Психотерапевт Арам Овсепян: «Часто люди, прошедшие войну, решаются говорить лишь с теми, кто был рядом»

Герой интервью Армянского музея Москвы — Арам Овсепян, создатель Центра психического здоровья MHS, преподаватель кафедры психиатрии Национального института здравоохранения. По мнению специалиста, непроработанные ранящие воспоминания прошедшей войны могут остаться в коллективной памяти народа на долгие годы, ведь почти все, кто участвовал в боевых действиях, получили сильнейшую психологическую травму. Арам Овсепян и журналист Кари Амирханян обсудили способы реабилитации участников боевых действий и их родственников.

Арам Овсепян. Фото из личного архива

Кари Амирханян: Травматичные душевные состояния — мина замедленного действия. Особенно остро переживаются психологические травмы, полученные во время войн. Такая травма способна искалечить жизнь не только демобилизованного военного, но и жизни близких ему людей. В подобных случаях помощь специалистов становится крайне необходима. Как поддерживают людей в этих случаях специалисты?

Арам Овсепян: С ноября 2020 года в Армении действует программа «Навстречу жизни». Это — бесплатная психологическая и психиатрическая помощь пострадавшим от недавней войны в Арцахе, их родственникам, а также переселенцам. Деятельность осуществляется рядом ведущих организацией, работающих в сфере психического здоровья и координируется Армянской психиатрической ассоциацией. Мы проводим еще и образовательные мероприятия для врачей всех регионов, чтобы они могли на местах распознавать необходимость оказания помощи людям, прошедшим войну. Проблема заключается в том, что демобилизованные военные не всегда желают обращаться к специалистам.

К.А.: Как проявляет себя стресс во время войны и после нее?

А.О.: Каким бы ни был исход войны, посттравматического стресса не избежать. Причины тому — эмоции и чувства, постоянно испытываемые людьми во время военных действий. Это страх за свою жизнь, смертельный риск, ужасы последствий военных действий, переутомление… Все эти факторы меняют отношение к жизни, к собственной целостности, что постепенно может привести к утрате психофизического здоровья, снижению уровня уравновешенности. Война провоцирует появление неопределенности относительно собственного будущего, ведь многие теряют дома и не знают, где и как будут жить дальше. К этому приплюсовывается беспокойство за своих родных, жизнь и среда обитания которых также подвергается изменениям. Фактически получается так, что, с одной стороны, существует тревога на фоне неопределенности, а с другой — изменение привычной обстановки, что тоже вызывает сильный стресс. Всё перечисленное происходит во время войны. После войны мы наблюдаем «реактивные» состояния — реакции на пережитый стресс. На фоне истощения психических ресурсов возникают депрессии, невротические состояния, что можно обобщить в так называемый посттравматический синдром. Многое зависит и от итогов войны. От эмоций, которые испытывают люди. Ведь есть разница между всеобщим воодушевлением и тотальным разочарованием, не так ли? А происходящее у нас, в Армении и Арцахе, еще больше уводит ситуацию в минус.  

К.А.: Бывают же случаи, когда человек, призывая на помощь волю, уверен, что справится с надвигающимися психологическими проблемами сам. Можно ли самостоятельно подавить симптом? 

А.О.: Дело в том, что при психологических травмах воля снижается. Этот самый человек, который всю жизнь успешно справлялся со стрессом самостоятельно, будет продолжать использовать уже наработанные годами механизмы саморегуляции. Но в том-то и дело, что его привычный способ уже не сработает. Поэтому вопрос упирается не столько в волю человека, сколько в понимание проблемы. Человек должен отнестись к себе серьёзно и захотеть избавиться от травмы — обратиться за помощью. Но очень многие справляются со стрессом по-своему… 

…Согласитесь, очень многие вещи со стороны выглядят иначе, чем изнутри. И этот взгляд со стороны непременно нужен. Это помощь извне, необходимая для восстановления психологической координации. И если даже сам человек не чувствует особых причин для тревоги, совсем нелишним будет хотя бы раз побывать на консультации у специалиста. Бывает и так, что человек делает вид, что все хорошо, и мы действительно видим, что вроде бы на самом деле ему совсем неплохо, но, по сути, ему есть о чём поговорить, есть «больные» темы, но он как бы сам это не очень-то осознает и принимает. Словом, от психологической травмы никуда не денешься. Если её упорно подавлять, то она все равно, хоть и незаметно, продолжит развиваться. Придет время, когда она непременно даст о себе знать.  

