«Ты много счастливее нас». Рассказ Аветиса Агароняна «Новорожденный»

«Ты много счастливее нас». Рассказ Аветиса Агароняна «Новорожденный»

Аветис Агаронян — армянский беллетрист, общественный и политический деятель. Известен своими небольшими рассказами из жизни армянских беженцев, прибывших в Закавказье после сасунской резни. Под влиянием западноевропейского символизма Аветис Агаронян написал ряд пьес и романов, среди которых — «Черная птица» и «Долина слез». Перу Агароняна принадлежат очерки и рассказы «В Италии», «В швейцарской деревне», «На большой дороге», «На улице».

Аветис Агаронян (1866–1948). Фото: wikipedia.org

Аветис Агаронян (1866–1948). Фото: wikipedia.org

НОВОРОЖДЕННЫЙ

Из рассказов переселенца А. Агароняна

Перевод с армянского

[Сюжет рассказа взят из жизни турецких армян, бежавших в Россию во время последних избиений. Прим. ​перев.]

Была темная, мрачная ночь. Небо заволокло тучами. ​Мелкие капли дождя падали и падали, точно скорбные слезы по умершим. Да и небо глядело грустно; быть может, это были и в самом деле слезы, которые проливало сострадательное небо.

Вся наша деревня выселялась, или, вернее сказать, жители ее бежали, спасая свои головы. Грудные дети засыпали, прижавшись к груди своих матерей, более взрослые пристроились на плечах и спинах своих отцов, а те, которые могли идти сами, уцепились за руки родителей, и мы тронулись в путь.

У всех лица были траурные, точно это было похоронное шествие. Когда же мы проходили мимо кладбища нашей деревни, все плакали навзрыд. Легко ли сказать? Ведь тут лежали рядком, один возле другого, наши деды, отцы и много дорогих существ, и мы оставляли их, быть может, навсегда. Нам казалось, что они все живы и мы покидаем их одиноких, беззащитных, оставляя в руках негодяев! Однако, мы завидовали им; они были счастливее нас — им не довелось пережить с нами эти черные дни, очевидно, они были безгрешны — умерли и успокоились.

Всю ночь мы шли под дождем, измокшие, усталые и голодные.

— Мамочка, холодно, я зябну! — слышались со всех сторон голоса дрожавших от холода детей.

— Негодный, замолчи, ​неровен час, «они» придут и унесут тебя, — отвечали им старшие.

Слово «они» имело магическое действие. Несчастные дети испуганными глазами всматривались в ночную мглу и, прижавшись ближе к родителям, молча двигались вперед. ​Многие из них, однако, не могли идти дальше от усталости и холода и падали; тогда старшим приходилось брать их на руки и снова продолжать путь.

Все смолкли. Мы шли мимо деревни врага; это было гнездо зверей — логовище кровожадных гиен! Надо было остерегаться, не дай Бог, если они проснутся от нашего шума — тогда все мы погибли.

Мы идем чуть слышно, еле дыша, и с ужасом смотрим на небо, стараясь отгадать, какой час ночи? Успеем ли мы благополучно пройти эти страшные места?

Небо мрачно; не видно ни одной звездочки; темные тучи висят над нами и дождь продолжает идти по-прежнему. Господи, как сильно нам хотелось, чтобы ночь эта продлилась дольше! Никто, кажется, не любил никогда так сильно мрак, как любили его мы в эту минуту, ему была поручена вся наша будущность, все счастье и судьба детей наших. Мы страшились света. Но путь еще длинен, мы подымаемся на горы, спускаемся в лощины, пересекая речонки и горные ручьи и все время храним гробовое молчание; опасность еще не миновала, мы только что прошли деревню злодеев.

Вдруг, в общей тишине раздается крик грудного ребенка; всех нас охватывает ужас. Ребенок кричит, надо зажать ему рот, не то злодеи проснутся и всех нас перережут.

— Зажми ему рот, зажми! — слышатся со всех сторон сдержанные голоса. — Ради Бога, пусть замолчит!

