спасало от вечного состояния липкости кожи.

Так вот, раздался звонок. А я вот в этом подавленно-безучастно-липком состоянии. К тому же, занимаюсь расшифровкой интервью Розы. Иду открывать. На пороге — две молодые девушки. Одна из них — с большим беременным животом. Их мать мы возили в больницу с подозрением на инсульт несколько месяцев назад. Девушки — наши соседки, живут буквально в паре домов от клиники. «У моей сестры тянет внизу живота. Мы хотим консультацию». Объясняю, что мы сейчас не принимаем из-за ковида, да и ситуация с тянущими болями внизу живота у беременной — вне моей компетенции. Лучше бы ей поехать в «Центр де салюд» [вольная трактовка автора испанского названия «Centro de salud» — «Центр здоровья». — Прим. ред.], где она наблюдается. Вижу перед собой расстроенные лица, приношу извинения и закрываю дверь.

Через буквально пару минут меня начинает мучить совесть. Да, я действительно несведуща в вопросах беременных, да и угроза прерывания, если об этом речь, не моего ума дело — с этим в больницу надо. Но ведь хотя бы витальные показатели нужно было проверить, а уж потом говорить о необходимости куда-либо ехать. Корю себя молча, иду дальше заниматься расшифровкой интервью.

Через несколько часов, а было около 5 вечера, мы с Сашей [друг Карины. — Прим. ред.] решаем пойти ловить интернет на пляж. И неожиданно встречаем прямо на выходе из клиники мужа беременной девушки. «У неё началось кровотечение. Мы хотим поехать в больницу, но ни у кого нет машины, я уже всю деревню оббегал. Вы можете нас отвезти?»

Говорим интернету «чао-какао» и экстренно собираемся. Девушка едет рядом со мной на переднем сиденье пикапа, а её муж — в открытом багажнике сзади. Этот мужчина стоит, держась за крышу авто руками (фокусники, да и только). Добираться до ближайшей настоящей больницы около 2,5 часов по отвратительной дороге. Саша старается изо все сил проходить кочки максимально плавно, но найти баланс между «ехать плавно» и «доехать быстро» не так уж и легко. Периодически Милан (так её зовут) хватается за живот, закрывает глаза и явно пытается справиться с желанием закричать. Я подаю ей бутылку с водой и пытаюсь отвлечь дурацкими разговорами. «Мы уже совсем близко, вот уже всего 30 км осталось», — говорю я. «Да нет, тут ещё ехать и ехать!!!» — почти стонет Милан. С каждой минутой она всё чаще закрывает глаза. Я вижу — она сдерживает крик. К моему облегчению мы наконец-то доезжаем до больницы Сан-Луи и выгружаем Милан с её мужем в приемное отделение неотложки. Мы с Сашей остаёмся ждать первых новостей о её состоянии — на всякий случай. Отчаянно пытаемся поймать интернет, но он не ловит. Боремся с голодом, представляем еду (наша любимая игра). Через полчаса к машине подходит ее муж. «Ну, как она?» — спрашиваем. «Все хорошо, роды прошли нормально», — отвечает новоиспечённый отец. «Роды??? Как роды? Уже??!» — я в шоке. «Да, все хорошо», — говорит отец. «И кто родился?» — спрашиваю. «Мальчик», — говорит муж никарагуанки.

Это третья беременность Милан. Беременность, в которую она ни разу не ходила к врачу, ни разу не делала УЗИ. Если уж честно, она даже не знала, на каком она сроке. Мальчик родился недоношенным, но я все же надеюсь, что с ним все будет хорошо.

По пути домой остановились у бара, купили колу с чипсами и сели на обочине «думать о жизни». В процессе этих наших дум поймали потрясный интернет и менее чем за час скачали на телефон целый фильм. Роскошь!

Каково это — быть девушкой-волонтёром в Никарагуа?

В этой стране быть девушкой-иностранкой вообще-то не так просто. Выезжая в город и находясь одной на улице, я постоянно ловлю на себе какие-то взгляды, слышу присвистывания и причмокивания. Это происходит регулярно, но на это нужно просто научиться не реагировать. Это такая культура, у местных мужчин так принято. Ничего более серьезного чем просто свист вослед, никакой агрессии я в свой адрес не испытывала.

Во время работы в Никарагуа я неожиданно для себя поступила в Оксфорд

Важный момент. Ещё до отъезда в Никарагуа я подала заявку на поступление в Оксфорд. Есть такая стипендия — Chevening . Она заинтересовала меня. Стипендия обеспечивает полное покрытие студенческих нужд — обучение, проживание, питание. Меня интересовали программы по тропической медицине, поэтому я подала заявки в те вузы, в которых преподавали тропикологию. В Британии их три, включая Оксфорд. Иначе бы я, пожалуй, даже не пыталась поступать в столь престижный вуз — мне это казалось чем-то совершенно недосягаемым. Плюс для того, чтобы подать туда документы, нужно было заплатить 80 или 100 фунтов стерлингов. Но в итоге случилось так, что я отправила документы на стипендию, но на второй этап Chevening, когда приглашают на интервью в посольство, я не прошла. Зато прошла интервью в самом Оксфорде.

В нашей никарагуанской деревне интернета нет, поэтому для скайп-сессии мне пришлось ехать в Потасси — это ближайший крупный населенный пункт где-то в часе езды от нас. Пришлось остановиться на ночь в каком-то то ли мотеле, то ли борделе, так как в 02:30 ночи меня ожидали на интервью. К тому же я успела заболеть и охрипнуть, поэтому условия для интервью были малопригодные. Но онлайн-встреча прошла успешно, и через несколько недель мне сообщили, что я поступила. Платное образование я бы точно не потянула, поэтому стала ждать результатов внутреннего отбора на стипендию в Оксфорде — на неё я тоже подавала. Я выбрала программу Hill Foundation— эта стипендия предназначена целиком для граждан России. И вот в конце апреля узнаю, что выиграла-таки эту стипендию! В октябре, если всё сложится успешно, я отчалю в Англию. Конечно, мне очень помог опыт работы здесь, в клинике Никарагуа — при отборе они это учитывали.

Путь домой

Так получилось, что я задержалась в Никарагуа дольше положенного на два месяца. У меня были билеты домой на 6 мая. Но, во-первых, вылет планировался из соседнего государства Сальвадор, а во-вторых, рейсы были транзитными через США и Лондон. К тому времени границы закрыли, рейсы в основном отменили, поэтому я никуда не попала. Мне пришлось остаться. Это была вынужденная мера. Вернуться домой очень хотелось. Особенно хотелось увидеть семью. У меня много племянников и племянниц, они очень быстро растут, и за это время дети успели сильно измениться. Я очень по всем соскучилась. Опять же: у меня есть билеты на Камчатку — я хочу повидать родителей. Живя в Никарагуа больше полугода, я соскучилась по столичной культуре, по возможности погулять в красивом большом парке, сходить в театр… К сожалению, здесь всё это недоступно. Я счастлива, что смогла вернуться домой, в Россию.

Врач тропической медицины Карина Дарбинян специально для Армянского музея Москвы

Карен Даллакян: «Ни одному хищнику неприятно делать то, что он по природе не должен»