Художник Гор Чахал (Оганисян): «Господь смотрит на наш мир сквозь бесконечно большое увеличительное стекло»
Мы поговорили с Гором Чахалом — мыслителем, художником, который соединяет в своем творческом методе научный инструментарий и богословский дискурс. Итогом встречи стала эта публикация.
В своей работе «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого» Николай Бердяев писал: «Духовность всегда „субъективная“, она лежит вне объективации. Объективация есть как бы иссякание и омертвение духа… Опыт жизни, как будто не заключающий в себе ничего духовного, может пробудить духовные силы в человеке, например, страдание от болезни, от нужды, от несправедливости или измены. Но пробуждение духовной силы предполагает, что она в скрытом, непробужденном состоянии всегда была».
Не один Бердяев говорил о том, что духовность человека или целой нации не может быть всегда на подъеме. На смену каждой активности всегда приходит спад. Но при этом духовные силы продолжают жить в человеке, дремать, ждать своего часа для возрождения и расцвета. Беседа с известным московским художником, мыслителем Гором Чахалом еще раз это подтверждает.
Началом нашего разговора стала постановка вопроса, почему в 1990-е годы, когда происходила болезненная и кровопролитная трансформация СССР, на смену почти мертвой коммунистической идеологии пришло не массовое возрождение христианской веры, а своеобразное «чистилище». Его составляли сибирский шаманизм, как у раннего Егора Летова, экзистенциальные притчи в духе мистических триллеров, как в ленте Альберта Мкртчяна «Прикосновение», фильмы Олега Тепцова «Господин оформитель» и «Посвященный», где кладбищенская инфернальная обстановка сочетается, в первом случае, с декадансом, кукольным эротизмом, во втором случае, с обращением к сфере животного, хтонического страха.
Гор Чахал считает, что в самые трагические и драматические периоды своей истории Россия обращалась к христианству. Начав свой поступательный ход, это возрождение, так и не достигнув своей новой зрелости, кульминации, вдруг обрывалось. Так было и в годы революции (вспомним поэму А. Блока «Двенадцать»), и в хрущевскую «оттепель». Сегодня мало кто знает, что в 1960-е, когда Михаил Калик и Инна Туманян снимают свой запрещенный фильм «Любить» с монологами о. Александра Меня и музыкой Микаэла Таривердиева, РПЦ тоже начинает искать новые пути к пастве — но и эта линия оборвалась.
Почему же в 1990-е перемены шли чаще темными, подпольными, подвальными путями, почему не проще было обратиться к прямому свету православия? Да, к нам вернулась литература Серебряного века и шла быстрыми темпами десталинизация. Возможно, этот путь предвидел Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита», где не происходит отрицания тьмы, а выдерживает прямой солнечный свет лишь один герой. Гор считает, что эти вопросы действительно правомерны, но однозначного ответа у него на них нет.
Несколько слов о личности Гора Чахала (Оганисяна). Он армянин по отцу, по матери русский с тамбовскими корнями. Оганисян не является фамилией его рода, вот почему однажды Гор взял фамилию своего деда, выходца из Западной Армении. Старший брат Гора Санасар Оганисян — олимпийский чемпион по вольной борьбе.
В биографии Гора отражена его многосторонняя одаренность. Он учился рисунку в студии Татьяны Кипарисовой, окончил Московский инженерно-физический институт по специальности «Прикладная математика». С поэтом Аркадием Семеновым и рок-группой «Вежливый отказ» организовал группу «Параллельные действия», был стипендиатом берлинской Академии художеств. Чахал — участник многочисленных выставок на крупнейших площадках России и всего мира.
В судьбе Гора проступает своеобразный парадокс: он один из самых знаменитых российских авангардистов на Западе, но вместе с тем его жизнь во многом закрыта, камерна, интимна. Случилось это в тот момент, когда Гор стал обращаться в своем творчестве к темам христианства. Постепенно его духовный и художественный поиск обрел черты христоцентризма. Случилось это довольно поздно, когда пришло окончательное осознание, что цивилизационный, культурный код России связан только с православием. При этом Гор не стал религиозным художником, иконописцем. Чахал настаивает: он светский художник, ищущий в своем творчестве ответы на вопросы религии.
