Дружба Сергея Вартаньянца и Максима Горького в Тифлисе
Армянский музей Москвы в год 150-летия русского писателя Максима Горького посвящал материал на тему "Горький и Армения". В сборнике 1968 года - статьи, письма, воспоминания. Любопытную историю рассказал о своей встрече в Тифлисе с молодым Алексеем Пешковым педагог Сергей (Саркис) Аркадьевич Вартаньянц (1870 - 1942).
МАКСИМ ГОРЬКИЙ В ТИФЛИСЕ
В один из ненастных осенних дней проходил я по улице Панасевича в городе Тифлисе. То было в 1891 г. Шел я задумчиво под тяжелым впечатлением, только что вынесенным мною из квартиры некого Ч-зе, юноши-идеалиста, неутомимого работника во имя "любви к ближнему".
В комментарии поясняется, что этим Ч-дзе оказался Гиго (Гола) Читадзе - деятель революционного движения, один из первых пропагандистов марксизма среди тифлисской молодежи и рабочих.
Этот редкий юноша, возмечтавший искоренить зло на земле, пал жертвой грубой и беспощадной жизни: он сошел с ума. Таков удел всех, чутких к чужим страданиям, к чужому горю сердец.
Возвращался я от больного с дежурства, усталый, разбитый после бессонно проведенной ночи и шел торопливыми шагами…
Пройдя пол-улицы, я собирался свернуть влево в переулок, как вдруг внимание мое невольно остановилось на одном весьма типичном молодом человеке; он был в нескольких шагах от меня и шел мне навстречу. Это был юноша высокого роста, широкоплечий, атлетического сложения, с широким, грубоватым, чисто русским лицом, с длинными волосами; шел он твердыми, уверенными шагами, точно чувствовал, что он не из простых смертных. Он поровнялся со мною; я еще лучше мог осмотреть его: лицо его было не из веселых, умные вдумчивые глаза его выражали силу и присутствие большой воли…
Было 10 часов утра, когда на другой день пришел я к больному. Каково же было мое удивление, когда, войдя в комнату, я увидел моего незнакомца, так сильно заинтересовавшего меня накануне. Меня познакомили. Он назвался Пешковым…
Резкий в мнениях, оригинальный во взглядах на вещи и явления, он был грубоват в манерах и движениях, что, впрочем, шло к нему. Никогда не забуду, как он во время одного из дежурств, схватил своими сильными руками сумасшедшего Ч-зе, (тоже крупного сложения), желавшего удрать из дому, быстро уложил его на кровать, также быстро привязал к ней, чтобы окончательно парализовать в нем желание бегства. Нужна была действительно большая мускульная сила, чтобы обезоружить не в меру разошедшегося душевнобольного, и Пешков обнаружил в данном случае, действительную, редкую силу…Больной после этого случая в присутствии Пешкова вел себя образцово. В минуты просветления этот интеллигентный больной с жаром, с увлечением развивал целую теорию о спасении людей и их обновлении; в эти минуты он совершенно преображался и превращался в вдохновленного пророка: его поэтическое настроение передавалось окружающим; на время мы забывали, что с нами говорит сумасшедший, но вдруг он терял нить - и рассудок его, дотоле ясный, помрачился, а стройные мысли его превращались в нечто бесформенное, хаотичное, без начала и без конца…
Больной очень интересовал Пешкова; он с большим интересом следил за каждым движением его души и, если мне память не изменяет, свои наблюдения записывал в тетрадь…
Большого общества Максим избегал…
Всего полгода, кажется, как он жил в Тифлисе, а между тем к лету 1892 г. он уже собирался с котомкой за плечами скитаться по российским деревням, на этот раз уже с определенной целью - давать народные спектакли везде, где только представлялась бы возможность. Для этого он уже в апреле вербовал людей, сочувствующих его идее народного театра. Одним из актеров был и я. Всех нас ждя будущей труппы странствующих актеров было уже 5 человек, в том числе и сам Максимыч и одна женщина. По дороге мы надеялись увеличить состав труппы. Так зародилась идея о странсвующей труппе актеров,но, к сожалению, не осуществилась.