Грачья Галстян – скрипичных дел мастер из Кремоны. Он покинул родной Ереван около 15 лет назад и отправился на север Италии, горя желанием создавать струнные инструменты по примеру великих итальянцев. Грачья рассказал Армянскому музею Москвы о том, что из себя представляет скрипичное ремесло, и с какими трудностями ему пришлось столкнуться на пути к мечте. Беседовала: Татьяна Тростникова.

Татьяна Тростникова: Грачья, как и когда вы сделали свою первую скрипку?

Грачья Галстян: Сначала я учился в музыкальной школе, потом в училище и в консерватории по классу скрипки. В последний год учёбы познакомился со своей будущей женой Кристиной, которая играла на фортепиано. И перед самым дипломом, в 1998 году, мы решили пожениться. Время в Армении тогда было тяжёлое – ни у меня, ни у моих родителей не было денег. Поэтому, чтобы устроить свадьбу, я продал свою скрипку, которую мне вскладчину купили отец вместе с дядей и другими родственниками в честь поступления в консерваторию. Мы с женой были очень счастливы, но я должен был сдавать выпускной экзамен, и мне было не на чем играть. (Улыбается). Никто не смог одолжить мне скрипку, и я решил сделать её сам. Тогда не было ни интернета, ни книг – не имея совершенно никакого представления о том, как изготавливается скрипка, я всё делал инстинктивно. Нужного дерева тоже не нашлось, и я взял древесину груши и еловую дощечку из подвала, которую использовал для верхней деки. Таким образом, изготовление моей первой скрипки было вынужденной мерой. Я сдал дипломный экзамен, сыграв на ней, и все сказали, что мне нужно продолжать заниматься изготовлением скрипок. Так что сразу после экзамена я продал и эту скрипку тоже, решив делать новые.

ТТ: Какими качествами должен обладать хороший скрипичный мастер? Любого ли человека можно научить этому ремеслу?

ГГ: Скрипичный мастер должен совмещать в себе несколько качеств, которые, на первый взгляд, между собой не связаны. Самые важные – это вовсе не развитый музыкальный слух и художественный вкус, а предрасположенность к работе с деревом и владение различными видами его обработки, умение пользоваться столярными инструментами – рубить, пилить и строгать. Для того, чтобы сконструировать скрипку и нанести лак, состоящий из масел, смол и пигментов, необходимы навыки черчения и рисования. Нужно обладать терпением и усидчивостью, сохранять достаточную концентрацию во время работы – из-за стремительного темпа современной жизни рутинные и монотонные действия сейчас даются мастерам сложнее, чем это было в эпоху Возрождения. Важен хороший слух и способность различать нюансы звучания, желательны и некоторые навыки музыкального исполнительства.

Святая святых - мастерская скрипичных дел мастера Грачьи Галстяна

ТТ: Что делает звук скрипки неповторимым? Ведь даже два идеально настроенных инструмента всё равно будут звучать по-разному.

ГГ: Звук и тембр скрипки зависят от множества очевидных и неочевидных параметров. Это выбор дерева, пропорции модели, своды дек и распределение толщин, грунт, лак, подставка, душка. [Слово «душка» имеет один корень со словом «душа», которым итальянские и немецкие мастера именуют эту деталь – как считается, именно из-за того, что качество материала, форма, толщина и положение душки значительно влияют на звучание. – Прим. авт.]. Даже струны могут сильно повлиять. И это верно, что скрипки, изготовленные из одного и того же дерева одним и тем же способом, могут иметь разное звучание. Как и то, что, играя на одном и том же инструменте, разные музыканты получат разное звучание. Нельзя до конца понять, каким оно будет, пока инструмент не оказался в руках профессионала. Я не раз был свидетелем того, как виртуозным музыкантам удавалось достичь невообразимых эффектов, играя на простых инструментах, и наоборот, как самые чувствительные инструменты оказывались в руках посредственных музыкантов и не производили должного впечатления. И в том, и в другом случае я всегда теряюсь в догадках. Серьёзно пересмотрев свою работу и вооружившись терпением, спустя некоторое время я заново начинаю скрупулёзно работать и пытаюсь ещё лучше понять, что делает звук скрипки неповторимым.

