«Вирус и Любовь»
Наконец огромный воздушный лайнер медленно, но очень уверенно тронулся с места. В его тяжести, казалось, и была его мощь, но это ощущение намного сильнее стало только из-за той лёгкости, с которой он поднялся вверх. В самолёте не слишком много людей и все — в санитарных масках. Никто не хочет личного общения, и, наверное, из-за этого очень быстро в салоне стал слышен только гул моторов. О чём же люди думали? Люди, среди которых и дети, и старики. Я подумал, что, наверное, как всегда — они более или менее спокойны — пока беда не пришла. И пока она не коснулась именно их.
Источник: yandex.ru
Эпидемия. В детстве нас пугали атомной бомбой. Говорили, что с ней и придёт конец всему миру. Конец. Апокалипсис обещанный то ли Богом, то ли кем-то ещё. Но всё же третье пришествие Христа, если оно будет, оно должно уничтожить, закончить жизнь человека на этой земле. Если это случится, это будет справедливо. Человек бесконечно греховен. И наверное Бог совсем не хочет, чтобы результат его творения был таким неудачным.
Ну и ведь правда то, что Он так много раз пытался спасти его. И теперь коронавирус. Ещё несколько часов назад я прогулялся по пустынным улицам итальянского города, прошёл мимо старинной церкви — капеллы святого Януария. В обычные дни здесь много народа, а сейчас всё брошено так, как будто началась чума и в великом страхе люди убежали, забыв закрыть двери церкви. Я попытался заглянуть в открытые двери, но это мне не удалось. Впрочем, из тёмной глубины я почувствовал только дух смерти. Я подумал, что, наверное, так бывает, когда люди и, особенно, священники покидают храм Божий. Но Божий ли теперь храм? Теперь, в основном, туда туристы ходят. Священники их покинули, да и что им там делать, когда верующих так мало осталось. Огромное количество христианских храмов. Италия — колыбель христианства и огромное количество шедевров христианского искусства — дело рук талантливых людей Италии. Но вера? Куда же делась вера? Вера в Бога и христианские идеи.
Ну вот теперь вы, именно вы — народ Италии. Вы, которые в своей стране построили больше христианских храмов, чем какая-нибудь другая страна. Вы. И у Вас теперь так много умерших от эпидемии…
Нет, не дай Бог, не думайте, что я посчитал итальянцев самими греховными на этой грешной земле, нет, конечно. Но что-то всё же неправильное происходит в этом мире. Во всяком случае, если положим руку на сердце, как перед смертью или после того, как мы узнаем, что заразились вирусом, понимая, что теперь может быть конец, мы всё же признаем, что в последнее время мы все бегали за выгодой, поставив на первое место именно наш, личный интерес.
И пусть другие помирают и пусть им будет плохо. Кого беспокоила чужая боль? Но, может быть, Бог даровал человеку жизнь, только с одним условием, что он будет жить, если будут жить все остальные и без исключения!!!
…Я не был дома очень долго, почти два года. И я соскучился. Да так, что не знаю, как мне справиться с моим желанием, чтобы не обнять и не расцеловать моих родных — любимую женщину и человечка, который так ждёт своего папу. У меня маленький ребёнок. Несчётное количество раз я представлял себе, как я прижимаю его к своей груди и сильно-сильно целую его много-много раз. И прижимаю, прижимаю, словно хочу бесконечно долго не забывать и держать внутри себя это сладкое чувство прижатого к груди маленького тела своего ребёнка.
Но теперь? Мне нельзя, вдруг зараза, вдруг во мне уже вирус? Вдруг я болен и могу заразить всю мою семью.
В самолёте тихо, несмотря на довольно сильный гул моторов. Так бывает, когда ты привыкаешь к внешним шумам и если нет внутри самолёта ни звука, тебе кажется, что вокруг абсолютная тишина.
Подошла ко мне стюардесса. Я сидел в бизнес-классе, и они обязаны обслуживать. Она непривычно близко приблизила своё лицо к моему и спросила, не нужно ли мне что-нибудь. Я ответил нет и подумал, что она, наверное, не боится вируса. Но, в этом случае, она должна была бояться хотя бы заразить меня. Она была без маски и не боялась, явно не боялась ничего. Но, может быть, она просто глупая. Да много таких глупых людей, которые не понимая сами, могут так легко стать причиной страдания других. Мимо пронеслась девочка — видимо в туалет. Она так быстра прошла мимо, что я невольно подумал: а что же в ней было — страх заразиться от меня или очень приспичило? Да, кажется, теперь люди поменяют свои привычки поведения. Вдруг возник негромкий переполох в самолёте. Один из пассажиров, сидящих позади, громко чихнул. В тот же момент показалось, что гром в чистом небе прогремел. Все пассажиры как по команде повернулись к нему. Тот, посмотрев из-под бровей, тихо, почти про себя, шепнул «Извините».