Но испуганная мать онемела, она прилагает все усилия, чтобы успокоить ребенка, но он все-таки кричит. Как ей зажать ему рот! Разве мать способна задушить свое родное дитя, свое сокровище? Она скорее согласится броситься с вершины горы, разбиться, умереть, чем убивать свое родное дитя.

Ребенок кричит громче, усиливая общий страх.

Наконец, чувство самосохранения, властвовавшее в эту минуту над всеми, заглушило все, кроме жажды спасения. Мгновенно несколько рук потянулось к ребенку, еще минута и он замолк бы навеки.

Мать поняла это движение: как свирепая тигрица, стала защищать она свое дитя; но, видя свое бессилие, она начала молить о пощаде; наконец, из груди несчастной вырвался вопль отчаянья и она, ​прижавши дитя к своей груди, ринулась на землю, прикрыв собою свое дорогое сокровище. Это спасло ребенка — он замолк и мы двинулись дальше.

Однако, крик ребенка и шум засуетившихся беглецов даром не прошли: из деревни врага поднялся зловещий лай собак.

Перед нами высилась гора-великан с белоснежной вершиной.

— Ребята, ради всего святого, прибавьте шагу; только бы перейти нам эту гору и мы спасены! Там-то уж нас не зарежут, — приговаривали ​шепотом старики.

Мы уже у горы; идем быстрее; подъем труден. Подымаясь мы беспрестанно оглядываемся назад, туда, где оставили зверей, спящих в своих логовищах. Но там началось движение, крик ребенка натворил беды, очевидно, деревня проснулась. Среди ночной тишины до нас стали доноситься ругань и угрозы, точно вся деревня поднялась на ноги. Охваченные ужасом, мы смотрим назад, и в ночной темноте зоркий глаз различает ​какие-то ​движущиеся тени; ​голоса приближаются, слышится бряцанье оружия…

— Беда, спасайтесь! — кричат все в один голос.

Но гора высока, нет конца подъему. Страх и усталость делают свое дело — усталые дети и женщины падают, потеряв ​последние силы.

Среди женщин обращает на себя особое внимание, своей слабостью, одна из них — бедняжка вскоре должна сделаться матерью. Она старается не отставать от других, но ей трудно идти, притом же у нее на руках ребенок двух или трех лет.

На нее обратила внимание одна из старух.

— Братцы! — произнесла она, — помогите ​Зекрут [армянское женское имя], ведь несчастная еле двигается!

Один из молодцов поспешил к ней на помощь и, взяв у нее ребенка, продолжает подыматься выше.

— Господи, чего им еще нужно от нас? — восклицает один из стариков. — Неужели они завидуют и жизни нашей? Ведь у нас ничего больше не осталось…

Неприятель под горой; мы бежим, сколько есть сил. Гулко раздаются в горах плач детей, вопль и стон женщин. Паника усиливается.

Но вот больная присела, испустив страшный крик; голос ее повторился эхом далеко в горах.

Несчастная не в силах была идти дальше, наступил час страданий… Теперь ​несчастье наше было полное: кто бы мог подумать, что сама природа способна смеяться над людьми, и без того гонимыми судьбою!

Быть может, страдания бедняжки начались давно и она мучилась от болей всю ночь, но со свойственной женщине выносливостью превозмогла все, употребив для этого ​нечеловеческие усилия. Она молча переносила ​жестокие страдания, но наконец не выдержала; да и как могла она противиться самой природе?

Больная лежит без сил, изнуренная… Однако, все же надо бежать — другого выхода нет, за нами погоня, негодяи могут настигнуть нас. Муж больной, взяв ее под руки, тащит вверх, на гору. До вершины недалеко. Там спасенье, там, на свободной земле бессилен неприятель; он не осмелится переступить границу, там не убивают, не режут.

Всесильна надежда, но и ужас творит чудеса. Позади нас опасность, тут же вблизи спасенье, мы забыли обо всем и спешим туда наверх.

Среди этой паники снова послышался ужасный крик, и обессиленная женщина, вырвавшись из рук мужа, упала на землю.

