Акоб Джугаеци: новые биографические факты
Армянский музей представляет вашему вниманию отрывок из исследования Дрампян Ирины* касательно новых материалов по биографии средневекового армянского художника-миниатюриста Акоба Джугаеци.
Имя Акоба Джугаеци было выявлено в сороковых годах нашего века. Сначала он фигурировал как «некий Акоб Джугаеци», в дальнейшем, с открытием новых рукописей, художественное лицо его стало определенным, а творчество — дополняющим наше общее представление о всем развитии армянской книжной живописи. Дело в том, что деятельность Акоба Джугаеци падает на тот период истории армянской миниатюры, когда она начинает клониться к упадку. И тут-то, когда, казалось, она способна в лучшем случае на перепевы старых мотивов, является мастер, раскрывший новую грань ее возможностей, поднявший ее в последний раз на былой уровень.
Ирина Дрампян
Хотя Акоб Джугаеци жил в конце XVI – начале XVII вв., времени сравнительно близком нам, но сведения о нем довольно ограничены.
Акоб Джугаеци родился в городе Джуга на Араксе. Недалеко от современного пограничного пункта Джульфы (на территории Нахичеванской автономной республики), на левом берегу Аракса находятся руины некогда богатого и цветущего города. Теперь трудно поверить, глядя на эти жалкие развалины и на узкое ущелье между скалистыми горами, в котором они заключены, что когда-то здесь и в самом деле был большой и богатый город, каким была Джуга до ее разорения.
И тем не менее в этой негостеприимной, дикой, почти неприступной местности размещался город с двенадцатитысячным, большим по тем временам, населением. И показательно, что жили в этом городе почти исключительно купцы — «ходжа». Причиной такого всеобщего обращения джугинцев к торговле явилось как отсутствие благоприятных для сельского хозяйства условий, так и наличие торгового пути из Ирана на Запад, проходящего через Джугу; а также — предрасположение жителей города (как предполагают, в свое время переселенцев из Ани) к этому виду деятельности.
В период бесчисленных ирано-турецких войн Джуга неоднократно переходила из одних рук в другие. В этих тяжелых условиях джугинские ходжа доказали, что обладают не только купеческим даром, но и умением создавать в этой варварской обстановке благоприятные условия для своей жизни и деятельности. Удавалось им это путем выкупа, и. хотя этот способ и был обоюдоострым мечом (который в начале XVII в. обернулся против самих джульфннцев), однако это был единственный путь, который мог обеспечить жителям Джуги относительное спокойствие.
В большой семье одного из жителей этого города ходжа Вали (около середины XVI века) родился Акоб, именующий себя в рукописях Джугаеци, по имени своего родного города Сам Акоб купцом не стал, а избрал для себя духовную деятельность. В ранних рукописях он называет себя дьяконом, а начиная с 1607 года — иереем.
Во второй половине XVI века в Джуге несомненно работали местные мастера — резчики по камню. Об этом свидетельствует кладбище с огромным количеством надгробий, сохранившееся до наших дней. Кладбище это, начиная от ранних скромных, почти не украшенных плит и кончая поздними пышными хачкарами, сплошь покрытыми сложными орнаментальными переплетениями, включающими и сюжетные изображения, является своеобразным свидетельством постепенного возвышения Джуги.
Возможно, были здесь и мастера-живописцы, расписывавшие орнаментами интерьеры домов богатых джульфинскнх купцов; но миниатюристов, по-видимому, не было. Старая Джуга почти не встречается в памятных записях как место исполнения рукописей. Тот факт, что наш мастер учится искусству книжной живописи у лимского епископа, дает возможность сделать предположение, что в Джуге он не мог найти себе учителя.
Мы не имеем достоверных сведений, но полагаем, что обучение это происходило в Лимском монастыре, где жил его учитель. Лим — самый большой и обширный остров на озере Ван, находящийся в его северовосточной части. Упоминания об этом острове и о его монастыре впервые встречаются в рукописях, начиная с XIV века.
Сколько времени провел Акоб в этой обители—неизвестно. Рукописей его самого раннего периода у нас пет и лишь в более поздних записях мы читаем упоминания об учителе — епископе Захарии из Лима, о художественном даровании которого он отзывается в самых восторженных тонах [1].
