Осип Эмильевич Мандельштам – выдающийся русский поэт, погибший в сталинских застенках почти 80 лет назад. Эту трагическую дату мы будем отмечать в следующем году. Мандельштам любим армянами не меньше, чем Валерий Брюсов. Чаще всего его имя вспоминают как автора стихотворения «Фаэтонщик». Мало кто знает, что поэт оставил не только цикл стихов, посвященных Армении, но и воспоминания, оформленные в цикле «Путешествие в Армению», а также комментарии под заголовком «Вокруг «Путешествия в Армению».

Друзья, современники вспоминали о юморе поэта, он часто по-детски заразительно мог заливаться смехом. Даже в самые трагические годы.

Осип Эмильевич Мандельштам оставил об Армении не только трагические стихи, но и ряд воспоминаний об историях со счастливым концом

Армянский музей Москвы подготовит ряд материалов, посвященных пребыванию Осипа Мандельштама в Армении. А сегодня мы предлагаем к чтению его воспоминание о том, как «жизнерадостный химик» Гамбаров – Степан Погосович Гамбарян (1879 -1948), профессор, член-корреспондент АН Арм. ССР, основатель кафедры и лаборатории органической химии, один из открывателей советского синтетического каучука решил вплавь обогнуть Севанский остров. Этот очерк Мандельштам назвал «Севан», и среди персоналий есть и другие известные армяне, с кем свела судьба Осипа Эмильевича в санатории.

На Севане подобралась, на мое счастье, целая галерея умных и породистых стариков - почтенный краевед Иван Яковлевич Сагателян, уже упомянутый археолог Хачатурьян, наконец, жизнерадостный химик Гамбаров. Я предпочитал их спокойное общество и густые кофейные речи плоским разговорам молодежи, которые, как всюду в мире, вращались вокруг экзаменов и физкультуры.

Химик Гамбаров говорит по-армянски с московским акцентом. Он весело и охотно обрусел. У него молодое сердце и сухое поджарое тело. Физически это приятнейший человек и прекрасный товарищ в играх.

Был он помазан каким-то военным елеем, словно только что вернулся из полковой церкви, что, впрочем, ничего не доказывает и бывает иной раз с превосходными советскими людьми.

С женщинами - он рыцарственный Мазепа, одними губами ласкающий Марию, в мужской компании - враг колкостей и самолюбий, а если врежется в спор, то горячится, как фехтовальщик из франкской земли.

Горный воздух его молодил, он засучивал рукава и кидался к рыбачьей сетке волейбола, сухо работая маленькой ладонью.

Что сказать о севанском климате? Золотая валюта коньяку в потайном шкапчике горного солнца. Стеклянная палочка дачного градусника бережно передавалась из рук в руки. Доктор Герцберг откровенно скучал на острове армянских материй. Он казался мне бледной тенью ибсеновской проблемы или актером МХАТа на даче.

Дети показывали ему свои узкие язычки, высовывая их на секунду ломтиками медвежьего мяса. Да под конец к нам пожаловал ящур, занесенный в бидонах молока с дальнего берега Зайналу, где отмалчивались в угрюмых русских избах какие-то экс-хлысты, давно переставшие радеть.

Для отдыха писателей в 1930-х годах на полуострове был построен дом отдыха. — Для отдыха писателей в 1930-х годах на полуострове был построен дом отдыха.

Впрочем, за грехи взрослых ящур поразил одних безбожных севанских ребят. Один за другим жестковолосые драчливые дети никли в спелом жару на руки женщин, на подушки.

Однажды, соревнуясь с комсомольцем X., Гамбаров затеял обогнуть вплавь всю тушу Севанского острова. Шестидесятилетнее сердце не выдержало, и, сам обессилевший, X. вынужден был покинуть товарища, вернулся к старту и полуживой выбросился на гальку. Свидетелями несчастья были вулканические стены островного кремля, исключавшие всякую мысль о причале. То-то поднялась тревога. Шлюпки на Севане не оказалось, хотя ордер на нее был уже выписан.

Люди заметались по острову, гордые сознанием непоправимого несчастья. Непрочитанная газета загремела жестью в руках. Остров затошнило, как беременную женщину.

У нас не было ни телефона, ни голубиной почты для сообщения с берегом. Баркас отошел в Еленовку часа два назад, и - как ни напрягай ухо - не слышно было даже стрекотания на воде.

Когда экспедиция во главе с товарищем Кариньяном, имея с собой одеяло, бутылку коньяку и все прочее, привезла окоченевшего, но улыбающегося Гамбарова, подобранного на камне, его встретили аплодисментами. Это были самые прекрасные рукоплескания, какие мне приходилось слышать в жизни: человека приветствовали за то, что он еще не труп.

Уже в комментариях к этому воспоминанию мы читаем, что когда это случилось, Осип Эмильевич был возбужден, возмущался, подходил к каждому и с жаром говорил: «А ведь человек погиб зря, беды бы не случилось, если бы лодка и пловцы были у нас здесь, у причала». (из воспоминаний А.А. Худавердян). Телеграмма правительству Армении о смерти профессора Гамбаряна была уже отправлена, но у этой истории была счастливая развязка.