ТТ: Сколько скрипок вы изготовили за всё время работы? Много ли времени уходит на создание одного инструмента?

ГГ: На сегодняшний день я изготовил около 50 скрипок, но у меня всё ещё нет своей собственной. (Смеётся). Как только я заканчиваю работу над инструментом, его сразу покупают. Но я счастлив, что у меня постоянно есть по несколько заказов. В течение года делаю 4-5 скрипок. Использую выдержанную древесину, которой 20-30 лет. И даже больше – например, сейчас работаю над инструментом из дерева 1967 года, оно старше меня. (Улыбается). Два месяца уходит на то, чтобы сконструировать скрипку, затем месяц на лакировку. Чтобы сократить время производства, я могу работать одновременно над двумя-тремя инструментами. Недавно параллельно делал скрипку и альт, которые у меня заказали муж и жена. Они хотели, чтобы инструменты были из одного и того же дерева и от одного мастера. Эта скрипка получила бронзовую медаль на Международном конкурсе скрипичного дела в Сесто-Фьорентино. Однажды я сделаю инструмент, который оставлю своим детям. Сам я всё меньше играю. На это просто не хватает времени – я полностью отдаюсь изготовлению и реставрации скрипок.

ТТ: Что легче – отреставрировать скрипку или изготовить новую?

ГГ: Изготовление новых инструментов и реставрация старых – это две разные профессии, которые трудно сравнивать по степени сложности. Но реставрация однозначно более ответственная работа. Изготавливая новый инструмент, ты несёшь ответственность перед самим собой, а реставратор – также моральную и материальную ответственность перед другими людьми. Если при изготовлении скрипки какая-то часть будет неполноценной или просто не понравится, можно спокойно её изменить, поменять на другую, или вообще сделать новый инструмент. А во время реставрации, особенно если речь идёт об инструменте, имеющем историческую, культурную или другую ценность, оплошности недопустимы. Прежде всего ты несёшь моральную ответственность перед мастером, который творил до тебя несколько веков назад, а затем материальную – перед клиентом, музыкантом или коллекционером, который доверил тебе реставрацию. Небрежный мастер вредит только сам себе, а небрежность реставратора распространяется и на будущие поколения.

ТТ: Как получилось, что вы поехали учиться в Кремону?

ГГ: У меня просто не было возможности учиться скрипичному делу в Ереване. Там есть два хороших мастера, но проблема в том, что они ревностно хранят свои знания, не желая ими делиться. Два мастера на такой большой город как Ереван – это очень мало. В Кремоне на 60 тысяч жителей 200 скрипичных мастеров, и никто не боится конкуренции. Встретив тебя на улице, они запросто могут пригласить в свою мастерскую и показать, как работают. Это вопрос ментальности, а вовсе не каких-то удивительных тайн. Кремона – мировая столица производства скрипок. В этом малюсеньком городке были сконцентрированы мастерские всех великих мастеров разного времени, начиная с XVI века. Андреа Амати – родоначальник школы скрипичных мастеров, который изготовил первую скрипку около 1550 года. За ним пришли Джузеппе Гварнери и Антонио Страдивари, имя которого больше всего на слуху. Все они были из Кремоны. Затем известные мастера появились в Брешии, Флоренции и Венеции, но им не удалось превзойти кремонскую школу или хотя бы приблизиться к её уровню. Не знаю, почему так получилось, но это факт. Стоимость самых дорогих венецианских скрипок, наиболее близких к кремонским, достигает € 150-200 000, а скрипка, изготовленная в Кремоне, может стоить более € 15 000 000. Из этого понятно, насколько они ценятся в мире.