Минута была ​страшная, но и торжественная, свершалась едва из высоких священных тайн человеческой жизни. Случай вышел настолько неожиданный и в то же время трогательный, что многие из нас, несмотря на ужас охвативший всех, остановились, точно окаменелые, в ожидании конца родов.

Было ли это чувство ​сострадания к страждущей женщине, или благоговение к великому делу природы, не знаю, но мы не двигались с места.

Казалось, если в этот величественный час мы оставим несчастную одну, с новорожденным среди необитаемых гор, то великан-скала разверзнется и поглотит нас, или разразятся над нами гром и молния, ​ниспосланные всемогущим Небом, чтобы убить, уничтожить нас.

Дивное зрелище представляла гора в эту минуту: там беглецы спешат на вершину, внизу, у подножия горы, суетится кровожадный неприятель, готовый растерзать нас, а на склоне ее группа женщин окружила родильницу, поодаль стоят угрюмо и молча мужчины, а над всем этим царит мрак.

Мы надеемся, что скоро все кончится и мы тронемся в путь. Нас разделяет от неприятеля большое расстояние, не добраться им скоро до нас. По временам, эхо разносит крики и стон больной; это нас сильно тревожит.

Положение наше невыносимо выжидательное, отчаянное положение! Мы ждем не более 2–3 минут, но нам кажется, что если придется ждать еще минуту, то истомятся, разорвутся наши сердца…

— ​Уа, ​уа! — послышался вдруг первый крик новорожденного и исчез в невидимой дали гор и скал. Появилось на свет Божий новое существо, чтобы жить и пользоваться жизнью.

Дождь давно перестал идти. На небе загорелись тысячи звезд. Холод рассвета дает о себе знать. Резкий ветер пронизывает голое тельце младенца, он дрожит и ежится. Надо спеленать его, надо пригреть чем-нибудь его озябшее тельце, но чем? Где взять?

Мы сами все почти голы, все покрыты какими-то лохмотьями и коченеем от стужи.

Едва одна из женщин успела завернуть младенца в какое-то отрепье, как вблизи послышались голоса неприятеля, еще несколько минут и они нас настигнут. Мы были в ужасе, каждый заботился… о своем спасении, и нам едва удалось унести на руках больную.

Мы почти у вершины. «Уа, ​уа!» раздалось внизу, и тогда только мы заметили, что никто не взял ребенка. Среди общей паники он был забыт. Каждый из нас, вероятно, думал, что ребенка возьмет другой, но никто не поднял несчастного.

Один, беззащитный, покинутый всеми остался он в траве, на груди великана-горы, испуская жалобные крики. Казалось, блеяла овечка, оставленная во власти волков; но этот призыв о помощи никого из нас не тронул?

Кто решился бы снова спуститься вниз?

Мы продолжали свой путь, а ребенок не переставал жалобно кричать. Кто защитит его, согреет…

Вот, наконец, мы на самой вершине. Мы спасены. Пора отдохнуть. Родильницу положили на землю, она ​понемногу стала приходить в себя.

«Уа, ​уа!» донесся снова снизу уже замирающий крик ребенка, и как ни была слаба мать, все же этот крик был ею услышан. Бедняжка осмотрелась кругом и поняла свое ​несчастье. Она сделала, было, попытку подняться, но тут же бессильно упала.

— Вот какова судьба твоя, дитя мое, — прошептала мать, и две крупные слезинки покатились по ее исхудалым, бледным щекам.

Прошло несколько часов. Восток загорелся багровым светом. Первые лучи солнца, упав на ​дальние горы, осветили их туманные вершины.

Деревня извергов, вся утопавшая в дыму, виднелась издали. На горе и внизу не видно было никого, надо полагать, они вернулись к себе, считая погоню бесцельной. Давно уже замолкли и крики новорожденного. Проклятые! Должно быть, унесли его.

Однако, двое из нас спустились вниз, к месту, где был оставлен ребенок. Остальные с нетерпением ждали их прихода. Вскоре, ушедшие вернулись, неся с собою окоченелый труп младенца. Холодный, ночной ветер умчал с собою к небесам последнее дыхание несчастного…

Молча глядели мы на труп ребенка, положенный на зеленую травку. Как ни велико было наше общее ​несчастье, как ни привычна была для нас смерть дорогих нам людей, все же из наших высохших глаз упало несколько капель слез и на этот маленький труп.