Фото © Shutterstock

К.А.: С сильными и волевыми людьми легче работать? 

А.О.: Естественно, с волевыми и сознательными людьми легче. Если у человека трезвое и рациональное мышление, то выведение подсознательных аспектов на сознательный уровень произойдет намного легче и быстрее.    

К.А.: «Слабая зона» человека сразу же проявляется в непростой ситуации… «Где тонко, там и рвется», так?

А.О.: Начавшаяся и продолжающаяся пандемия, 44-дневная война и поражение в этой войне… На уже «истощенном» фоне процент людей с депрессией вырос. И на этом фоне, конечно же, слабые стороны стали более явственно выявляться. В психике каждого человека, как правило, прослеживаются более уязвимые места, которые в критической ситуации могут дать о себе знать. Вообще же, у каждого человека свои личностные особенности, которые нельзя игнорировать. Это может сопровождаться истощением ресурсов, которые выражаются в неспособности к стабильным эмоциям, так называемым «скачкам» эмоций, сопровождающимся снижением настроения и отсутствием  мотивации, когда у людей пропадает желание и даже нет сил чем-то заниматься. Отсюда и сбой работоспособности, и повышение уровня тревожности. На фоне этой тревожности, в зависимости от ряда факторов, у людей могут появляться навязчивые мысли, разные фобии, чрезмерная озабоченность своим физическим здоровьем и психическим состоянием. А у непосредственных участников боевых действий может развиться боевая психическая травма, и, впоследствии, — посттравматический синдром, уже упомянутый выше. Для этого состояния, помимо перечисленных симптомов, присущи так называемые флешбэки — воспоминания о связанных с войной травматических событиях.

К.А.: Должно быть, чем впечатлительнее человек, чем богаче его воображение, тем ярче флешбэки?

А.О.: Происходит как бы выпадение из реальности. Флешбэки — это крайне реалистичные воспоминания травмирующих событий, когда человек, «соприкоснувшийся» с войной, остро реагирует на любые звуки, запахи и образы, которые хоть отдаленно напоминают боевые действия. Скажем, это могут быть салюты и петарды, или даже просто запах дыма. Накануне Нового года мы даже предупреждали наших граждан, чтобы на этот раз они постарались обойтись без залповой атрибутики, но безрезультатно. К нам после Нового года обращались люди, повторно травмированные воспоминаниями о войне. 

Фото © Валерий Мельников

К.А.: Самое сложное, наверное, понять человеку, прошедшему войну, что помощь действительно нужна. Как его уговорить? 

А.О.: Способ должен быть найден. Существует одна проблема — та, какой мы её видим со стороны. И существует другая проблема — та, какой её ощущает сам человек. Здесь важно выяснить, что именно его беспокоит, а не то, что нас беспокоит в нём. Это совершенно разные вещи. Если с ним говорить о том, что его беспокоит, из-за чего ему плохо, это будет для него очень весомым поводом обратиться к специалисту. К примеру, если человек выпивает и он раздражителен, надо говорить с ним не о вреде спиртного, а о его личных переживаниях. Обсуждать то, как и почему этому человеку плохо. При этом, следует делать акцент на том, в чём для него заключается трудность, а не на том, в чём для нас заключается его странность. В этой ситуации надо быть максимально корректным с визави. 

К.А.: Какие проявленные симптомы являются наиболее опасными и разрушительными? 

А.О.: Когда у человека в состоянии бодрствования, на фоне ясного сознания, происходит нарушение восприятия реальности. Это — галлюцинации. Они могут быть слуховыми или зрительными. Или есть бред. Или паранойя, когда он подвержен идее преследования, будучи уверенным, что его прослушивают или неотступно следят за ним. Чаще всего возникают состояния уныния, подавленности и снижения эмоциональности. Все эти факторы, как правило, приводят к снижению работоспособности. Эти люди уже не чувствуют себя полноценными участниками жизни, замыкаются на себе. Это может быть чревато появлением разных фобий, а может и привести к суициду.  