Трудно сказать, почему Чахал выбрал своим пространством межграничье — между мирским и православием, что не позволило ему остаться не в той, ни в другой стороне. Говоря иначе, Гор зашел в две воды. Его больше волнует другой вопрос, почему с каждым новым этапом этого пути он все больше и больше оставался один, хотя многие его друзья, единомышленники формально разделяли его мировоззрение, считая его, впрочем, временным увлечением. Когда они поняли, что эксперименты, синтезирующие принципы современного искусства, разрабатывающие христианский догмат, на самом деле являются таковыми только по форме, что Гор сам погружается в православие, прекратились даже насмешки. Гору стали откровенно мешать.
Тем не менее, он в своих интервью заявлял, что ему ближе визуализация богословских вопросов и отражение личного духовного опыта. Его многочисленные попытки примирить, объединить художников и православие почти всегда не имели большого результата. Мало того, он стал наблюдать странную ситуацию: в России начали уходить с информационного поля темы, посвященные искусству Византии или Древней Руси. Да и сам Гор стал натыкаться на сдержанные похвалы, а по существу — равнодушие со стороны кураторов художественных институций.
Одним из громких проектов Гора стала выставка «Хлеб Неба», специально подготовленная для Третьяковской галереи. В этом проекте художник поделился опытом разговора о сакральном на языке современного искусства. Тематикой представленных произведений стали Литургия, божественные энергии, Фаворский свет, пространство иконы. Он реализовал принцип обратной перспективы, используемый в иконописи, только средствами фотографии. Но об этом чуть позже.
У меня был мучительным вопрос: отражались ли съемки фильма «Посвященный» на его здоровье? Режиссер Олег Тепцов встретил Гора на одном из подвальных выступлений, познакомился через общего друга Павла Каплевича. Фильм, где Чахал сыграл главную роль, имел непростую судьбу. Долгое время этот шедевр в жанре «мистической фантасмагории» был неизвестен даже киноманам. Тепцов потерял права на этот фильм, из двух серий его заставили вырезать большое количество метров материала и сделать одну. Даже в таком виде лента поражает многослойной поэтикой, инфернальным светом.
Главный герой находит дореволюционную книгу, посвященную магическим ритуалам Африки. Читая ее, он обретает дар — теперь он может убивать и оживлять людей одним лишь усилием воли. Кульминацией картины становится воскрешение героев Отечественной войны 1812 года, после которой герой слег в постель, потому что потерял много энергии. В конце фильма Володя совершает аутодафе. Он как будто сам себе выносит приговор — он еретик, он зло, которое своей сверхъестественной силой вводит в искушение прежде всего самого себя. Чахал рассказывал, что во время и после съемок он чувствовал себя нормально. Вопрос этот у меня возник, потому что после съемок в фильме И. Пырьева «Идиот» Юрий Яковлев болел и шесть лет не снимался. Наталья Варлей во время съемок в «Вие» выпала из гроба чуть не разбилась, ее поймал Куравлев. Позже она пожалела о участии в этой ленте, посчитав это грехом. Гор говорит, что для него это было только игрой. Для Тепцова же съемка «Посвященного» стала последней работой, к режиссуре он так и не вернулся.
Итак, возвращаемся к проекту «Хлеб Неба» и видим, что одним из центральных объектов в инсталляции становится модель священной горы Фавор.
Гор Чахал обращается к моделированию горы как к визуализации духовного опыта посещения святого места — горы Фавор в Нижней Галилее, в 9 километрах к юго-востоку от Назарета. Нет сомнения, что художник прежде совершил паломничество к этой горе, поэтому здесь не происходит сакрального замещения, как, скажем, в католических храмах, где верующий, не имеющий средств на такое путешествие, мог пройти «испытание» по винтообразной лестнице.
Для художника оставалось принципиально важным приобщиться к практике, избранной для себя в живописи рядом художников, в том числе и Полем Сезанном, рисующим свой «центр мира» — гору Сент-Виктуар: где он борется с центральной перспективной и статичной проекцией мира. Он рисует ступени горы, как пассажи. По мнению, шведского искусствоведа Петера Корнеля: «С помощью „пассажей“ Сезанн не дает зрителю потеряться в иллюзорной пространственной глубине — вместо этого задний план приближается к передней плоскости».
Как описывал объект куратор выставки Сергей Хачатуров, «художник представляет модель священной горы как реконструкцию из белого пластика в виде зиккурата, каждый уступ (ступень) которого соответствует 10-метровой геодезической линии горы. Великие художники (Феофан Грек, Рублев) могли заставить поверить, что Фаворский свет Преображения — не отраженное сияние, а чистая Сущность, энергия Бога. Возможно, этот сгусток обнимающей мир благодатью энергии и желает увековечить в своей модели Гор Чахал».