ТТ: Не страшно ли было уезжать в незнакомую страну?

ГГ: Нет, я был воодушевлён! Впервые приземлившись в аэропорту Венеции, я испытал ощущение, будто только что сбежал со школьного урока. (Смеётся). И могу сказать, что сейчас чувствую себя примерно так же – очень свободным. Моя первая поездка в Италию состоялась в 2004 году. Мне предложили пройти 6-месячный курс ювелирного мастерства в Виченце. Было интересно увидеть, какая здесь обстановка, как живут люди, и я согласился. Не знал тогда ни слова по-итальянски, знакомых тоже не было. В течение этих 6-ти месяцев я много путешествовал по Италии и дважды приезжал в Кремону. Побывал в школе скрипичных мастеров имени Страдивари – в этом городе всё называется его именем, даже гастроном. (Улыбается). Окончив курс и даже немного поработав ювелиром, я вернулся в Армению, но мне очень захотелось учиться именно в Кремоне, в той самой школе. Добиться этого было очень сложно, но всеми правдами и неправдами я оказался в Италии, и 3 года находился здесь без возможности поехать в Армению. Жена тоже не могла приехать ко мне, и всё это время мы не виделись. Днём я учился, а по вечерам работал. Это был тяжёлый период, и только вера в своё дело придавала мне сил, чтобы продолжать. Через 3 года мне удалось сделать приглашение для жены с дочерью. Сначала они приехали на месяц по туристической визе, а спустя ещё год я подготовил документы на воссоединение семьи, и они смогли переехать ко мне в Италию. Теперь мы практически не расстаёмся, и я уже не представляю, как можно было не видеться столько времени. Хотя расстояние сделало наши отношения более доверительными. В 2013 году уже в Кремоне родилась наша младшая дочь. Она не знает всей этой истории.

ТТ: Ощущаете ли вы свою связь с Арменией, находясь за её пределами?

ГГ: Как ни парадоксально, за пределами родины быть армянином легче, чем среди армян. Я глубже чувствую себя армянином, находясь в Кремоне – читаю на армянском, слушаю армянскую музыку, ем армянскую еду, которую готовит моя жена. И мне всё это нравится. В Армении я абсолютно такой же, но зачастую сталкиваюсь с тем, что после 15-летнего отсутствия настоящим армянином меня там не считают. Мы – сложный народ. (Улыбается). Дома мы с женой общаемся только на армянском, но наша младшая дочь почему-то отказывается на нём говорить, хотя слышит армянскую речь каждый день на протяжении 6-ти лет. Мы немного беспокоимся, но надеемся, что однажды ситуация изменится. С другой стороны, это неправильно, когда родители решают за ребёнка. Хотя нам и хотелось бы, чтобы она говорила по-армянски, выбор остаётся за ней – она должна захотеть этого сама. Плюс ко всему, я не считаю, что, если ты не говоришь по-армянски, ты в меньшей степени армянин, чем те, кто на нём говорит.

ТТ: Я знаю, что у вас есть коллектив, с которым вы исполняете армянскую музыку.

ГГ: К сожалению, сейчас мы не играем вместе, но примерно с 2007 по 2010 год у нас был коллектив из четырёх скрипичных мастеров из разных стран, которые учились в Кремоне. В разное время в нашем квартете были итальянцы, японец и русский. Армянскую музыку мы начали исполнять случайно – я как первая скрипка предложил её потому, что был хорошо с ней знаком. Мы дали около 30 концертов в разных городах Европы: Милане, Париже, Вене, Кракове и других. В день памяти жертв Холокоста мы сыграли концерт армянской музыки в Освенциме. У еврейского и армянского народов схожие судьбы. Именно Геноцид армян подал Гитлеру пример того, как можно безнаказанно уничтожить целый народ. Но история повернула всё иначе. Нацисты проиграли войну и были вынуждены признать факт Холокоста – сегодня никто не ставит его под сомнение, в то время как Геноцид армян забыт.

