Фронт за околицей. За два месяца до Апрельской войны

Сергей Новиков - не только путешественник-автостопщик. Он еще действует и как этнографист, собравший уникальный материал из Арцаха, Чечни, Афганистана, Сомали, Пакистана и других стран. 

В Армянском музее Москвы прошла лекция Сергея Новикова о прифронтовой зоне накануне Апрельской войны в Арцахе (Нагорном Карабахе) между Арменией и Азербайджаном. 

ФРОНТ ЗА ОКОЛИЦЕЙ

 Анекдот о прочном мире

На военном посту под селом Тонашен стояли одетые по гражданке ребята – человек двадцать молодого пополнения из Еревана. За пару дней до старого Нового года они тянули жребий в военкомате, выбирая место службы. Вместо родного города, Ванадзора или иранской границы пацанам выпал Карабах. Ни много ни мало – крайний рубеж обороны уже другого государства, официально не существующего для остального мира.

Село Матагис, въезд со стороны Мардакерта. До Тонашена 8 километров, до Талыша - девять. Январь 2016 года. Фото Сергея Новикова

Ереванцы мёрзли на зябком ветру, стоя на мосту через горную речку. Рядом расхаживал постовой в полной боевой выкладке. В нише ближайшей скалы стараниями нескольких призывов был обустроен стихийный алтарь с иконками, свечами и деревянным хачкаром. «Молодые» ждали грузовик с паруйром капитаном, который должен был отвезти их в казарму. Там им предстояло провести два года без права перевода в другую часть – так установлено и в армянских вооружённых силах, и в Армии обороны Нагорного Карабаха.

Талыш. В гостях у Саркиса Булгадаряна. По итогам четырёхдневной войны в апреле 2016 года азербайджанские позиции приблизились к Талышу почти вплотную, и селение опустело. Фото Сергея Новикова

Прощаясь, я пожелал парням спокойной службы. Хотя какое, к чёрту, спокойствие на линии фронта с регулярными обстрелами и диверсионными рейдами? Но мне очень хотелось, чтобы ребятам хватило моих пожеланий на все 730 дней солдатской жизни. До апрельской войны на окраинах маленькой непризнанной республики оставалось меньше трёх месяцев…

Короткая и ожесточённая, она продлилась четыре дня, забрав десятки жизней и согнав с обжитых мест сотни мирных жителей. Враждующие армии применили все виды вооружений за исключением ударной авиации и дальнобойных ракетных комплексов. Бои окончились вничью, если не считать небольших территориальных изменений на севере и юге - окрестностей армянского села Талыш в Мардакертском районе и трёх высот под Горадизом в долине реки Аракс. Азербайджанские войска отбили эти крохотные участки спустя 22 года после поражения в Карабахской войне. Талыш пережил второй с начала 90-х исход населения. На этот раз ушли все.

Остановить боевые действия получилось 5 апреля, собрав в Москве начальников генштабов из Армении и Азербайджана. Война заползла в щель между камней и затаилась в ожидании следующего часа «икс». На всём Кавказе, Большом и Малом, наступил мир. Сухум, Цхинвал, Грозный, Бамут – я видел, как со временем там становилось только спокойнее. Абхазия всё прочнее занимала позицию «Сочи для бедных», в Южной Осетии таксисты одним взглядом угадывали маршрут редкого туриста, а экскурсии по Чечне давно перестали считаться экстравагантным развлечением.

Не был исключением и Карабах. Центральная площадь и уютнейший сквер с фонтаном в Степанакерте, собор Христа Спасителя и музеи в старинных особняках Шуши, ухоженный монастырь Гандзасар, воссозданная древняя крепость Тигранакерт с археологическими раскопками, историческое село Тох с ежегодным фестивалем вина – все эти места прочно закрепились в путеводителях и стали частью обязательной программы для туристов.

Гостям лектория Армянского музея Сергей показал цакат - армянский мачете. 