Своими палками мы выкопали могилку для невинного существа, которое родилось на склоне горы для того лишь, чтобы быть погребенным на вершине ее.

Засыпав могилку и начертав на ней крест концом палки, мы прошептали: «Ты много счастливее нас»…

Перевод Н.А. Кара-Мурзы

Журнал «Мир Божий», № 3, 1899


Аветис Аракелович Агаронян

(1866–1948)

Аветис Агаронян со своей женой Нвард на острове Святого Лазаря в Венеции, 1920 год. Фото: wikipedia.org

Аветис Агаронян со своей женой Нвард на острове Святого Лазаря в Венеции, 1920 год. Фото: wikipedia.org

Армянский общественно-политический деятель, член партии Дашнакцутюн, писатель. Родился в городе Игдир в Эриванской губернии Российской империи (сейчас в составе Турции). Начальное образование получил в епархиальной школе Игдира, в 1886 году окончил семинарию Геворгян в Эчмиадзине. Вел преподавательскую работу в этой же семинарии, в школах Игдира и Нор Баязета.

Во время резни армян в 1894–1896 годах Аветис Агаронян участвовал в оказании помощи беженцам, прибывшим в Сурмалинский уезд Эриванской губернии. В это же время он опубликовал в газете «Мшак» несколько рассказов, посвященных жизни беженцев, которые обратили внимание общественности на молодого писателя. В 1898 году, чтобы продолжить свое образование, Агаронян отправился в Швейцарию, учился в Лозаннском университете, затем в течение года слушал лекции в Сорбоннском университете в Париже.

В 1901–1902 годах Аветис Агаронян участвовал в переговорах между партиями Дашнакцутюн и Гнчак об объединении, а в 1902-м — в первом конгрессе оппозиционных партий и организаций Турции, созванном в целях создания единого фронта против гамидовской тирании.

Вернувшись в 1902 году в Тифлис, Аветис Агаронян до 1905-го заведовал литературным отделом редакции газеты «Мурч». В 1907-м принял участие в созванном в Голландии конгрессе мира, которому представил требования армян относительно решения Армянского вопроса.

В 1907–1909 годах Аветис Агаронян был директором школы Нерсисян в Тифлисе. В мае 1909-го по так называемому «делу Дашнакцутюн» Агаронян был арестован и заключен в тюрьму. Об его освобождении ходатайствовали перед премьер-министром России Столыпиным видные деятели европейской культуры А. Франс, Ф. де Пресансе и В. Берар. В 1911-м он был освобожден, выехал за границу и пробыл в эмиграции до 1916 года.

По возвращении в Тифлис, осенью 1917 года Аветис Агаронян был избран председателем Армянского Национального совета, ставшего наиболее влиятельным общественно-политическим органом в восточноармянской действительности. После образования Республики Армения Агаронян был направлен во главе делегации в Константинополь для переговоров с турецким правительством относительно замены Батумского договора 1918 года новым соглашением. Переговоры, которые велись несколько месяцев, не дали результата. В 1919-м во главе делегации Республики Армения прибыл на Парижскую мирную конференцию и с председателем Армянской Национальной делегации Погос Нубаром представил участникам конференции требование армянского народа относительно создания объединенной и независимой Армении.

10 августа 1920 года Аветис Агаронян подписал от имени Республики Армения Севрский мирный договор. В последующие годы, после падения Республики Армения, Агаронян продолжал представлять Армению в Европе, принял участие в Лозаннской конференции 1922–1923 годов, после которой отошел от активной политической деятельности. Умер в Париже. Произведения Аветиса Агароняна, в особенности сборник «По пути свободы», оказали большое влияние на армянскую общественную мысль.

Источники:

1. Агаронян Аветис Аракелович / lib.ru.

2. Агаронян Аветис / genocide.ru.

 

«Ты много счастливее нас». Рассказ Аветиса Агароняна «Новорожденный»