Некоторое время спустя он же громко, со звуком, сморкнулся. Ну это было чересчур, и две стюардессы, теперь уже в масках, прибежали к нему и настоятельно ткнули в лоб градусник, предлагая измерить температуру. Температура оказалась высокая, и стюардесса, испугавшись, отскочила от него. Она положила градусник в карман, чуть не уронив его, и стала тщательно протирать руки.
Люди в самолёте, конечно же, заметили эту возню, тем более что все очень внимательно следили за происходящим. И здесь, как по команде, всех ветром сдуло от этого явно больного человека. Все старались как можно дальше найти место, но всё же не бывает безразмерных самолётов. И по этой причине они все прижались к стенам, находя места согласно своей расторопности — каждый.
Я сидел довольно далеко от него и мог наблюдать за происходящим. И происходящее было странным. Во всяком случае для меня. У всех пассажиров лица выражали испуг, который постепенно превратился в отвращение, и, наконец, в злость. Может быть, от того, что больной человек в отличие от других был без маски. Но, так или иначе, они все в конечном итоге сидели со смесью страха, злости и отвращения и никто из них не проявил ни капли сострадания. Да что греха таить, я сам с удивлением заметил, что жалости или хотя бы желания помочь этому несчастному не было и у меня самого. И мне показалось тогда и я, да и вы — вы, которые там, далеко внизу на земле и эти — сидящие в самолёте, вес мир, все люди на земле в одночасье потеряли жалость и милосердие к этому несчастному человеку, чья вина всего лишь была в том, что где-то внутри себя он носил вирус.
Больной человек. Он до этого сидел тихо и со взглядом «простите, пожалуйста» смотрел. Вдруг мгновенно его лицо побелело от страха, как будто он только осознал серьёзность своего положения. Он заметил впереди сидящего священника и хотел уже было подняться и броситься к нему. Наверное, подсознательно вспомнил, что он не страстный верующий и в церкви-то был не менее года назад. Но он не смог выпрямить ноги до конца и встать и грузно, казалось, бессильно опустился в кресло. Казалось, он устал и силы покинули его. В итоге он остался сидеть, ну а священник не шевельнулся и не произнёс ни слова.
Да, это не война — это эпидемия, теперь называемая таким непривычным словом пандемия. В отличие от войны, которая уносит много-много жизней и молодых и старых, войну начинают люди и они сами по правилам самоуничтожения безжалостно с умом убивают друг-друга. А вирус? Вирус как предупреждение нам, что мы недостаточно любили друг друга. Что всё же мало любви в этом мире. Ведь именно она спасёт этот мир. Что это совсем непростые слова «возлюби ближнего своего», что в них сила спасения наша и всех. Не верите? Тогда встаньте дальше друг от друга, ведь в каждом из вас может быть зараза.
Воздушный лайнер, казалось, без особых усилий, тихо сел на землю. И мы, пассажиры, в сопровождении огромного количества людей в белых халатах и масках пошли к выходу. Когда мы зашли в зал аэропорта, огромная масса встречающих двинулись по направлению к своим родным и близким. Наверное, как обычно: обнять, поцеловать и выразить свою радость. Да, именно так. Во всяком случае у меня на тот момент не было и не могло быть ничего другого, чего бы я так жаждал. Но их остановил полицейский кордон. Я шёл, как и все другие пассажиры, глазами внимательно «разбирая» наших родных. И вдруг! Родные для меня лица! Глаза бесконечно любимые. Найдя их, я шёл, стараясь взглянуть в глубину глаз моих любимых. В глазах моих было всё: и нежность, и любовь, и жалость, но всё же больше всего — просьба о прощении. И когда глаза мои поймали взгляд моего маленького ребёнка, я больше не в силах был оторвать его. И так, уходя в сторону, за несколько минут постарался передать всю мою любовь, но всё же в последний момент, прежде чем я оторвал мой взгляд от взгляда сына, я успел заметить искорку досады и непонимания. Куда ты идёшь, папа?
Больно мне, сердце моё ноет, и от этих чувств я не мог не проклинать вирус. Заразу, из-за которой я не смог обнять моих любимых. Ведь если бы не было бы этой эпидемии… Нас отвели и закрыли в карантин на две недели — ровно в этот период может определиться болезнь. Я шёл и думал: а что же было бы, если я бы вырвался и обнял моих любимых. Я мог заразить их. И они бы пострадали из-за меня, но этого я никак не хотел. Медленно, очень медленно, я успокоился. И медленно-медленно приходила мысль, постепенно озаряя меня пониманием — ведь Господь Бог, принося болезнь, учит нас. Учит, когда отдаляет нас друг от друга, как бы говорит: будет так, и будете страдать, и не будет вас, если не будете любить друг друга, и любить также сильно и до болезни, и после неё.