Армянский Гвидеон: опыт литературной сборки
Валерий Брюсов собирал «Поэзию Армении с древнейших времен до наших дней» в те годы, когда армянский народ был на грани физического уничтожения. Он стал изучать его культуру в июне 1915 года, а уже в 1916 году в Москве вышла антология. В Армении в Музее Валерия Брюсова хранится копия его посмертной маски и слепок руки.
Спустя сто лет армянский «Гвидеон» издает поэт, прозаик, переводчик Вадим Месяц. В год столетия Мец Егерн делать такой шаг — было не только похвально, но и ответственно.
Недавно представлявший в Москве свою книгу «Геноцид армян. Полная история» Раймон Кеворкян сказал, что к российским историкам он имеет свои вопросы, в частности, почему у нас нет ни одного крупного исследования по вопросам геноцидов. Проект «Русского Гулливера» в журнале «Гвидеон» во многом компенсирует нечувствительность русского человека к теме резни 1915 года. Это происходит потому, что в России почти никто не знает, что армянского геноцида как такового не было — был геноцид, в ходе которого уничтожались армяне, ассирийцы, болгары, понтийские греки, русские из числа молокан (староверов).
Автор проекта "Армянский Гвидеон" - поэт, издатель Вадим Месяц
«Гвидеон» выходит в то время, когда русско-армянские отношения маркированы убийством в Гюмри, электрическим майданом, обвинением со стороны армянской интеллигенции в том, что Россия присваивает предприятия, но не делает их рабочими. Имперский тон Дмитрия Киселева, посетившего Ереван летом 2014 года, потребовавшего увеличить в Армении количество русских школ, поскольку русский язык стал здесь «уходящей натурой», нивелирует те остатки уважения, доверия, которые испытывают друг к другу наши народы, а точнее сказать — национальные элиты. Тут вздохнул бы устало Хачатур Абовян: «Благословляйте приход русских и сами живите душа в душу». Другой перевод: «Будь благословен сапог русского солдата» — вспоминать как будто не к месту.
После публикации статьи «Русскоязычие может уйти из Армении», опубликованной в «Литературной газете» несколько лет назад Е. Шуваевой-Петросян и Т. Нерсесяном, Елена попала под шквал критики: в Армении упрекали ее в том, что она «наговаривает» на армян. Конечно, многим хотелось забыть, что в дни националистического разгула из окон выбрасывали печатные машинки с русским текстом. С большой радостью второй год подряд я замечаю, что русских гостей в армянской столице стало больше.
Последние годы отмечены рядом коллективных сборников: в 2012 году вышел сборник «Армянские мотивы. Армения в творчестве современных русскоязычных писателей разных стран», издательство Союза писателей Республики Армения (составитель Елена Шуваева-Петросян), в 2014 году издан сборник армяно-грузинской прозы «Мтацминда» в переводе на русский язык (составитель Рубен Ишханян), в 2013 году в Москве в издательстве «Художественная литература» благодаря значительным усилиям Вики Чембарцевой, Елены Шуваевой-Петросян, Геворга Гиланца, Давида Матевосяна вышла поэтическая билингва «Буквы на камнях». Мне приятно вспомнить, что книгу эту я получила из рук Гиланца, когда гостила у него в Армавире. В те дни я просыпалась в его доме в Араратской долине от шума проходящего поезда, на столе лежали ночные рукописи Геворга, а мятный чай подавала его жена Арпи…. Как-то мы заговорили о его стихотворении из цикла «Детство» — он также представлен в «Гвидеоне», о строчках Майла наша не была бы майлой , / Если бы не было голубятни.
Тем же июньским вечером мы были в этом майле — дворе детства Геворга, точнее Рудика Геворкяна. Если не побывать в этом дворе, где дети играют в футбол почти до ночи, отдыхая от дневной жары, пьют чай и колют орехи старшие, поэзию Гиланца по-настоящему не почувствовать. Как бы ни были полезны встречи в Цахкадзоре или «Липках», теперь Звенигороде, все же каждый из нас должен понимать истоки, эту точку Алеф, где пересекаются все пути, воспоминания и поиски любого из нас.
Те восемь дней в июне 2014-го были насыщены встречами с поэтами и писателями — Арусяк Оганян, Эдуардом Аренцем, Рубеном Ишханяном, режиссером, руководителем Культурного благотворительного фонда «Грант Матевосян» Давидом Матевосяном…Несмотря на то, что в Армении я была неоднократно, именно та поездка во многом приблизила меня к персоналиям, имена которых, я уверена, со временем станут произносить в Армении с такой же любовью и почтением, как сегодня говорят о Ваане Терьяне, Чаренце, Геворге Эмине, Паруйре Севаке.
Русско-армянскому культурному диалогу около 300 лет. Фряновские гобелены «Павлины и куропатки» Лазарянов до сих пор украшают стены предхорной Екатерининского дворца.
Если вспомнить, что поэт Софья Парнок была соавтором текста либретто знаменитой оперы Александра Спендиарова «Алмаст», а тот в свою очередь учился у Николая Римского-Корсакова, плененный его «Шехеразадой», то, что Анна Ахматова переводила Егише Чаренца, Осип Мандельштам «изведал страхи в хищном городе Шуше», Иосиф Орбели в должности директора «Эрмитажа» спасал, рискуя жизнью, его шедевры, а знаменитая «Таганка» дружила с Сергеем Параджановым и тбилисской художницей Гаянэ Хачатурян, то прохожему эти переплетения покажутся более чем достаточными.
