Поэт, музыкант, чтец, автор двадцати трёх стихотворных книг, лауреат литературной премии имени Аполлона Григорьева Вера Павлова — в эксклюзивном интервью Мариам Кочарян.

Мариам Кочарян: Вера, мой первый вопрос. Что для вас слово? Какую функцию несут слова? Что такое музыка? Связаны ли эти два понятия между собой?

Вера Павлова: У меня есть такое обыкновение: когда я заканчиваю книгу, то составляю её «словесный портрет», частотный словарь. Я смотрю, какие слова встречаются чаще других, подсчитываю, сколько раз, и так обнаруживаю слова-победителей. И понимаю, что на данном отрезке (книга поэта — всегда прогон между двумя станциями жизни) самое главное для меня. Я делаю такой словарь для каждой своей книги. А в книгу «Проверочное слово» я его даже включила, в самом конце. Чтобы выяснить, какие слова для меня — проверочные. Вот первая десятка, в скобках — число употреблений: «День, улыбка, ласка (40). Музыка (44). Небо (45). Поцелуй (46). Книга (54). Свет (57). Дом (58). Рука (78). Слово (81). Любовь (172)». Видите? Слово «слово» на пьедестале почёта, серебряный медалист. Уступило только слову «Любовь», недосягаемому фавориту. Слава Полунин как-то спросил меня, могу ли я написать стихотворение из одного слова? А я его давным-давно написала! Оно живёт в книге «Четвёртый сон» и называется «Песня без слов»:

Слово. Слово. Слово. Слово.

Слово в слово. Словом. К слову.

Слово за слово. За словом

слово. На слово. Ни слова.

Слово «музыка» тоже вошло в десятку. Как будто бы сильно уступая Слову и Любви. Но это кажущееся поражение. Музыка входит в сам состав поэтического, преображённого слова, помогает ему оторваться от земли и приблизиться к Богу Слова. Поэтическое слово окрылено музыкой.

Чаще паэльи, плова

в дело идёт кутья.

Господи, Ты — слово.

Я — буква твоя.

Дай же мне, даждь ми силы

не в колыбель, не в кровать —

в землю укладывать милых,

сорной травой укрывать.

*Вера Павлова в детстве. Фото из архива Веры Павловой*

М.К.: Вера, расскажите немного о себе и своем детстве. Чтобы бы вам хотелось особенно рассказать армянскому читателю?

В.П.: Я родилась на окраине Москвы, в хорошо укомплектованной счастливой семье: бабуля, дедуля, мама с папой, потом появился брат, и гармония стала совершенной. Велосипеды, коньки, каждое лето — палаточный лагерь на берегу Москва-реки, бесконечная любовь бабушки, семейные застолья с песнями… И, с шести лет, — музыкальная школа. Которая уравновесила скуку школы общеобразовательной. Потому что в музыкалке был класс композиции. Так что если буквы поначалу использовались мной для записывания чужих мыслей, то ноты я сразу стала использовать по назначению — для творчества. Наш класс композиции Поля Мироновича Двойрина был довольно знаменит, мы часто устраивали концерты из наших сочинений. «ДЕТИ КОМПОЗИТОРЫ» — значилось на афишах. На один из таких концертов приехал важный гость. Мы играли ему свои сочинения. После концерта он всем детям-композиторам подписал сборник своих пьес. Мне он написал огромными буквами: «ВЕРОЧКЕ УСПЕХОВ В ТВОРЧЕСТВЕ АРАМ ХАЧАТУРЯН». Это благословение всегда со мной. А то что в двадцать лет я резко переквалифицировалась из композиторов в поэты, не уменьшает его силы. Творчество, вот проверочное слово!

М.К.: Вера, а как проходил ваш переход из композитора в поэты? И когда вы поняли, что вы — поэт.

В.П.: Этот переход был резким и совпал с другим важнейшим переходом — я стала матерью. Расскажу об этом стихами:

Поэтом больше стало на свете,

когда увидела я

жизнь жизни, смерть смерти —

рождённое мной дитя.

Таким оно было, моё начало:

кровь обжигала пах,

душа парила, дитя кричало

у медсестры на руках.

Стишок не обманывает — своё первое стихотворение я написала 2 июня 1983 года, в роддоме. Моя муза и моя Наташа — ровесницы. А стишок-первенец был признанием в любви Наташиному отцу, который, правда, вскоре нас бросил. Но стихи уже никогда меня не покидали, а признание в любви осталось главным их содержанием. Лет десять сочинение стихов было моим хобби. Но постепенно оно вытеснило остальные хобби, и стало ясно: да, я, кажется, поэт. Раз я только и делаю, что пишу стихи. Каждый день.

