Продолжаем исследовать выдающиеся произведения армянской литературы в контексте мировой. Сегодня мы поговорим о трех культовых книгах XX века: романах «Зов пахарей» Хачика Даштенца (1972), «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса (1967) и «Звездная мантия» Милорада Павича (2000).

В основу этого литературоведческого разбора ляжет «треугольник» — Сербия, Армения и Колумбия: такие разные страны — по географическому положению и по ментальности, основанной на христианстве и дохристианских языческих верованиях. Безусловно, эти произведения, повлиявшие в разной степени на литературные школы мира и собственных стран, носят черты уникального, самобытного письма.

У каждого из этих романов есть жанровая специфика. Павич пишет «Астрологический справочник для непосвященных» — рассказы о вечных перерождениях, путешествиях по сновидениям, смешанных с вставками из астрологии и мифологии. Героиня романа, она же и рассказчица — девушка, живущая в современном Париже, которая в один прекрасный день просыпается в рыбацкой деревушке XV века, где все говорят на незнакомом языке. Роман-эпопея Хачика Даштенца — это крутой замес из исторических и фактов, легенд дохристианской Армении, христианских сказаний, свидетельств Первой Мировой войны и Геноцида, связанных с фидаинским движением. Здесь также, как и в книге Павича, используется прием «автор-рассказчик». «Сто лет одиночества» — мистический роман-притча.

Первые встречи с армянской литературой обычно убеждают читателя в том, что она историоцентрична. И это верно, поэтому «Зов пахарей», фольклорный и метафизический, с большим проявлением черт литературы магического реализма, является уникальным, стоящим обособленно от других любимых книг армянского народа.

Все три произведения можно отнести к постмодернистской литературе. Здесь можно встретить и автоматическое письмо, «поток сознания» и описание снов (Павич), и фантасмагорию, доведенную до абсурда (Маркес), и превращение исторических героев, таких, как фидаи Андраник Озанян и Геворг Чауш, в фольклорных персонажей (Даштенц).

Габриэль Гарсиа Маркес | unamglobal.unam.mx

Как и у Маркеса, у Даштенца, большую роль в связях времен и родных играют удивительные вещи: табакерка или сейф с тайной внутри, пудреница, которая выглядит как часы, синеющая миска из обожженной глины, которая реагирует на яд, или пианола жениха Амаранты Пьетро Креспи, который возвращается в Макондо, чтобы ее починить.

Одним из главных смыслообразующих мотивов в романах «Зов пахарей» и «Сто лет одиночества» является образ родной земли. Точнее, ее поиск, как у колумбийского автора, или борьба за землю, как в случае с армянским национальным движением. Причем, их свойство стремительно перемещаться в пространстве напоминает былинных героев: «Фидаи не ведают границ».

«Маленький» человек в армянской и мировой литературе

Итак, поселок Макондо и города, села Западной Армении, главным образом Сасун и Муш. Оба мира — и колумбийский, и армянский, показаны будто они не так давно сотворены создателем и человек-общинник еще не оторван войной от своего настоящего дела и жизни в природе, от пахоты земли.

Маркес нам показывает молодого патриарха своего рода — Хосе Аркадио Буэндия, «который указывал, когда сеять, советовал, как воспитывать детей и ухаживать за скотиной, и сам помогал другим, не чураясь тяжелой работы, чтобы в общине царил мир и порядок». Общинники строят свои дома по его образу: есть и традиционные террасы, увитые цветами; дворик-патио, большой огород и корраль, где мирно соседствовали козы, свиньи, куры.

Посмотрим, как описывает Даштенц патриархальное родовое гнездо армянина.

«Основателем рода был рыжебородый священник, у которого было сорок отпрысков. Одна ветвь этого рода в свое время подалась в сторону Моткана, из Моткана ушла в Муш, отсюда она растеклась по окрестным деревням. Это были светловолосые, синеглазые армяне, работящие и храбрые, доброты безмерной, чести беспредельной». И еще один важный эпизод нужно упомянуть из главы «Огонь в Тахвдзоре», где описана семья деда Хонка, происходящая от знаменитого рода хутца Ована.

«Перед этим домом, согласно преданию, захоронена соха пахаря Ована, и каждый год, перед тем как отправиться на весеннюю пахоту, землепашцы приходят к этому дому в знак уважения к памяти хлебороба Ована.
Об очаге этого дома рассказывают чудеса. Говорили, будто впервые огонь в этом доме разжег сам пахарь Ован, высек его своим кремнем и поднес к очагу. И с того самого дня огонь этого дома считается священным и почитаем не только тахвадзорцами, но и жителями окрестных деревень, армянами и курдами. Возле очага всегда сидит самый престарелый член семьи — следит, чтобы огонь в нем никогда не гас».