ТТ: Общаетесь ли вы с соотечественниками в Италии?

ГГ: К сожалению, сейчас в Кремоне нет других армян, кроме нас и моего близкого друга, армянина из Москвы, который тоже делает скрипки – Акопа Азояна. Но он не говорит на армянском, мы общаемся по-итальянски. Кроме того, в Кремоне работает скрипичный мастер Леонидас Рафаэлян. Он живёт в Венгрии, но часто бывает здесь. В Милане есть Армянский дом, где мы с квартетом давали много концертов. Когда-то в Кремоне жила большая армянская семья, состоявшая примерно из 20 человек – Кукуляны. Это были очень богатые и известные люди, но в 40-е годы их депортировали в концентрационный лагерь Аушвиц вместе с евреями, и все они там погибли. Мы стали первой армянской семьёй, которая сюда приехала после этой трагедии.

ТТ: Зато вы поддерживаете отношения с коллегами из Еревана. Ваш однокурсник Тигран Ахназарян даже пригласил вас в Хабаровск.

ГГ: Да, Тигран Ахназарян – мой большой друг. Мы вместе учились в ереванской консерватории на скрипачей, а после её окончания он отправился в Москву получать образование дирижёра. Когда его назначили главным дирижёром Хабаровского симфонического оркестра, выяснилось, что инструменты в нём были в очень плохом состоянии. Хотя Хабаровск и большой город, там не было ни одного скрипичного мастера, который мог бы отреставрировать струнные – скрипки, альты и виолончели. Тигран позвонил мне и спросил, смогу ли я приехать в Хабаровск примерно на месяц, чтобы привести в порядок инструменты, а также попросил изготовить две новые скрипки для их оркестра. Идея такой поездки мне понравилась. Плюс ко всему я мог встретиться с другом, которого не видел 15 лет. Я приехал, и мы оба остались очень довольны сотрудничеством. А через 2 или 3 года Тигран переехал на Сахалин и снова доверил мне реставрацию струнных инструментов – теперь уже камерного оркестра Южно-Сахалинска. Спустя месяц работы они зазвучали намного лучше. Музыканты были счастливы! Со многими мы подружились и поддерживаем связь. Надеюсь, нам ещё представится возможность увидеться.

ТТ: Часто ли вы путешествуете?

ГГ: Очень редко – вся моя работа, как правило, протекает дома, в маленькой лаборатории, где я делаю скрипки и реставрирую их. Езжу куда-то только по работе и иногда – чтобы встретиться с друзьями. Например, в сентябре был этот конкурс в Сесто-Фьорентино, и я должен был привезти туда скрипку, а через неделю снова вернуться на церемонию награждения.

ТТ: Какие у вас планы на ближайшее будущее?

ГГ: В 2021 году в Кремоне состоится конкурс скрипичных мастеров, который проходит каждые три года. В прошлый раз, в 2018 году, я подал заявку на участие и даже изготовил скрипку, но не смог представить её на конкурсе, так как в это время по семейным обстоятельствам вынужден был поехать в Армению. Этот конкурс ещё более престижный по сравнению с тем, что проходит в Сесто-Фьорентино, и я надеюсь, на этот раз всё сложится. (Улыбается).

Фото из архива Грачьи Галстяна

На фото: Татьяна Тростникова. Фотограф © Яна Давыдова

Об авторе. Татьяна Тростникова — журналист, блогер и медиаменеджер, постоянный автор Армянского музея Москвы и журнала Italia-Made in Italy. Две свои большие любви, Армению и Италию, ей удаётся соединять как в журналистских, так и культурных проектах. Имея обширную сферу интересов, включающую искусство, моду, гастрономию и путешествия, любимым жанром Татьяна считает интервью. Её любовь к Армении началась с музыки Тиграна Амасяна и Комитаса — по образованию Татьяна вокалистка. К журналистике пришла, несколько лет проработав в сфере PR и рекламы.