*Вера и Арам Хачатурян. Фото из архива Веры Павловой*

М.К.: Помнится, как я отправила вам приглашение на конференцию Лсаран и вы почему-то согласились без лишних вопросов. Это было настоящим счастье — слушать и видеть вас там! Что заставило согласиться и приехать на конференцию армянской диаспоры в Подмосковье?

В.П.: Любовь. И благодарность. Мне есть за что благодарить Армению. За то, к примеру, что Армения отогрела на своей груди Мандельштама. Несколько лет назад я записала диск с его стихами. Замысел был такой: я сама выбираю стихи и музыкальный инструмент, время от времени вступающий с ними в диалог. Кто может подпевать Мандельштаму? Я поняла это сразу: армянский дудук, великий Дживан Гаспарян. Студия звукозаписи сомневалась: мы не получим разрешение или не сможем его оплатить. Написали Гаспаряну. Он отозвался сразу: берите любые записи, бесплатно, спасибо, это красивый проект. Вы только послушайте, как любовно сплетаются стихи и музыка, как поддерживают и утешают друг друга!

Вообще, Армения и музыка для меня синонимы. В музыкальном училище моим педагогом по фортепиано была Эльга Арменовна Адамьянц. Она клала свои мягкие руки на мои скованные — и рояль начинал петь. Все армяне, которых я знаю лично, музыканты. Или поэты.

М.К.: А подскажите, бывали ли вы в Армении?

В.П.: Да, однажды. Это было (листаю свой дневник) 15–20 апреля 2013 года. Меня пригласили в Ереван на международный поэтический фестиваль. Я согласилась с радостью и неспокойной совестью — мы с мужем уже второй год боролись с его неизлечимой болезнью, покинуть его даже на неделю мне было трудно. Вот почему главным моим занятием в Армении была молитва. Тут-то я поняла, что нет лучшего места для молитвы, чем Армения. Можно, я перепишу страничку из дневника?

«…Молиться так, чтобы слёзы

не капали, но взлетали

в небо и там со звоном

падали к Божьим ногам.

Он, кряхтя, соберёт их,

взвесит на смуглой ладони

и скажет: воздам по вере,

пусть её муж живёт.

Так я молилась в Эчмиадзине, получив благословение Католикоса и Патриарха Всех Армян. Он улыбался, как персонажи древнеармянских вышивок — ангелы, герои, Иисус на Кресте, Иуда на сосне, — безмятежной улыбкой. Так я молилась в Гегарде, в церкви, вырубленной в скале полтора тысячелетия назад, — пела псалмы по очереди с молодыми армянскими поэтами, и голос дрожал вертикально, как огонь свечи. Мы были под землёй, под камнем, внутри камня. Но никогда небо не было так близко…»

Рильке, влюблённый в Россию, сказал в начале прошлого века, что Россия граничит с небом. Не знаю. Но Армения, без сомнения, граничит с небом. В моём дневники стихи и записи живут бок о бок. Иногда я сама не знаю, это заметка для памяти или верлибр. Вот, например, запись-стишок на память о моей одинокой прогулке в окрестностях дома творчества, в котором мы, участники фестиваля, провели три дня.

Церковь на холме.

Взбираюсь, гадаю:

в Швейцарии дверь

была бы открыта,

в России — заперта

на три замка,

а тут, в Армении?

Огибаю

постройку. Двери

нет, потому что

нет четвёртой стены.

Не заперто.

Вера Павлова в 2017 году на книжной ярмарке Non/Fiction. Фото: Svklimkin — *Вера Павлова в 2017 году на книжной ярмарке Non/Fiction. Фото:* *Svklimkin*

А посещение Гегарда нашло отклик спустя несколько лет в стихотворении, вошедшем в мою последнюю по времени книгу «Записки счастливого человека»:

Мастер леса ладит,

разворачивает чертежи на столе.

Жизни как раз хватит

вырубить храм в скале,

ангелам берлогу.

И во сне, на заре,

сдав работу Богу,

лечь костьми в алтаре.

М.К.: Что для вас современная поэзия? Кого читаете? За кем следите?

В.П.: Современная поэзия со мной каждый день. Хитроумный фэйсбук знает, кого я люблю, и услужливо показывает мне новые стихи Владимира Гандельсмана, Владимира Салимона, Михаила Айзенберга, Алексея Цветкова, Анны Логвиновой, Александра Дельфинова, Марии Степановой, Полины Барсковой, Екатерины Симоновой, Татьяны Вольтской, Бориса Херсонского и Людмилы Херсонской, Линор Горалик. Я не перечислила и десятой доли любимых имён. Дня не проходит, чтобы я, прочитав новое стихотворение любимого поэта, не воскликнула бы «Вот это да!» и не побежала бы прочитать его вслух любимому.

Журналист Мариам Кочарян специально для Армянского музея Москвы

Репортаж: как армянские реставраторы восстанавливают рукописи Матенадарана