Во всех перечисленных произведениях очень большую роль играют описания природы — она сказочна, инфернальна, таинственна, помогает развиваться действию как невероятно захватывающему энергетическому потоку, пробивающему свое русло.

«Свадьба». Иллюстрация к юбилейному изданию «Ста лет одиночества» | vam.ac.uk

Многие исследователи отмечают, что природа в произведениях магических реалистов актуализирована для того, чтобы описать саму «чудесную реальность» — этот термин был предложен кубинским писателем, одним из ведущих фигур латиноамериканской литературы Алехо Карпентьером (1904-1980) и развит Маркесом. Волшебство и сверхсила природы в романе «Сто лет одиночества» настолько делает человека самодостаточным, что в поселке Макондо не принимают новшества науки. Хосе Аркадио выглядит как посмешище, пока Урсула трудится с детьми на земле, выращивая маниоку, малангу и тыкву, он делает собственное открытие: «Наша земля круглая, как апельсин». Когда жена разбивает астролябию, Хосе мастерит другую.

Описание природы в «Зове пахаря» призвано не просто показать ее глубинную связь с человеческим бытием, Даштенц действует еще и как ученый-этнограф — Западная Армения гибнет, и ее легенды и песни нужно сохранить. Но здесь тоже экспрессивно выражена красота армянского мира: огненные кони вырываются из чудесного родника; медовой становится вода реки, после гибели в ней жены священника; автор (имя рассказчика Смбат) пишет эти строки чернилами, приготовленными из ореховой кожуры; жрицы и жрецы языческих храмов превращаются в куропаток; село Красное Дерево связывает фидаи Арабо с автором и с другими героями через особый знак — табак из этого села.

Учитель Мелкон рассказал автору, когда он был еще ребенком, о существовании до маштоцевского алфавита каменных языческих книг: «Когда враг пришел в Тарон и стал безжалостно уничтожать эти книги, буквы в одно мгновение превратились в пчел и, роем взлетев с каменных страниц, укрылись в расщелинах Ццмака».

Повествования всех трех книг очень похожи на путешествие по лабиринту. Примечательно, что герои здесь не теряются, и даже самый маленький и незначительный общинник, особенно у Даштенца, встречается вновь на других страницах романа, как например, жена проигравшего армянина, приготовившая яичницу, которая остыла быстрее самира. Действие похоже на «сад расходящихся троп» (Х.Л. Борхес), которые могут вновь собирается и расходиться вновь. Так, спустя время и годы могут находиться родовые священные армянские книги. Бережливость — свойство писателя, которое он культивирует. С одной стороны, он так выполняет свою творческую задачу сказителя, а с другой стороны, пишет своего рода «памятную книгу», где описывает действие или деяние селян, зная, что на новом историческом витке они могут погибнуть.

Армянские фидаи. 1890-1896 | wikipedia.org

Войны — гражданские и мировые — звучат в романах не только как события истории, но и как неизбывные условия человеческого бытия. Кажется, развлекающий нас небылицами Милорад Павич вдруг резко переводит нить повествования к событиям последней Балканской войны 1991-1995 годов. А гражданская война, в которую втянуто и население Макондо, имеет метафизическое продолжение — зеркальный (или зазеркальный) город будет снесен ураганом и стерт из памяти людей, когда Аурелиано Вавилонья закончит читать пергаменты…

И Армения, и Сербия находились под гнетом осман. В XVII веке жизнь сербов, как и их христианских братьев-армян, постоянно ухудшалась. Но письму Павича свойственно, если можно так сказать, безболезненное письмо. Он в большой степени отстраненно говорит о реалиях окраин Турецкой империи, службе Прохора, о беженках, которые проводят с ним только одну ночь. В одну из ночей Прохор погибает. Его находят в своей постели мертвым, без единой раны, со свечой между сложенных рук. Павич при этом никогда не отделяет смерть серба от смерти других людей. Для него это смерть как таковая:

«Считают дни смерти, сын мой, а не дни жизни. Когда их соберешь, дни своей смерти, и посчитаешь сколько набралось, а потом посмотришь, что там еще осталось, то увидишь, что этот остаток и есть твоя жизнь».