Но дальние, прифронтовые окраины - совсем другое дело. Одинокие минареты посреди мёртвого азербайджанского города на краю Муганской степи и светящиеся кресты в армянских селениях у подножия Мровского хребта – разницы по большому счёту не было. Близость военной зоны отпугивала 90 путешественников из ста. Оставшимся десяти впору было рассказывать местный анекдот про политологов-кавказоведов. По их единому мнению, прочный мир в Карабахе когда-нибудь то ли установится, то ли нет.

Степанакерт – Мардакерт: на крайний север

Само название "Цакат" присходит от существительного "Цах"(хворост) и глагола "Хател"/hat-el/(резать, рубить). Это врядли нож, скорее всего нечто среднее между мачете и топором. Его широко используют повсеместно в Армении, даже в садоводческих целях.
Цакат -  незаменимая вещь на охоте на кабана, когда приходится пробираться по колючим кустарникам или добираться до угасшего, как закономерность в кустарниках ежевики, зверя.

 В январе 2016-го я завершал растянутую на пару лет «экспедицию» от Аракса до Мрова - от крайнего юга Карабаха до самого севера. На этот раз я ехал в дальние сёла Мардакертского района и совсем не думал, что больше не застану их прежними.

Снова степанакертский автовокзал, первый автобус на Мардакерт. Пассажиры, даже если не знакомы друг с другом, здороваются: «Доброе утро!» По-армянски это звучит «Бари луйс», но карабахцы сжимают эти два слова до неузнаваемости – получается «брил’йс». О местном ядрёном диалекте я наслышан, но каждый раз всё равно удивляюсь. «Такое уж у нас скоростное наречие!» - смеются мои попутчики.

В холодном тумане проезжаем три «беженских» села на равнине между Аскераном и Мардакертом. Нор Марага, Нор Айкаджур, Нор Кармираван – бывшие Кызыл Кенгерли, Бойахмедли и Паправенд. В каждом автобус останавливается на минуту-другую. Новейшая история этих сёл писалась будто под копирку. До войны в них жили азербайджанцы, а к началу 1994 года, когда поражение Баку стало неминуемым, селения опустели. Брошенные дома заселили армяне, бежавшие из деревень на азербайджанской стороне, в каких-то 15 километрах отсюда. На территории НКР этнически «переформатированные» сёла получили названия в память об утраченной родине нынешних поселенцев. Неизменное «Нор» - это «новый» по-армянски. Прежние, тюркские топонимы остались лишь на «вражеских» картах.

Внешне «беженские» почти не отличаются. Везде заметные невооружённым взглядом малолюдность, бедность и неустроенность. Для горожанина они выглядят как копии одного кадра, слегка подредактированные в фотошопе: один убогий домишко из агдамского «кубика» на пять разрушенных, вокруг заросли шелковицы и полудикого граната. Где-то рядом сельсовет с фельшерско-акушерским пунктом - новая оштукатуренная хатка с флагом на крыше. Здесь, как и везде в Карабахе, красно-сине-оранжевый армянский триколор разделён белым зубчатым клином – видно, как маленький Арцах тянется к матери-Армении.

Вот и Мардакерт. Согласно перемирию 1994 года, это центр самого северного района НКР, а для меня – последний город на маршруте. На главной улице, с почты в одноэтажном доме с печкой-буржуйкой, отправляю открытки с диковинными марками «Republic of Nagorno Karabakh». Тариф для России – 350 драмов вместо степанакертских двухсот сорока. Оно и понятно: корреспонденцию сначала надо довезти до карабахской столицы, а потом ещё и до Еревана. Оттуда письма точно дойдут до Москвы, но вот скоро ли - Бог весть…

В северо-западной, старой части города дороги расходятся. На западе, за высоким Зодским перевалом, покажется озеро Севан, на севере – селения, где я надеюсь быть во второй половине дня. В квартале с церквушкой Ованеса Мкртича хозяева маленького магазина щёлкают семечки. Посетителей нет. Остаётся сидеть на крыльце да греться на солнце.

- Добрый день!

- Барэв дзэс!

- Как вы тут живёте? 

- Э-э, брат, война была… Какой теперь город? До войны тысяч 15 жили, сейчас – дай Бог, четыре-пять. Село!