К.А.: Групповая психотерапия может решить проблему? 

А.О.: Очень часто людям, прошедшим войну, не с кем поговорить — они решаются говорить лишь с теми, кто, возможно, был рядом, видел то, что видели они. К сожалению, большинство не стремится выйти на специалиста. Они либо замыкаются, либо напрочь отрицают существующую проблему. Впрочем, может и понимают, что проблема есть, но не верят в её успешное разрешение. Причин может быть достаточно много. Но когда они собираются вместе, это имеет поистине положительный результат. Групповая психотерапия нужна ещё и потому, что главный принцип реабилитации — обеспечить безопасность. И это среда, где все друг друга пытаются понять, где все знают, о чём идет речь, где не надо долго распространяться и много говорить. Группа — это самая безопасная среда для них. Они почти инстинктивно чувствуют, что им это нужно.  

К.А.: Проводится ли психологическая работа с военными, которые продолжают службу в армянской армии? Они ведь тоже не избежали травмы войны… 

А.О.: Здесь дела обстоят сложнее в организационном, законодательном плане. Нет специалистов на месте, не налажена связь через интернет и нет возможности устраивать сессии хотя бы в формате онлайн. Конечно, в армии есть специальное управление, которое занимается психологическим состоянием военных, и мы с ними в постоянном контакте. Но этого недостаточно. К сожалению, это та тема, которая пока не совсем проработана.   

К.А.: Время лечит?  

А.О.: Может и лечит, но только лёгкие случаи, да и то не все. Некоторые психологические нарушения со временем усугубляются. Поэтому, средние и тяжелые случаи нуждаются в профессиональном наблюдении и своевременном лечении. Те, у кого реакция на происходящее была легкой, могут со временем сами восстановиться. Однако 30–40% людей с посттравматическим синдромом просто не в состоянии сделать это самостоятельно, — им нужна профессиональная помощь. И, в первую очередь, — психотерапевтическая.  

Фото © Валерий Мельников

К.А.: Мы все, в той или иной степени, пережили стресс, связанный с прошедшей войной. А если стресс переживает психотерапевт или психиатр, насколько он компетентен в проведении лечения? 

А.О.: Чем в большей гармонии находится специалист с самим собой, тем легче он переживает нагрузку, ложащуюся во время стресса. Может на эффективность работы стресс и не будет влиять, но от утомления и подавленности специалист не застрахован. Именно поэтому психологи проходят супервизии и это обязательно для любого специалиста, работающего в области психического здоровья. Это непременное условие, которое мы ставим в работе для своих специалистов.  

К.А.: Реальность сегодняшнего дня — активная эмиграция. Люди не хотят жить там, где все напоминает о войне, где постоянно гложет неопределенность. Может ли психологическая служба остановить этот отчаявшийся поток беженцев? 

А.О.: Желание уехать — признак надлома. Мы стараемся внушить больше оптимизма. Но при этом надо понимать, что мы не в праве влиять на решения людей покинуть родные места. Нам вменяется в обязанность максимально улучшить их здоровье, чтобы решения принимались на здоровом, трезвом фоне. А для этого необходимо полноценное лечение, которое поможет человеку самостоятельно справиться с проблемой. Неопределенность страшно подавляет и является главной причиной тревоги. Взять хотя бы пленных и их родителей. Они понятия не имеют, как сложатся их судьбы, испытывая мучительное состояние неопределенности. И если побои, унижения, по их рассказам, они могли и перетерпеть, потому что знали, что это когда-нибудь закончится, то неопределенность может свести человека на нет. Однако дополнительные усилия и желание исправить своё душевное здоровье могут поставить человека на ноги.  

 Журналист Кари Амирханян (Ереван) специально для Армянского музея Москвы.

Фото обложки: из архива Арама Овсепяна