Древо жизни Агаси Айвазяна — писателя, художника, графика

В основе творчества выдающегося армянского писателя, мастера прозы, публициста, сценариста, драматурга, режиссера, живописца Агаси Айвазяна пересекаются точки соприкосновения личности и общества, истории и современности, души и материи, вечного и ускользающего. Как сценарист и кинорежиссер, он успешно воссоздал в образах лучшие национальные качества армянского народа. Талант его ярче всего проявился в изобразительном искусстве: около 150 полотен и 40 графических работ оставил потомкам художник. Кандидату искусствоведения Рипсиме Варданян посчастливилось не только изучать творчество художника, но и провести ряд интервью с маэстро. Эта статья написана по мотивам встреч Рипсиме с Агаси Семёновичем.

Агаси Семёнович Айвазян (1925–2007). Фото: Tripandtrep

Тема свободы

Начать статью хотелось бы с цитаты мастера, определяющей его творчество: «Я рожден судьбой, временем, никогда не был моим хозяином, человеку не свойственно управлять собственной судьбой. Есть судьба, я верю в нее. Не мы авторы самих себя, даже мать нас не рождает, мы рождены по воле Божьей. Это чудо, мы все находимся в чуде, даже не осознавая этого».

Яркая черта Айвазяна — многогранность. В творчестве художника она отразилась и в том, как он создавал свои работы, применяя не только карандаш, сангину, пастель и акварель, но и гуашь, тушь, темперу и масляные краски. Бывало, что Айвазян экспериментировал, используя-комбинируя некоторые из материалов одновременно.

«Моя Джоконда», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

В основе картин художника, как и в литературных произведениях, отразилась воля к познанию жизни. Все его работы биографичны — являются анализом пережитого, переданного в литературных, станковых и графических произведениях. Живопись и графика пропитаны неимоверной грустью, часто трагизмом. Источником всего является человек с его недостатками и достоинствами, обитающий в созданной им среде. Его работы — на грани сознания и подсознания.

Айвазян выразил в аллегорических, символических, сюрреалистических, кубистических персонажах и сценах то, что, пожалуй, невозможно было описать словами в литературе: бунт, возмущение, гнев, крик, жалобу, изматывающую реальность и, конечно же, свободу. Неслучайно в своем литературном произведении «Американский аджабсандал», описывая быт бездомных, он упоминает, что «величайшее достижение попусту тратящего свою жизнь на улице бомжа, это свобода и независимость». 

Живопись занимала значительное место в его жизни, но последние два десятилетия жизни он занялся ею более основательно. Его живописные и графические произведения передают скорее фантасмагорические, чем поэтические переживания. Возможно, этим объясняется аллегорическое начало его произведений.

«Моё распятие», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

Тема Спасения

В десять лет Айвазян поступил в училище живописи, затем продолжил учебу в Тбилисской академии изящных искусств, а два года спустя, из-за начавшейся Второй мировой войны, был вынужден бросить учебу.

Каждый эпизод жизни отражается в его трудах.

Началось все в 1825 году в Ахалцихе, в семье кузнецов. Это родовое ремесло перешло от предков, имевших корни в Эрзруме, но волею судьбы, их потомки переселились в Ахалцихе — город был словно бы маленькой моделью Эрзрума, с армянским театром и школами.

Позже Айвазян написал в своих мемуарах: «…Кузнец Айвазян в 1830 году под руководством Архиепископа Карапета с уцелевшими из большого каравана 22 тысячами армянами-беженцами, переселившимися из Эрзрума, дошел до города Ахалциха. Эрзрумский район „Дамрчоц“ с точностью, со своими традициями и обычаями переместился в Ахалцихе. Я вспоминаю своего резкого, коренастого, трудолюбивого, грубого дедушку-кузнеца, из уст которого никогда не было произнесено сладкого слова. Я помню, как он работал, его молот, его наковальню, его залитое пламенем печи угрюмое лицо. Один из его трех „деток“ (по арм. „манч“ / մանչ) кузнецов, Симон, был моим отцом. В отличие от деда, мой отец был похож на немца. Высокий, светлокожий блондин с зелеными глазами».

Итак, художник родился в Ахалцихе, но жил в Тбилиси, в очень бедной семье. Он видел каторжную работу своего отца, который весь день напролет, начиная с пяти утра, проводил у огня. В одном из наших разговоров Айвазян, вспоминая детство, отметил: «Я часами бывал в кузнице своего отца, рисовал кузнецов, сверкающие искры огня, танцующий в темноте язык пламени, но я был далек от того, чтобы стать кузнецом… Я смотрел на отца и жалел его. Он должен был заработать как минимум три рубля, чтобы мы смогли прожить этот день. Я часто продавал подковы…».

«Моё время», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

Эти и многие другие воспоминания впоследствии ожили в ставшем для Айвазяна переломном романе «Треугольник» о кузнецах, который спустя годы, по предложению Айвазяна, был экранизирован режиссером Генрихом Маляном. Произведение, однако, рассказывало не о профессии, а о пяти кузнецах, которых объединила профессия. Еще в 1825 году кузнецы Эрзрума разработали свой собственный кодекс, где говорится о связи труда с Богом. Только работа поддерживает связь с Богом. Тот, кто не работает, — безбожен. Не случайно, что всех пяти героев «Треугольника» звали Мкртич (Креститель). 