Дальше, к северо-западу за хребтом, райцентр Шаумян. За три месяца до распада СССР местные армяне проголосовали за создание Нагорно-Карабахской республики, но в ходе летних боёв 1992 года Шаумян был утрачен. Теперь в этом посёлке, который сменил имя на Юхары Агджакенд, живут такие же горемыки - карабахские азербайджанцы из Ходжалы. Часть изгнанных шаумяновских армян расселилась в соседнем Кельбаджарском районе, потерянном для Баку годом позже.

Самым дальним населённым пунктом на севере НКР стало село Талыш. До Степанакерта оттуда 90 с лишним километров, по меркам Карабаха - край света. Дряхлый автобус-«алабаш», помнящий Гейдара Алиева ещё как советского руководителя, преодолевает это расстояние за два с половиной часа. А до армянской передовой от окраин Талыша не более трёх километров. Такая вот география, ничего удивительного.

Сразу после Мардакерта на горизонте встают снежные пики Мровского хребта, самого высокого в Закавказье. Над головой - высокое синее небо и не по-зимнему яркое солнце. По дороге – почти абсолютное безлюдье. С небольшими перерывами на попутные машины, общение в гостях и на военных постах оно будет сопровождать меня все 25 километров от Мардакерта до Тонашена и еще полстолько - от Матагиса до Талыша с монастырём Орекаванк.

Август 2016 года. Когда-то все мы были в одной стране... Село Талыш как на ладони.

P.S. По итогам четырёхдневной войны в апреле 2016 года азербайджанские позиции приблизились к Талышу почти вплотную, и селение опустело.

Я шёл и медитировал, изредка прерываясь на съёмку и СМС. Где фронт проходил очень близко, сигнал карабахской сети сменялся азербайджанским – совсем как на минарете агдамской Джума-мечети. Неожиданно вспомнилось, как временно оседлый друг-москвич попросил привезти магниты из Карабаха. «Эх, Дима, - подумал я вслух, - из этих пустынных мест везут только фото и впечатления. Точь-в-точь, как учит ранний Lonely Planet…» 

Матагис - Талыш – Орекаванк. Почему я не птица?

 Селения Матагис, Тонашен и Талыш – не только глухие края, но и военная зона в концентрированном виде. Военных здесь в разы больше, чем местных жителей, а самые заметные ориентиры - блок-посты с армянскими мужскими именами и цифрами в названиях. Почти такой же, по крайней мере внешне, мне представляется горная Чечня спустя года три после начала второй кампании...

Село Матагис. Квартал, появившийся после Карабахской войны. Один коттедж - одна семья.
P.S. В ходе четырёхдневной апрельской войны 2016 года Матагис подвергнется обстрелам с азербайджанской стороны, и многие жители предпочтут отсюда уехать. Фото Сергея Новикова

Снова иду пешком. Здесь это основной способ передвижения, все остальные - сугубо вспомогательные. Девятикилометровая перевальная грунтовка из Матагиса ненавязчиво тянет вверх. На подъёме горы уже лысые, леса сменились альпийскими лугами. Навстречу возвращаются со стрельбища солдаты, следом чабан в затёртом камуфляже перегоняет овец.

Из попутного транспорта - два джипа ОБСЕ на мониторинг прекращения огня. Притормаживают на поднятую руку: «Извини, пассажиров брать запрещено. И идём мы не в Талыш. Не доезжая до села – развилка, направо – линия разграничения. Нам туда». Минут через десять, когда пройдено полдороги, останавливается гражданский «ЗиЛ». Саша, Камо и Арман - трое парней в кабине теснятся, чтобы подобрать четвёртого. Без подозрительности и излишних церемоний, совсем как где-нибудь на Памире.

Село Матагис. Крест рядом с АрцахГЭС.
P.S. В ходе четырёхдневной апрельской войны 2016 года Матагис подвергнется обстрелам с азербайджанской стороны, и многие жители предпочтут отсюда уехать.

