«Это не фильм-катастрофа, а фильм-реквием». Александр Котт о фильме «Спитак»
8 декабря в Москве будет показан фильм «Спитак». Бесплатный сеанс пройдёт в кинотеатре Пять звёзд на Павелецкой. Мероприятие посвящено 31-й годовщине землетрясения в Армении. Напомним, трагедия произошла 7 декабря 1988 года. Незадолго до показа главный редактор Армянского музея Москвы Ольга Казак встретилась с режиссёром картины Александром Коттом.
Ольга Казак: Прошёл год с момента выхода в прокат фильма «Спитак». Вы уже отделились от этой картины? Оцениваете её со стороны?
Александр Котт: Фильм не отпускает. Даже спустя год мысленно возвращаешься к этой работе — делаешь какие-то выводы. И я этому рад, потому что «Спитак» — важный для меня фильм.
О.К.: Около десяти лет сценарий Марины Сочинской, автора «Спитака», переходил от продюсера к продюсеру — никто не решался реализовать этот проект. Почему вы за это взялись?
А.К.: Сценарий попал к продюсеру Елене Гликман, которая мне его и показала. Я начал читать текст Марины и сразу понял — мой материал. В этой теме меня привлекла возможность показать, что происходит с человеком, который в одночасье теряет всё. И это не просто уход близкого человека — это фактическая потеря своего места в жизни, потеря родного города, страны. Вот был населённый пункт, в нём жили люди, существовал налаженный быт. И всё это исчезает в один момент, и человек к этому не готов, в отличие от ситуации, когда, например, болеет кто-то из родственников. И он остается перед фактом происшедших разрушений — наедине с собой.
О.К.: Было ли вам тяжело эмоционально вытягивать такую непростую для нескольких поколений армян тему?
А.К.: Это вопрос, который я себе задавал — справлюсь ли я с такой тяжёлой в эмоциональном смысле темой. Трудно найти точную интонацию, чтобы не сковырнуть зарубцевавшуюся рану. Тут важно было с холодным сердцем рассказать людям эту историю. В кино мы знаем, на какие точки надавить, чтобы зритель плакал. Мне хотелось создать торжественное светлое кино, без манипуляций.
О.К.: Почему этот фильм реализовали только спустя 10 лет после того, как был создан сценарий?
А.К.: Пришло время. Так бывает. Это ни от чего не зависит — просто приходит время для определённых тем. Так было и со «Спитаком», который лежал на полке. И для меня честь, что я оказался в это вовлечён. И потом — тридцать лет после трагедии — подходящее время для того, чтобы делать такой фильм. Участники событий всё помнят, но при этом уже могут посмотреть на всё на это со стороны. Это важный психологический момент.
О.К.: Вы подчёркиваете, что «Спитак» — это не фильм-катастрофа. Почему? Ведь речь идёт о трагедии, которая затронула тысячи людей и действие происходит как раз в моменте — в первые часы, дни после катаклизма.
А.К.: Мы не снимали фильм о землетрясении. Это фильм о людях, которые оказались в заложниках огромной беды. Это фильм-реквием, а не фильм-катастрофа. В том жанре, о котором вы говорите, снят другой фильм — «Землетрясение» режиссёра Сарика Андреасяна. «Спитак» — история о том, как трагедия армянского народа заставила объединиться многих людей из разных стран мира. И мы не ставили себе целью показать масштабность бедствия и добиться какой-то дополнительной зрелищности. Кадр, когда всё рушится у нас в картине всего один. И этого достаточно.
О.К.: Как вы добились состояния тихой грусти, которая пронизывает фильм?
А.К.: На съемочной площадке актёры сначала показывали очень яркие эмоции — горя, потери. Я намеренно убирал экспрессию, она казалась лишней в той идее, которую мы реализовывали. Реквием — это не только трагично, но и торжественно. В том, что человек остаётся перед лицом трагедии, много достоинства. Здесь нет места истерике. И это особенно хорошо видно на историческом примере Армении. Мы в процессе консультировались и с очевидцами, и с кризисными психологами — все говорили, что люди после того, как это случилось, очень быстро и чётко начали разбирать завалы — вытаскивать живых, искать близких, хоронить ушедших. Работали слаженно и тихо.
О.К.: В фильме есть сквозная линия дочери главного героя, которая, как маленькая Алиса из Страны чудес, проваливается в кроличью нору и далее существует в каком-то своём, сказочном мире. В финале преображённая Ануш выходит из подземелья. И метафорически, и буквально девочка выводит за собой остальных героев. Какое значение вы придаёте этой героине?