Судя по этим записям, Акоб не был единственным учеником у Захарии и, по всей вероятности, здесь, при Лимском монастыре, епископом была организована целая мастерская.
Акоб Джугаеци пишет, что учитель его был очень талантливым миниатюристом и искусным каллиграфом и что уменье это он передал своим ученикам.
Епископ Захария Гиунянц (или Лимеци) не был безвестной фигурой в армянской истории XVI века. Писем, художник и поэт, он происходил из знаменитого феодального рода Прошянов [2]. Родился во второй половине XV века, учился у выдающегося поэта XV века Григория Ахтамарского в том же Лиме. Долгие годы провел в странствиях, был в Константинополе и Риме. Именно в это время он переписывает экземпляры Псевдо- Каллисфена, украшает их миниатюрами и добавляет свои «кафы» — стихи. Епископ Захария был, безусловно, образованным для своего времени человеком и общение с ним должно было быть полезным для молодого Акоба.
В 1585 году мы застаем Джугаеци в Карине [3], крупном узловом центре, стоящем на стыке торговых дорог. Акоб приехал сюда с намерением продать рукописи и поехать затем в Константинополь. Однако здесь он встречает некоего иерея Аствацатура, уговорившего Акоба поехать с ним в город Кеги, чтобы обучить книжной живописи его брата. Акоб возвращается в Джугу лишь в 1587 году. В рукописи, написанной здесь, мастер жалуется на тяжелое время, на притеснения армян непомерными податями [4].
В 1592 году Акоб Джугаеци работает в деревне Аванц, на берег Вана, недалеко от города Ван и имеет здесь двух учеников дьяка Мкртича и Тер-Маркара [5].
В 1605 году Акоб снова в Джуге где становится очевидцем трагических событий, обрушившихся на его родной город [6].
Во второй половине XVI века в ирано- турецких войнах сложилась благоприятная обстановка для турецкой стороны. Пользуясь борьбой сефевидов с различными группировками за шахский престол, турки объявили войну Ирану и начали наступление на Тавриз и Закавказье Армения была сильно разорена; торговля прекратилась, начались неурядицы и голод. Растет недовольство, и страна, в которой и раньше наблюдалась иранская ориентация, обусловленная антитурецкими настроениями, ждала лишь сигнала, чтобы изгнать турок со своих земель. Таким сигналом было воцарение в Иране энергичного молодого шаха Аббаса 1-го, который в 1603 году двинул свои войска в сторону Тавриза.
Хотя сведений о положении джульфинских купцов во время турецкого владычества имеется немного, надо полагать, что оно было относительно благополучным, ибо, как уже говорилось, джугннцам путем подкупа удавалось сохранить привилегированное положение. Но и они страдали от турецких властей, тем более, что последние отрывали их от главной торговой базы — Ирана.
Узнав о приближении персидских войск, джульфинцы перебили турецкий гарнизон и встретили со всевозможными почестями шаха Аббаса. Прием этот подробно описан у историка XVII века Аракела Даврижеци [7].
Аббасу удалось взять Ереван, но, двинувшись к Карсу, он узнает о приближении турок и начинает отступать в сторону Джуги, где была наиболее удобная переправа через Араке. Отступая, он приказывает выселить все население ереванского района и гнать его на иранский берег Аракса. Перевозочных средств было мало. «Прибыв к реке Араксу, несчастное население перед собой имело реку, которая все уносила и поглощала в своих водах, а сзади — персиян, которые мечом все истребляли, и не было никакого спасения. Не умеющие же плавать, а также слабосильные, старики, молодые девушки и дети погибали. Персидские войска, пользуясь этой суматохой, под видом помощи занялись хищением женщин и девушек».
Если население ереванского района выселялось в стратегических целях, чтобы образовать пустыню, по которой будут продвигаться турки. Выселяя жителей Джуги, шах преследовал и еще одну, более важную для себя экономическую цель — овладеть джульфинским капиталом и вовлечь армянских купцов в экономику своей страны. Шах повелел джульфинцам выселиться в трехдневный срок под страхом казни и конфискации имущества. Окрестное мусульманское население входило в дома джульфинцев, будто с целью поторопить их, а на деле занималось грабежом их имущества.