Единственная дорога приводит к стеле «Золотой ключ», из-за которой выглядывает привет из Советского Союза - серп и молот в два человеческих роста, с русской надписью «Слава труду». Талыш начинается сразу за ними. В первом десятилетии XXI века в селе жили около 120 семей – максимум треть довоенной численности. Десятки заброшенных домов, небольшой гарнизон, церковка позапрошлого столетия, старый кряжистый платан у родника и новый мемориал из красного туфа, построенный на деньги диаспоры, - всё это сегодняшний Талыш. Автобус в Степанакерт, который отсюда видится мегаполисом за тридевять земель, ходит всего два раза в неделю. Выйти за околицу - и вместо привычного «Карабахтелекома» ловят азербайджанские «конкуренты». А по пути в лес обрубаются и они, и связи нет от слова «вообще».

***

Окрестности села Тонашен, мост через реку Тартар. "Святой уголок" на военном посту. За спиной фотографа стоит постовой солдат в полной боевой выкладке, охраняет мост через речку. Фото Сергея Новикова

- Орекаванк? Дойдёшь как нечего делать! – заверил Саркис Булгадарян. С полчаса назад, после первого рукопожатия и разговора «откуда будешь», мой талышский тёзка зазвал в дом на обед. До монастыря, мол, засветло ещё успеешь.

- Идти километра четыре. Сейчас там никого не бывает… Ну, если только патруль, и то редко. Но летом люди часто ездят – помолиться, матах сделать, ленточку на дереве повязать. – В подтверждение Саркис открыл фотографии земляков в «Одноклассниках». – В общем, иди в сторону во-о-он тех холмов. Туда, где лес, видишь? По дороге будут родник и кладбище, а от него - подъём наверх и влево, к лесу. Там найдёшь.

Я поблагодарил и, выпив «на посошок» стопку обжигающей тутовки («Ну, будем здоровы! Лав энис!»), стал собираться.

- Э, погоди! Рюкзак лучше оставь, ночевать у нас будешь. А сейчас вот возьми. – Саркис вытащил из шкафа синтепоновый жилет с логотипом «АрцахГЭС». - Вечером будет зябко.

Дорога была пустынна. Ни одного поста, ни одного указателя. Чабанов - и тех не было. Я шёл и слышал собственное дыхание, теньканье каких-то птиц и потрескивание льда под ногами. Мерил шаги - и перебирал мысли на фоне бледневшего неба...

Развалины замка Мелик-Бегларянов - круглая угловая башня из дикого камня, остатки полусферических сводов с кирпичной кладкой, галереи с колоннами и приземистыми арочными перекрытиями – обнаружились у подножья холма, в двух шагах от тропинки. Кое-где сквозь стены пробивались корни старых деревьев. Кладка XVIII века кое-где так заросла мхом, что в ней с трудом угадывалось творение человека.

От руин по склону поднимались многочисленные захоронения возрастом от нескольких лет до нескольких веков. Простые сельчане, воины, монахи, правители Гюлистана - одного из пяти армянских княжеств Карабаха до присоединения к России… Чем выше в гору, чем старше были надгробия. Где-то среди них был и памятник на могиле уроженца Талыша по имени Шамир-хан, начальника штаба русской армии генерала Ермолова, а впоследствии – секретаря и переводчика Грибоедова в Персии. Посреди кладбища тропа пропадала в снегу и зарослях ежевики, а вершина холма терялась за деревьями.

«Дикая природа, высокие горы, покрытые вековыми дремучими лесами, мрак бездонных ущелий способствовали формированию здесь народа, обладающего крепкой, подобно окружающим его скалам, грудью и бесстрашным, как у живущих в этих лесах тигров, сердцем… Здесь рядом с монастырями отрекшихся от мира отшельников возвышались княжеские твердыни, их грозные крепости, и крест соседствовал с мечом», - рассказывал писатель Раффи, который обошёл эти края в начале 80-х годов XIX столетия. С каждой цитатой из его работы «Меликства Хамсы» мне казалось, что писатель идёт рядом и подсказывает дорогу.