Для Хачика Даштенца смерть армянина является только смертью представителя большого армянского рода, здесь не звучит колокол по всему человечеству. Свидетельства автора «Зова пахаря» глубоко историчны, писатель исповедует микроисторический метод, который позже станет главным в исследованиях французского историка, доктора философских наук Сорбонны Раймона Кеворкяна, автора книги «Геноцид армян. Полная история». Он составлял списки всех уничтоженных лиц, графики массовых убийств и зачисток:

«До 1880 года в Тароне и Сасуне заправляли курдские беки и османские паши, последние заставляли армян переходить в исламскую веру. И если армянин отказывался, его мучили, истязали, убивали. Из жертв этого периода достаточно вспомнить сапожника Сарухана, убитого в Багеше в 1631 году, пятнадцатилетнего юношу Никогоса, убитого в Диарбекире в 1642 году, двадцатилетнего скобяных дел мастера Хачатура, убитого в том же городе в 1652 году, мастера Григора, убитого в Муше в 1676 году, цирюльника Давида, убитого в 1677 году.»

Не только внешние враги несут прямую угрозу исчезновения, но и отступление от традиций и кодекса чести общинника и фидаина. Нарушает эту заповедь Родник Сероб, воюя на горе Немрут вместе со своей женой Сосе — и гибнет. Но эта смерть происходит по причине предательства армянина, но автор не может не учесть и этого обстоятельства «женщины на корабле». По сравнению с сербским и колумбийским романами, армянский более целомудрен. Мы видим предельный эротизм поэтики Маркеса и Павича, где много грешат и преступают через человеческий закон (даже вступают в связь с матерью). Женский образ «Одиночества…» Пилар Тернера полностью оправдан своей неприкаянностью, в то время как прелюбодейку Змо крестьяне гонят из села, а позже совершается обряд очищения священной книги, которую она держала у себя. Георг Чауш идет на крайнюю степень нетерпения к нарушению традиции и убивает родного дядю и выбранную им женщину за то, что он формально крадет ее, хотя сама вдова не против.

В 2012 году Армения стала Всемирной столицей книги, Министерство культуры РА выслало Маркесу приглашение на этот праздник. Великому писателю тогда было уже 85 лет, и ему оставалось всего два года жизни. Конечно, Армения бы восхитила Габриэля Гарсия, не потерявшего радость жизни в своем возрасте. Но, к сожалению, поездка не состоялась.

Мало кто знает, что Павич, создатель нелинейной литературы третьего тысячелетия, автор двух версий «Хазарского словаря», «Последней любви в Константинополе», «Ящика для письменных принадлежностей», написал еще и «Бумажный театр» — роман-антологию, современный мировой рассказ, где выдумал писателей и сведения о них. Армению «представлял» Симеон Бакишеци. Как всегда, мастер играет с читателем:

«Симеон Башикеци — поэт, он преподавал в школе древнюю армянскую поэзию. Опубликовал учебник ашугской литературы, написанной на языке ашхарабар. Писал для радио на русском языке. Сборники его рассказов — “Тигр со слепым сердцем” и “Нос”. Был женат на русской. Пока Армения входила в состав Советского Союза, он раз в год ездил в Ленинград. Когда Армения стала независимой, продолжал писать для радио, но теперь уже не на русском, а на армянском. Опубликовал одну книгу в издательстве “Урта”. Развелся и остался жить со своей старой служанкой, родом из долины Аракса. Он научил ее писать и считал лучшей из всех своих учеников, хотя она ему в матери годилась. Считается, что она не только писала стихи, но и сочиняла прозу. Нельзя с уверенностью сказать, принадлежит ли публикуемый здесь текст перу Бакишеци, или над ним трудилась его служанка. Он был уверен, что умрет в 2007 году, и в течение двух лет везде, где требовалось указать дату, указывал 2006 год вместо того, который был на самом деле. Умер в 2009-м».

Конечно, если бы эти трое встретились, им бы было очень интересно друг с другом. По счастью, каждый из них в свое время подтвердил возможность создавать в литературе параллельные, но очень близкие миры.

Как идеи Павла Флоренского повлияли на роман «Мастер и Маргарита»?

Источники:

Маркес Г.Г. «Сто лет одиночества». Перевод с испанского Маргариты Былинкиной. СПб: Изд-во «Кристалл», 2003
Даштенц Х. «Зов пахарей» Пер. с армянского, послесловие С.Б. Агабабяна. М.: Изд-во «ЮниПресс и К», 2012
Павич М. Избранное. «Звездная мантия». Перевод Людмилы Савельевой. СПб: Изд-во «Азбука-классика», 2002
Павич М. «Бумажный театр» Роман-антология. Симеон Башикеци | litra.pro
Панчехина М.Н. «Магический реализм как художественный метод в романах М.А. Булгакова». Диссертация на соискание ученой степени к.ф.н. Донецкий национальный университет, 2008 | science.donnu.ru