«Иуда». 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

В изобразительном искусстве Айвазян часто обращается к евангельской тематике. «Спасение», «Снятие с креста», «Распятие», «С Матерью (Богородица)», «Смерть Иоанна Крестителя», «Испытания», «Иуда», «Тайная вечеря» и др. Примечательно, что почти во всех его работах присутствует автопортрет художника в образе того или иного героя — Господа, отца семейства, страдальца, ищущего, молящего спасения…

Сюжет картины «Спасение» полон символических и вызывающих сострадание деталей. Произведение навевает мысли о смерти и возрождении, одновременно насмехается над безысходностью человечества. Словно сквозь вращающиеся небеса Ван Гога неугомонным колокольным звоном рассылается глубокая боль человеческой натуры. Кружащиеся в воронке смерча, вырванные из земли церкви и храмы пророчат о надвигающейся катастрофе, будто пытаясь образумить нечестивых. В сюжетно-композиционном центре — распятое дерево-Мировое дерево, символизирующее центр мира, ось, вокруг которой существует все, что окружает нас, являясь ее стержнем, соединившим центревоедино мир подземный, земной и небесный. Тем самым художник заявляет, что тема общечеловеческая, поставив под сомнение все ложное, злое и безобразное.   

В «Снятии с креста» («Пьета») серо-коричневые мазки находят свое трагическое продолжение в окружающих Господа трех печальных и застывших образах. 

«Тайная вечеря» — противоположность принятой иконографии: все участники вечери расположены спиной к созерцателю, но находятся лицом к свету Божиему. 

«Отец семейства», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

Тема детства

Дед художника по материнской линии, которого он никогда не видел, — старый тифлисец. Он имел двухэтажный дом в центре города и был художником и купцом.

Агаси Айвазян в своих мемуарах напишет, что в пятилетнем возрасте изобрел для себя школу: брал старую сумку матери, направлялся с старому зданию с открытыми витринами и слушал воображаемый урок.

Тифлисская Студия рисования при Дворце пионеров привила ему уважение к академизму. Гипсовые скульптуры Микеланджело стали началом его серьезных графических поисков. Ещё раньше он отправлял свои рисунки в московский детский журнал «Мурзилка», получал в ответ советы от известных художников. А в номере газеты «Пионерская правда» от 1939 года был опубликован его первый рассказ (точнее, выделенный редакцией в предисловие). По словам художника, написанный им на плохом русском романтический рассказ о Метехской тюрьме послужил стартом его карьеры в должности детского корреспондента газеты. 

В течение дня он проявлял себя по-разному: утром в школе его воспринимали как художника, поэта, скрипача, на побережье Куры его знали как пловца, в театрах как вежливого юношу, в спортзалах как мастера бокса. Серия тбилисских картин («Мой город», «Сказка», «Крысы» и др.) — отражение его реальной и воображаемой жизни, воспоминания юных дней, когда возвращаясь поздней ночью домой после концерта, театра или спортивных соревнований, в своем воображении он ставил какую-то пьесу, снимал вымышленный фильм.

Эти фантазии отражены в холсте «Восток и Запад». Изображено место, где прошел первый этап его жизни. Он выписал толпы людей, смерть и рождение, улицы и закоулки. Кура — река воспоминаний, а в центре картины — автопортрет. Всю жизнь он исследует-воображает-вспоминает. Айвазян так и не сумел выделить для себя отдельную сферу искусства для выражения красоты. Ему нужно было всё.

«Восток и Запад», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

Тема войны

Война коренным образом изменила жизнь многих, в том числе и судьбу Айвазяна. По его же словам, тыл был намного страшнее фронта — никогда не знаешь, что там, на передовой. Многие родственники Айвазяна так и не вернулись.

На родине, в Армении, писатель обосновался в сорокалетнем возрасте (после смерти отца). На родине началась новая жизнь. «Нам сказали, что мы можем сбежать, потому что по-другому не позволят. Мы с Генрихом Маляном в 1945 году сбежали в Ереван. В послевоенном Ереване жизнь была очень тяжелой, было много ночей без крова, потом „Дом колхозника“ стал пристанищем». В своих воспоминаниях художник отмечает, что это было ужасное место, очень похожее на описания в пьесе Максима Горького «На дне».

Да, трудности, но он создаёт, пишет, рисует. Позже его рассказы стали публиковаться в Ереване. Он начал заявлять о себе в Армении. На встрече нашей он рассказал мне, что «среда тоже создает человека, в чужой среде талантливый человек чувствует себя изолированным». И сказал: «Я не помню Тбилиси, не видя я могу вспомнить Эрзрум, но себя я чувствую ереванцем».