Село Тонашен. Памятник землякам, погибшим в Карабахскую войну. Фото Сергея Новикова

Я прикрутил к фотоаппарату «телевик» и сделал несколько кадров. С высоты открывалась шикарная панорама на северо-восток – холмы переходили в расчерченную полями равнину. За противотанковым рвом в дымке угадывалось большое азербайджанское село – длинная аллея пирамидальных тополей и такие же белые домики, как и на армянской стороне. Напрямую до него было километров шесть или семь. Я посмотрел на карту: похоже, это было Тап-Каракоюнлу. Тоже, как и Талыш, «конец географии», тоже нет хода дальше – азербайджанцам на юг, армянам на север. Эх, обратиться бы птицей! Минут 15 вольного лёта – и ты на крыше деревенской школы или на ветке граната. Без крыльев же дело дрянь. Траншеи, доты, колючая проволока, минные поля – всё сулит верную гибель не на той, так на другой стороне.

Дальше от замка Мелик-Бегларянов, километрах в десяти к западу, находится знаменитая Гюлистанская крепость. В соседнем одноимённом селе два века и три года назад был положен конец очередной войне между Россией и Персией. Согласно мирному договору, Карабах, Дагестан, ряд областей Грузии и современного Азербайджана «на вечные времена» отходили русскому царю. Осознавали ли тогда, что в земной жизни не бывает ничего вечного? Совсем недавно, в самом конце ХХ века, Гюлистанская крепость превратилась в «полюс недоступности» - сразу за ней прошла передовая линия азербайджанских укреплений.

Орекаванк. Захоронения князей Мелик--Бегларянов у входа в монастырь.
P.S. По итогам четырёхдневной войны в апреле 2016 года эта местность перешла под контроль Азербайджана. Фото Сергея Новикова

«А ведь Орек гораздо ближе! И дойти до него реально! Вон сколько в Сети фотографий, - думал я. – Но где он прячется, на какой поляне?»

Монастырь открылся внезапно. Уже теряя надежду в отсутствие подсказок от Раффи, я оглянулся со следующего холма и увидел полуразрушенный храм. Как отшельник в ветхом рубище, он будто вышел из чащи полюбоваться закатом.

Орекаванк. Вход в монастырский храм. Фото Сергея Новикова

Вернувшись на километр-полтора, я поднялся к заброшенной обители по той же тропе, что потерял на полдороги от замка владетелей Гюлистана. Перестроенный более семисот лет назад монастырь V века – остатки колокольни над входом, широкий притвор и маленький молельный зал под остатками двускатной кровли – был невелик даже по меркам армянского зодчества. Из древнерусских образцов схожего времени с ним мог бы сравниться по площади, пожалуй, храм Покрова на Нерли или Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.

По дороге Талыш - Орекаванк. На дальнем плане - село по ту сторону фронта. Судя по картам, не иначе как азербайджанское Тап-Каракоюнлу. Фото Сергея Новикова

Орекаванк. Не смотря на то, что обитель пустует, до апреля 2016 года сюда приходили люди. Фото Сергея Новикова 

Я подошёл ближе и поздоровался. Повязанные на деревьях платки от паломников ещё не успели выцвести. Кое-где на потемневших от времени стенах из колотого известняка были вырезаны небольшие кресты разной формы. Снаружи справа от входа стояли явно средневековые хачкары, а над самим входом читалась строительная надпись с именами зодчего Ованеса и священника Степаноса, восстановивших Орекаванк в конце XIII века.

Внутри было пусто, темно и тихо. Первый же шаг отозвался таким гулким эхом, что я вздрогнул от неожиданности. Притвор служил одновременно усыпальницей епископов Орека, резные плиты с их именами покрывали пол. На камне в алтарной части с крошечными окнами-бойницами были закреплены свечи с подгоревшими фитилями. Рядом лежал коробок спичек. Монастырь был в запустении и за много лет до Раффи. Последний передо мной человек приходил сюда, вероятно, дней восемь назад – на Рождество по календарю Армянской церкви. Чувство уединения было таким сильным, что я и вправду почувствовал себя средневековым отшельником.

***

На пути из Орека, когда на небе уже высыпали звёзды, незримый спутник-писатель решил меня покинуть. Одиночество начинало казаться абсолютным. Колеи, пробитые военными грузовиками в светло-коричневой глине, вели обратно в Талыш. Невысокий хребет Арегнасар с монастырём оставался за спиной. Я шёл по обочине, поёживаясь от подступавшего вечернего холода, и разговаривал сам с собой. Такие импровизированные диалоги помогали не очень – тишина и сумерки становились всё гуще и всё больше угнетали.

