Фотохудожник Виктор Баженов: слова Параджанова — его кредо

На фото Виктора Баженова Сергей Параджанов во время съемки ленты "Легенда о Сурамской крепости"

 Виктор Петрович Баженов родился в Москве в 1939 году. В 1964 году поступил в МГУ им. Ломоносова на кафедру искусствоведения исторического факультета, а в 1970 году защитил диплом. Работал искусствоведом на передвижных выставках Союза художников СССР. Затем стал профессиональным фотографом. Тема — театр, художники, люди искусства. Провел свыше десятка персональных выставок за рубежом: Берселона, Торунь, Вильнюс, Белград, Дуйсбург, Золинген, Берлин (в Российском посольстве) и многих других.

Слова Параджанова — его кредо. Он так мыслил, так чувствовал, так жил. Это была жизненная философия Параджанова.

Я знал Сергея Иосифовича, бывал у него дома, посещал с ним мастерские художников и дома его друзей, участвовал в общих застольях. Мы бродили по крутым каменистым улочкам старого Тбилиси, и город открывался перед нами. На ходу, без помех мы свободно беседовали. Не было таких тем, которых он избегал, которых мы не касались. Все живо и остро обсуждалось.

Виктор Баженов

Странно, невероятно: Параджанова нет уже много лет, но память четко хранит его образ, слова, обрывки задушевных разговоров. И не только память. Я сделал много фотографий Параджанова. Они могут жить своей жизнью и не нуждаются в комментариях, но хотелось бы объяснить историю их появления. Возможно, они и мой рассказ что-то добавят к образу этого необыкновенного художника и человека. Фотографируя Параджанова, я никогда не думал о малейшей возможности публикации его фотографий и не предполагал, что мне доведется писать о нем. Это была не запланированная фотосъемка — это были именно ВСТРЕЧИ и как бы попутно, между беседами, общением, игра в фотографию.

Сергей Иосифович много знал, много пережил, много рассказывал. Кое-что сохранила моя память. Я никогда не вел записей бесед с Параджановым отчасти из-за лени, а главное — чтобы не подставить человека. Любая, самая невинная запись частного разговора, вырванная из контекста, в письме или в дневнике, хранящаяся дома, в те времена могла толковаться как угодно и стать документальным приложением к следственному делу. Мои фотографии Параджанова никогда, за исключением двух-трех снимков, не публиковались. Когда его в очередной раз посадили, я показал одному главному редактору из Прибалтики фотографию идущего вниз по лест-нице человека с цветами в руках, подписанную: «Тбилисский мотив». Фотографию случайно напечатали.

Я рассказываю только про то, что сам видел или слышал от Параджанова. За рамками повествования я оставляю многочисленные мифы, тиражируемые с его же подачи: родительские бриллианты, которые проглатывал малыш Серж при обысках, бабушкина шуба, надетая единственный раз в редкий для Тбилиси снегопад и пр. По понятным причинам я даже вскользь не упоминаю известные имена и пикант-ные истории, с ними связанные. Также не озвучиваю жуткие, леденящие душу лагерные рассказы зэков, сидевших вместе с ним и, после отсидки, приезжавших отогреться и погостить у него в Тбилиси.

Все в жизни определяет случай. Мы бродили по Тбилиси с художником Мишей Чавчавадзе. У Театра имени Руставели возле машины стояла группа наших знакомых — театральный режиссер красавица Таня Бухбиндер, ее муж ГурамСагарадзе, актеры, художники. Центром компании был полный, бородатый, небрежно одетый колоритный человек, жестикулировавший, громко разговаривавший и смеявшийся, невольно привлекавший внимание. «Это Параджанов», — сказал мне Миша. Мы подошли, познакомились, разговорились. «Откуда ты про меня знаешь?!» — искренне удивился он (он всем сразу говорил «ты»).

И действительно, откуда? В московской творческой среде уже знали Сергея Параджанова. По стране ярким метеором пролетели «Тени забытых предков». По мне, так лучший украинский фильм за всю историю существования украинского кинематографа. Имя и трагическая судьба его создателя волновали людей и запали мне в душу. Не он один пострадал от режима, но с ним поступили особенно подло и цинично. Власть фактически похоронила художника, вычеркнула из жизни, приговорила к уничтожению и обрекла на забвение. Осужденного по сфабрикованной статье, ни разу не сидевшего, его отправили в лагерь строгого режима для особо опасных преступников. Фильмы исчезли из проката и легли на полку. Имя не подлежало упоминанию, ни в каком контексте, ни при каких обстоятельствах, ни устно, ни письменно, оно даже не попадало в специальные справочники и словари! Казалось, вычеркнуто навсегда! Власть была несокрушимой, вечной, как династии фараонов, как египетские пирамиды.

Но Параджанов — художник мирового уровня. За рубежом, особенно во Франции, знали его фильмы: «Тени забытых предков» (во французском прокате — «Огненные кони») и «Цвет граната». Было понятно, что это не просто фильмы, а рождение нового кинематографического языка. О Параджанове пошли передачи по «вражеским» голосам, появились статьи в зарубежных газетах, прошли акции протеста. На родине он был прочно забыт. Годами позже на одном суде в Тбилиси вежливый, пожилой, с виду интеллигентный судья-грузин, выделив чужеземца из толпы, спросил меня: «Кто вы такой? Откуда? Фотограф из Москвы? Зачем? Почему вы здесь?» — «Ну, знаете, все-таки Параджанов — режиссер». — «С чего вы решили, что он режиссер?!» Как карп, вытащенный из воды, я стал разевать рот, глотая воздух от возмущения, не в силах выговорить ни слова. «Ничего не доказывай, — повернувшись ко мне, сказал Параджанов. — Пусть он думает, что я хашник».

В его колоритной фигуре не было никакого лоска: заношенный кожаный черный пиджак, мятая рубаха, простые штаны, весь какой-то неухоженный, отекший, толстый, с всклокоченной шевелюрой и седой лохматой бородой, бегло, с прибаутками, с юмором говорящий по-русски и по-грузински, он действительно производил странное впечатление: манерой держаться, жестикуляцией, стремлением даже здесь, в суде, ерничать, актерствовать и режиссировать процесс.

Параджанова всегда восхищало внимание к собственной персоне и театральность в любом виде, пусть и принимающая фарсовые либо комические формы. Казалось, здесь и только здесь проявляется его честолюбие. Когда он оказался в заточении, во Франции была создана группа «Сергей Параджанов», которая постоянно вела газетную кампанию в его защиту (к слову, она продолжала работать и после его освобождения).

Продолжение следует...