«Разговор с мамой», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

Тема матери

Одна из его ереванских работ — картина «Разговор с матерью». В архитектурной структуре произведения объединились образы сидящей за столом матери художника в трех возрастах: юная девушка, невеста, пожилая женщина. С ними беседует сын. По обе стороны портреты. Тень мужчины — это Айвазян, он залит светом, исходящим из окна. Второй портрет — ростовой женщины (возможно, жены). Изображение трех ликов матери невольно напоминает произведение Мартироса Сарьяна «Три возраста». Супруга Айвазяна Грета Вердиян расценивает эту картину как «ретро: запоздалый разговор с самим собой». Сам Айвазян, говоря о своей матери, вспоминал: «Потеря матери — это ужасно, если не ошибаюсь, Исаакян написал в своих воспоминаниях, что ему всегда было тревожно, он боялся, что его мать умрет…».

«Последний Кентавр», 1996–2006 гг. Источник: ЖАМ

Тема идентичности

Свой первый автопортрет Айвазян создал в двадцать лет. Автопортреты его преимущественно артистичны, как бы «постановочны». Иногда они подвержены раздвоению, изображая психологические и эмоциональные состояния. На одном из автопортретов Айвазян — в костюме дворянина XVII века. Доктор искусствоведения, профессор, член-корреспондент НАН РА Виген Казарян заметил, что «в его автопортрете есть раскол: изображены старые времена Конкисты. Герой в испанской шляпе и с голландским воротником, а лицом — он сам. Почему армянин позирует в старинном испанском костюме? Это абсурдная игра тбилисского артиста».

Думается, что здесь есть также зов прошлого. В одном из разговоров Айвазян упомянул, что его первой любовью была девушка-испанка. Он ценил достоинство испанцев, их единство. Однако, в личном плане не сложилось: девушка вернулась на Родину, а Айвазян уехал в Ереван. По его мнению, их союз мог стать основой настоящей большой армянской семьи с десятью детьми. Кажется, в устремленном вдаль взгляде на полотне отражены все персонажи прошлого и настоящего. 

Айвазяновские автопортреты решены с большой фантазией. Это и «Зооавтопортрет», и «Разложение», и многие другие. Это — герои своего времени. В своих фантастических произведениях он вступает в диалог с гениями разных периодов. Например, с Дали и Пикассо, как бы становясь их современником. Полотно «Размышления» не является автопортретом. Тем не менее, кажется, что героем этих раздумий является сам Айвазян. По стилю и смысловой интерпретации образ имеет сходство с героем картины Егише Тадевосяна «Гений и толпа»: та же изоляция, возможно, безнадежное душевное состояние. Итак, где зарыты корни тоски или, даже может быть, трагедии айвазяновских произведений? Художник не раз отмечал своё убеждение в «губительности извилин искусства, которые заманивают, соблазняют Богом „избранных“, бьют по стенам, рвут на части, то возвышая до синего потолка, то погружая в бездну, рассеивая всё, что у них есть». 

С Гретой Вердиян. Фото: Tripandtrep

Тема любви

В 1982 году Агаси Айвазян познакомился со своей спутницей жизни, будущей женой и любовью всей жизни — Гретой Вердиян. Она была писателем-драматургом, педагогом по профессии, воспринятым в Москве как учитель-новатор. В те времена Грета занималась журналистикой. Одна из радиопередач Вердиян была посвящена основателю Музея современного искусства Генриху Игитяну. Однажды, во время интервью с арт-критиком, вдруг появился мужчина и протянул книгу Игитяну, добавив, что рассказ посвящен ему.

Заметив то как Грета и Агаси друг на друга посмотрели, Игитян спросил Вердиян, не хочет ли она познакомиться с Айвазяном. Однако женщина ответила, что позже сама познакомится с ним. Литературное наследие Агаси она хорошо знала и восхищалась его духовными поисками.

Автопортреты — «Испанский» и «Зооавтопортрет». Иллюстрации предоставлены Рипсиме Варданян

Следующая встреча произошла уже во время съемок фильма «Зажженная лампа», про которую Вердиян готовила радиопередачу. В ходе разговора Айвазян признался, что видел её пару лет назад, в белом платье, и уже тогда подумал, что обязательно познакомится с ней. Она стала для художника на всю жизнь другом и неразлучным единомышленником, консультантом и критиком. Так как творческий процесс начинается с замысла, Айвазян уже при первой встрече с незнакомкой определил вектор дальнейших судьбоносных событий.

Несмотря на то, что Айвазян родом не из Армении, он всегда принимал и пропагандировал национальную идею, воплощая её через культуру и творчество. «Многие наши деятели искусства жили за границей… Терлемезян творил в Америке, но сегодня его работы выставлены в нашем музее. Вардгес Суренянц жил во Франции, но сегодня он здесь. Ерванд Кочар пришел в самый трудный момент. Мартирос Сарьян приехал из России. Армянство осталось во всем мире, оно не уничтожается. Этот секрет, эта тайна неизвестна», — сказал Агаси Айвазян. Этими воодушевляющими словами творца мне хочется завершить статью.

Кандидат искусствоведения Рипсиме Варданян специально для Армянского музея Москвы

Обложка: Tripandtrep