На востоке, где тьма была уже кромешной, над селом яркой точкой маячил крест. Его установили совсем недавно, на двадцатый год освобождения села. С тех пор у путника появилась возможность почувствовать себя героем религиозной притчи: иди на свет – и не потеряешься.

В селе меня уже ждали. Саркис подбросил поленьев в самодельную железную печку, его жена накрыла на стол, а их дети с робким любопытством разглядывали гостя. Я уже догадывался, что скоро на огонёк заглянут соседи и потечёт беседа на чудной смеси русского с армянским. Что здесь, на рукотворном краю света, я почувствую редкое умиротворение, почти не навещающее в больших городах. Спокойствие вопреки специфическому положению этого края.

Да, кажется, тут моё сознание ассимилировалось. И я не видел никакого смысла этому сопротивляться.

Три месяца спустя

 В ночь на 2 апреля артиллерия с той стороны «отработала» по Талышу, Матагису и Мардакерту. В тот же день в Талыш вошла азербайджанская диверсионная группа. Сообщалось, что диверсанты застрелили нескольких стариков, отказавшихся покидать дома вместе со всеми. Спустя несколько часов азербайджанцы были выбиты из села, но остановить исход это уже не помогло. Перепуганные люди грузили вещи на старые машины и уезжали вглубь Карабаха. Фронт придвинулся слишком близко. Теперь он проходил сразу за околицей, опоясывая село с севера, востока и запада. Никто не хотел сеять хлеб и пасти скот под прицелом снайпера с господствующих высот.

По дороге Талыш - Орекаванк. Развалины замка князей Мелик-Бегларянов. По итогам четырёхдневной войны в апреле 2016 года эта местность перешла под контроль Азербайджана. Фото Сергея Новикова

В новостях валом шли сюжеты об «эскалации конфликта на Южном Кавказе». На ереванских каналах говорили об «успешном отражении агрессии», на бакинских – о «начале возвращения оккупированных территорий». Увидеть, как изменилась линия фронта, было непросто за толстым слоем пропаганды и полуправды с обеих сторон.

В репортаже на азербайджанском телевидении журналист произносил единственно знакомые мне слова – «Азербайджан», «Гарабаг», «Эрменистан» и «дюшман»*. За спиной репортёра стоял солдат с новеньким указателем. На доске с изображением триколора с полумесяцем и восьмиконечной звездой было написано «Село Талыш, район Агдере»**. Но за весь трёхминутный сюжет никакого Талыша не появилось - вместо населёнки в кадре мелькали холмы со свежими окопами. Арегнасар? Если так, то монастырь Орекаванк и дворец Мелик-Бегларянов оказались под контролем азербайджанцев. Талыш всё так же оставался на армянской стороне, но в те дни это было уже вымершее селение.

Я сразу вспомнил Саркиса и его слова за столом после моего «покорения» Орека:

- В армии после срочной меня на контракт стали звать. Говорили: ты же разведчик, все тропы тут знаешь, как линии на ладони. А я им: нет, не пойду, хватит. Сейчас, говорю, для меня самое главное – когда моя маленькая дочь спит рядом и ничего не боится. Ну её к чёрту, эту войну.

Пересматривая апрельские репортажи из Карабаха, я увидел своего карабахского тёзку на одном снимке. Измождённый бессонными ночами, он возвращался с передовой в старом бушлате с «калашниковым» на плече.

- Главное, чтобы дети спали в родном доме и не вскакивали по ночам от страха. А у меня их пятеро – четыре дочки и сын. Понимаешь, Сергей, о чём я?..

Эх, Саркис! Ты так не хотел войны. Никто не хотел, а она взяла и явилась на порог. Теперь твоя семья в эвакуации, а ты спишь в блиндаже с автоматом в изголовье. Как не понять, почему на том фото такая тоска в глазах?

12 января 2016 – 23 мая 2017.