А.К.: Эта сказочная линия девочки Ануш, дочери Гора, не дает зрителю окунуться в бездну человеческого горя и боли, не превращает фильм в документальный, ведь мы снимали художественную картину. О трагедии есть документальный фильм «7 дней ада» — он фиксирует события, но наш фильм о другом. Мы хотели показать, что в будущем есть надежда. Эта девочка несёт в себе надежду. И эта надежда — смысл, без которого кино не смогло бы существовать. А так — кино получилось. Во многом потому, что мы старались делать его с «холодным сердцем», не увлекаясь трагическими спецэффектами.
О.К.: Получается, вы играли на контрасте, сделав так, что у фильма появилось два цветовых решения — цветное, которое, как вы рассказали, выводит зрителя из страшной реальности. И оттенки серого — в разрушенном городе. Так?
А.К.: Эти оттенки серого по сути — цементный цвет. Когда всё разрушилось, взвесь от цемента повисла в воздухе, покрыла собой всё, включая людей. Очевидцы рассказывают, что из-за взвеси было трудно дышать, вся одежда, лица, волосы были покрыты слоем цементной пыли. Это усугублялось тем, что экскаваторы ковшами поднимали завалы и пыль поднималась снова и снова. Вы правы, мы хотели, чтобы история девочки в подвале была цветной, а история снаружи — цвета серого цемента.
О.К.: Как вы справлялись на съемочной площадке, не зная армянского языка? Ведь большая часть актёров — армяне. Да и фильм снимался на армянском.
А.К.: За пределами площадки мне многое переводили. Некоторые актёры знают русский неплохо, а вот исполнитель роли Гора Лерник Арутюнян говорит по-русски слабо. В какой-то момент я научился понимать актёров по мимике, по интонации — мне, как режиссёру этого было достаточно для понимания, ведь есть сценарий. Вообще, как только армянское сообщество приняло меня за «своего» — стало гораздо легче, потому что сначала я казался «пришельцем» — эдаким режиссёром из Москвы. Но у армян есть удивительное свойство, они быстро вовлекают человека в свою среду — сами адаптируются и адаптируют других. В результате работы над «Спитаком» у меня появилось очень много друзей-армян. Особенно после кастинга, когда мы отбирали актёров.
О.К.: Кстати, расскажите как проходил кастинг «Спитака»?
А.К.: Это был своеобразный, нетипичный кастинг — актёры не играли будущую роль. Я не просил армянских актёров читать текст по сценарию, мне было важно, чтобы они вспомнили события 7 декабря 1988 года — трагедия, так или иначе, коснулась каждой армянской семьи. И люди делились своими воспоминаниями. Я наблюдал за тем, что и как они рассказывали и с какими эмоциями вспоминали. Практически все участники кастинга говорили об одном — о состоянии тишины. Она была важна, потому что все замирали и слушали: есть кто-то живой под завалами или нет. Паника прекращалась в тот момент, когда ты оказывался на месте трагедии. Гораздо страшнее было заставить себя туда поехать — со стороны, в воображении, трагедия гораздо тяжелее переносится, чем в действии, в реальности. На месте все просто молча работали. Разбирали завалы. Эмоции, истерика тут не помогут — нужны действия. Все работали очень быстро, в тишине.
О.К.: Как удалось на съемочной площадке создать достоверную атмосферу? Строили декорации?
А.К.: Мы снимали в Армении — в Аштараке построили декорации. И ещё одно место под Ереваном, где селевые потоки. Там земля сама по себе вся в трещинах. И там есть старые дома, в которых уже никто не живёт. Мы нашли там место, построили дом родителей Гора, который он разбирал.
О.К.: Из детства помните что-то о трагедии в Армении? Все советские школьники, как известно, на классном часу обсуждали землетрясение.
А.К.: Нам про землетрясение рассказывали. Но у меня тогда не было ощущения большой беды. Помню лишь, что в школе был пункт сбора гуманитарной помощи. Соревновались классами, кто больше соберет. Армения тогда была другой планетой. Землетрясение — где-то далеко, не с нами. Может, это и к лучшему. Понимай я тогда больше, вряд ли смог бы снять это кино.
О.К.: Есть что-то главное, что вы хотели показать зрителю в этой картине?
А.К.: Да, то, как трагедия объединила разных людей. Это — «дружба народов», которая в те годы имела огромное значение. 1988 год — это период заката советской империи, но 15 республик всё ещё существуют и отовсюду в Армению едут люди — братья, друзья. Едут и из-за границы. То, как эта «дружба» важна, и хотелось показать. Кстати, у нас в картине все представители союзных республик говорят на родном языке. Мы сделали так, потому что это — достоверность.
Фото обложки предоставлено кинокомпанией «Телесто»