Я снова отхожу временно от темы армянской литературы в сторону музыки за показательным примером: да, это русская ориенталистика более 100 лет назад объединила музыкальные пласты двух культур. Спендиаров, написавший симфоническую картину «Три пальмы» (на стихотворение Михаила Лермонтова), не просто отзывался на зов Кавказа — на сочувствие русской интеллигенции, размышляющей о судьбах кавказских народов, и на голоса русских художников, обретающих свой взгляд на откровения Востока.
И всё же исследователь творчества М. Рухкян справедливо упрекает русских композиторов: за все годы совместного существования ни один армянский образ, ни одна армянская мелодия не были отражены в русской музыке.
Сегодня мы имеем те же огорчительные приметы. В Москве, Ереване, Цахкадзоре и Степанакерте проходят совместные форумы, мастер-классы, презентации, но все же русско-армянский диалог кажется неким мирным стоянием на реке Угре. В воду никто не заходит, друг на друга никто не нападает, нет настоящей критики, которая могла бы адекватно отразить болевые точки в первую очередь русскоязычной армянской литературы, ибо этот пласт для русского человека прежде всего интересен. Лично у меня есть ощущение, что армянская поэзия и проза консервируются, сознательно удаляются от новейшего русского слова. В некотором смысле русский язык сегодняшней армянской литературы, несмотря на пластику, певучесть, многомерность, архаичен, реконструирует стилистику Серебряного века, Бунина, Куприна, Чехова. Это, скорее всего, не вызов и не неприятие русского стрима с его усеченной рубленой фразой, со сленгом и отвязным юмором. Это пристальное высматривание того, что русского может быть сегодня привито, кроме наследия «великого и могучего».
Мне очень нравится армянский «Гвидеон» как опыт интересной «модели для сборки». Творчество современных литераторов легло в его основу, вместе с тем в качестве свидетелей, а может быть проводников, каким был Вергилий для Данте, выбраны Паруйр Севак, Грант Матевосян и Сергей Аверинцев со статьей о поэзии Нарекаци. Все же «душой» сборника или главным ключом к его восприятию считаю монолог Гранта Матевосяна «Репутация», который он произнес в 2001 году в телепередаче цикла «На пороге» (Телеканал «Прометевс»). Знаменитый писатель сказал тогда: «Мы были выброшены из своего времени и оказались вне времени вообще». Писатель говорит с грустью, что в этой идеологической войне после слома СССР потеряли оба народа, и все мы вошли в 21 век с пустыми руками.
Проходит 15 лет с тех пор, и для понимания нового мышления я хочу процитировать писателя, издателя Рубена Ишханяна. В Рубене мне всегда была интересна крайняя поляризация: он — один из известных кураторов литературных проектов в двух странах, но в своем творчестве не считает себя ни русским, ни армянским писателем. С одной стороны, он чувствует, что в эпоху глобализации советские и постоветские штампы в описании нашей дружбы должны исчезнуть. С другой стороны, он не желает вписываться ни в какие литературные круги, школы, позиционирует себя как мистика, влюбленного в культуры Древнего мира и Средневековья. «Мир не ограничивается только нашими двумя странами, только армянским и русским народом, языком, культурой. Если армяне и русские научатся смотреть шире, то легко избавятся от своих комплексов и станут более ценить друг друга», — говорит Ишханян.
Хочу сказать здесь отдельно о поэзии Эдуарда Аренца: его переводов на русский до обидного мало, к счастью, он попал в «Гвидеон». Эдуард — дважды магистр, автор интересного новшества в области арабоведения — он выявил сходство между стихосложением, метрикой арабской поэзии и некоторыми особенностями армянского языка. Нам же Эдуард интересен как автор шести поэтических сборников, представитель так называемой «графической поэзии». Поэтика Аренца синестезична, он, как и герой Владимира Набокова шахматист Лужин, легко переводит звук в цвет — охру — в до-мажор. Но даже не это самое удивительное в его стихах — космогония поэта рождается в боли, но с замкнутым ртом или шепотом. Многослойность бытия мастера сюрреалистического парадокса Аренца позволяет ему слышать мир «глухим» ухом его любимого арабского поэта, философа Аль-Мааари или…отрезанным ухом Ван Гога.
Перефразируя герценовское, многие авторы сборника могли бы сказать, «мы — армяне, — мы боль». Существует мнение, что давать нации в качестве ментальной и духовной основы родовую боль очень опасно и деструктивно. В этой позиции есть своя правда, потому что человек не может стремиться к боли, ему свойственно искать радость и счастье. Но так интонирована проза Елены Шуваевой-Петросян, Ованеса Азнауряна, Рубена Пашиняна, рассказ которого «Сынок, а где Ефрат?» пропитан кровью, которая окрашивала русло древней реки…. Герои других историй — не пресловутые «маленькие люди», они вообще как будто из Красной книги, за гранью исчезновения. Парень без имени в рассказе Амбарцума Амбарцумяна «Бумажные цветы», как и девочка, живущая в гробу в «Котловане» Андрея Платонова, обитает в причудливом мире на границе жизни и смерти, работает на производстве похоронных венков. Почти истертый в серое измызганное пятно «Нищий» Арменуи Сисян почти готов бросить камень в собаку, голодно вопрошающую его, но в последний момент отдает ей, как равному, половину куска хлеба.
В армянском мировоззрении резко контрастны минор и мажор. И тут внезапно мажорной трелью опыты — «Dada Stories» Эмиля Петросяна: эдакие приветы «армянского радио» Хармсу и обэриутам.