После того, как джульфинцы перешли Араке, Аббас приказал сжечь город. Этот пожар описан Аколом в памятной записи, упомянутой выше рукописи 1607 года, хранящейся в Новой Джульфе, в церкви сурб- Саркиса: «Какой горький плач раздавался среди матерей, потерявших своих детей, в то время когда вследствие пожара с грохотом рушились дворцы и церкви! Одни бегали по склонам горы и по ущелью, били себя по лицу и призывали своих детей, другие горько плакали. Одни попали в руки иноверцев, других убивали и детей отнимали. Было большое замешательство и шум, и от пожара на расстоянии однодневного пути от смрада и чада у людей захватывало дыхание [9].
Эти строки Акоб пишет уже в Новой Джульфе, пригороде Исфагана, куда были переселены жители Джуги на Араксе, через 2 года после ее основания. А еще через 3 года, в последней из известных нам рукописей Акоба Джугаеци, евангелии 1610 года, художник снова вспоминает «тяжелое для нации время, когда персидский царь двинулся на нас, предал огню и мечу нашу родину, и переселил наш народ». Он не без гордости говорит, что «здесь, на новом месте, в городе Шош, который называется Исфаганом, начали снова строиться, построили дома и церкви, еще лучше, чем были раньше и назвали новый город Нор Джуга» [10].
В памятной записи евангелия, безусловно представляющего вершину творчества мастера, Акоб обнаруживает уже новое отношение к своему творчеству. Если в более ранних рукописях он с подчеркнутой скромностью говорит об их художественных качествах, то в последней рукописи он не скрывает, что очень ценит свою работу. С чисто восточной поэтичностью он называет свое евангелие «бесценным сокровищем, цветущим как рай весной» [8].
На этом обрываются наши сведении об Акобе Джугаеци. Была ли это последняя работа мастера, нам не известно. Мы не знаем также, исчерпывается ли наследие художника теми восьмью рукописями, которые нам известны. Но здесь можно почти с уверенностью сказать, что нет. Акоб Джугаеци — мастер исключительно плодовитый, о чем убедительно свидетельствуют его рукописи, и особенно, последняя из них, евангелие 1610 года. Нет никакого сомнения, что многие рукописи Акоба погибли. В условиях, когда жизнь сотен тысяч людей прерывалась с такой легкостью, стоит ли говорить о возможности гибели рукописей.
Но мы не уверены также, что эти восемь рукописей составляют все наследие мастера, дошедшее до нас. Мы имели возможность ознакомиться с собранием Матенадарана имени Месропа Маштоца, а также аннотированными каталогами большинства зарубежных коллекций. Есть надежда, что за рубежом еще обнаружатся не выявленные рукописи нашего мастера.
В XVI–XVII веках эмигранты и купцы вывезли много евангелий за пределы Армении. Этим объясняется большое количество поздних армянских рукописей в зарубежных собраниях. И возможно, что в них (особенно в частных коллекциях) имеются и рукописи Акоба Джугаеци, миниатюры которых смогут дополнить наше представление о его творчестве, а памятные записи — дать новые сведения о его биографии.
* Армянский искусствовед, исследователь истории армянской средневековой миниатюры, дочь Рубена Дрампяна – выдающегося деятеля культуры, директора Национальной картинной галереи Армянской ССР.
Библиографический список:
1. Рукопись 1585 года № 9691 Матенадарана (стр. 271—273). Рукопись 1586 года, частное собрание, Париж.
2. Нерсес Акинян, Епископ Захария Гнунеанц и его таги, Вена, 1910.
3. Указ. рукописи № 9691 Матенадарана и 1586 года.
4. Рукопись 1587 года, Манчестер.
5. Рукопись 1592 года, № 3424 Иерусалима (бывш. собрание Севаджяна № 11); см.
6. Рукопись 1607 года № 8 церкви сурб Саркис в Новой Джульфе; см С В Тер- Аветисян, Город Джуга. Материалы по истории торговых сношении джульфинских купцов XV—XVII вв., 1937, стр 76—78.
7. F. Macler Documents d'art armeniens, Paris 1924.
8. «Պատմություն Առաքել վարդապետի Դավրիժեցու», Վաղարշապատ, 1896, էջ 24- 25
9. Евангелие 1607 г., стр. 493.
10. Рукопись 1610 года № 7639. Матенадарана. стр. 293 и далее.