Одним из традиционных арт-объектов для Чахала стали принты. Речь идет о визуализации иконографического пространства средствами фотографии. По мнению Гора, фотография как нерукотворная техника позволяет добиться убедительности, реальности, очевидности существования Умопостигаемого Мира. В этом контексте фотоопыты, демонстрирующие эффект обратной перспективы, для понимания смысла и глубины происходящего, нельзя рассматривать вне истории мирового искусства. Принты с золотым свечением, где предмет (хлеб, книги, вино, виноградная гроздь, рыба) полноценно воспринимается только в том случае, если помнить о огромном наследии, в том числе и эпохи Возрождения. О поиске линейной перспективы, уводящей наше восприятие туда, что находится за горизонтом, где сливается человеческое и природное бытие и пространство божественных сущностей. В цикле принтов «Хлеб и Вино и Сущий Господь» происходит не только максимальное приближение неотъемлемых символов православной веры к зрителю, но и эффект «отпускания» Бога своего света и тепла, которое можно почувствовать даже физически. В большом исследовании «Взгляд за горизонт» художник описывает краткую историю открытия законов перспективы, которая началась задолго до Возрождения. Он пишет о исследованиях арабского ученого X века Альгазена, поляка Витело в XII веке, первом художнике, применившим перспективу Джотто ди Бондоне (1267–1332). Чахал считает, что подлинную революцию в мировоззрении совершила обратная перспектива византийского и древнерусского искусства, поместившая в центр иерархии бытия мир горний. Изображение умозрительного пространства в иконописи — вот то, что продолжает Чахал как фотохудожник.
Известна работа о. Павла Флоренского «Обратная перспектива». Выдающийся богослов, математик, философ описывает различного рода «ошибки» на иконах с точки зрения линейной перспективы, где показаны «совместно обе боковые стены; у евангелия видны сразу три или даже все четыре обреза; лицо — изображается с теменем, висками и ушами, отвернутыми вперед и как бы распластанными на плоскости иконы, с повернутыми к зрителю плоскостями носа и других частей лица, которые не должны были бы быть показаны». При этом Флоренский приходит к удивительному выводу: если бы иконы создавались, удовлетворяя учебник перспективы, они были бы «бездушны и скучны». В этом контексте нас будет занимать вопрос: зачем Гору Чахалу фотографировать предметы с разных ракурсов, если нельзя придать им те черты грубого нарушения изображения человека или здания, что вызовет новое восприятие? Так, Чахал фотографирует одну и ту же предметную композицию с разных ракурсов. Он сам говорит, что этим он меняет размеры предметов и пропорции в пространстве. Достигает другого эффекта, нежели тот, который описал о. Павел, он добивается технологической метафоры: получается, что Господь смотрит на наш мир сквозь бесконечно большое увеличительное стекло. Этот же принцип Гор использовал в проекте «Апофатика». Криволинейные тела, изображенные на древней русской иконе, у Чахала утрируются в криволинейное пространство. К сожалению, пока оценивать это приходится благодаря фотографиям. Получается, что главная цель художественного метода Чахала — это выбить почву из-под посетителя его экспозиции, погрузить его в чахаловскую космогонию, базирующую на традиционных символах теодицеи. Разумеется, преследовать те же цели, что и религия, художник не может, не имеет права. Ведь верующий, приходя в храм, должен испытывать чувство покоя, надежности, покровительства Божьего. Искусство же должно не только прояснять смыслы, предлагать для осмысления авторскую, уникальную картину со-тварного мира, но и позволять пришедшему обрести в стенах музея или арт-галереи свой личный духовный опыт. А для этого нужно давать ему ощущение динамического равновесия, играть с ним, отрицать его прежний опыт.
Фото обложки: tramway-desir.livejournal.com
Источники:
- Гор Чахал. «Хлеб Неба». Государственная Третьяковская галерея, 2010
- Персональный сайт Гора Чахала. www.chahal.ru
- Бердяев Н.И. «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого» | krotov.info
- Петер К. «Пути к раю. Комментарии к потерянной рукописи». СПб.: Азбука, 1999
- Флоренский П.А. «Обратная перспектива» | philologos.narod.ru