Памяти молодого писателя Ашота Аршакяна

Новый 2017 год начался для литературного сообщества с утраты: 1 января в Москве скончался писатель Ашот Аршакян. Он учился в Литинституте на одном творческом семинаре с автором этих строк Эдуардом Чесноковым.  В «Комсомольской правде» Эдуард вспоминает, как  Ашот совсем зелёным юнцом  заработал первые деньги, перепродавая гамбургеры из начала в конец очереди только что открывшегося «Макдональдса» на Пушкинской в 1990 году.

Свой повествовательный талант, пишет Чесноков,  Аршакян сполна реализовал в сатирических новеллах, причудливо преломивших традиции латиноамериканского «магического реализма» на почву более или менее абсурдной действительности времён «дикого бизнеса» девяностых и не менее бесчеловечного «гламура» последующих нулевых.

Короткий рассказ, такой, какой был бы действительно коротким и действительно рассказом, — одна из наиболее сложных литературных форм. В романном жанре писатель может отслеживать духовную эволюцию героя в течение многих лет; прятать философские штудии за многофигурными картинами движения или покоя народных масс, — тогда как в short story автор делает почти то же самое, но куда более ограниченным инструментарием.

Аршакян обрёл себя и творчески реализовался в русском языке, в следовании давней гуманистической традиции нашей литературы, внимавшей и бедам, и радостям «маленького человека» на фоне ускоряющегося ритма истории. Последние годы Ашот Андреевич страдал от болезни сердца, в итоге повлекшей внезапную коронарную смерть на трагическом для многих возрастном рубеже в 37 лет.

Вполне в духе двойственности нынешнего времени он и получил, и не получил признания при жизни. Его публиковали в «толстых» журналах (правда, не первого ряда); одаривали литературными наградами (также отнюдь не мэйнстримными); лет пять назад издали сборник рассказов под названием «Свежий начальник», не вызвавший особого отклика у критиков или номинаторов тех же литпремий. Остаётся надеяться, что хотя бы теперь его кочующее по Фейсбуку и Яндексу наследие всё-таки обретёт печатную обложку.

В 2011 году в серии «Уроки русского» вышла книга Ашота «Свежий начальник». Как писал о нем Игорь Гулин, персонажи рассказов Аршакяна — задумчивые дети, меланхоличные взрослые, печально-целеустремленные животные. Они все очень похожи — настолько, что книжку воспринимаешь как почти связное повествование, в котором герой каждые несколько страниц засыпает и просыпается немного другим. Он работает в казино, обивает стекловатой провода, отдыхает летом у бабушки, сбегает из очереди к ветеринару и начинает бродячую жизнь. Все эти мероприятия на каком-то уровне вполне его увлекают, но все они кажутся чем-то не совсем тем. Аршакяновский герой каждый раз будто бы ждет конца рассказа, чтобы беспокойно воплотиться в персонажа следующего. Иногда это перевоплощение случается в самом рассказе — так, бездомный пес чудом превращается в человека, а уставший ждать речной трамвай дедушка становится невидимым. Но это слишком очевидный, открытый выход.

Лучшие из рассказов Аршакяна — про детство. Наверное, как раз потому, что в них томящееся ожидание героя стать кем-то другим наиболее обоснованно. Собственно, дети этим и занимаются — становятся другими. И не всегда понятно зачем. У Аршакяна — не понятно почти никогда, скорее в общем незачем.

Армянский музей Москвы и культуры наций предлагает вашему вниманию рассказ Ашота Аршакяна.

Гаджет

Стопка водки, прикуренная сигарета, дымящийся доширак…
— Где я? — спросил я неизвестно у кого.
Час назад я сушился на черной лестнице многоэтажки. Потом вышел помирать в морозную ночь. Зимой на улице с непривычки прожить сложно, а я после пьяного развода бомжевал с месяц.
В сугробе на Батайской улице я расслабился до предсмертной неги, и, глядя в небо, стал замерзать.
Земля летела через пояс астероидов. Камни сгорали в атмосфере, как трассеры инопланетного боевика из далекой туманности, который не подозревает, что пока пули преодолеют все эти парсеки, цели как таковой не станет.
Я отвернулся и почти умер, когда что-то впилось мне в затылок.
Смерти — как не бывало.
Я оказался в центре прозрачного шара, форма которого угадывалась по округлой выемке в сугробе и погнутым прутьям парковой ограды. Со стороны я наверно выглядел как прибывший из будущего терминатор из одноименного американского фильма.
Стало тепло, хотя мои лохмотья исчезли. Я парил в метре над землей, вдыхая самый чистый и благоуханный воздух, каким мне вообще приходилось дышать. С телом происходили чудесные изменения: исчезла незаживающая болячка на ноге, опрелости в складках кожи, пропали шрамы. Я как будто вытянулся, и застарелый, еще школьный сколиоз прошел сам собой.
Из-за наготы хотелось спрятаться, хотя рядом никого не было. И я взлетел.
С ракетной скоростью, не испытывая перегрузок, я поднимался пока поверхность Земли не стала овальной.
Тут-то и возникли предметы. Я оказался одет в шелковое. Шар, в котором я находился, стал расширяться от хлынувших из меня желаний. Помимо простых вещей вроде знаменитого бриллианта или причала с пришвартованной к нему парусной яхтой, названной именем любимой женщины, рядом появлялись понятия и ощущения, которые невозможно было описать словами. Куда-то влекла тенистая аллея, и я точно знал, что в конце ее установлен шлагбаум с дистанционным управлением, которое теперь у меня есть.
— Где я? Кто ты? — спросил я неизвестно у кого.
— Что захочешь, — тихо ответил кто-то.
Это был мой собственный голос.
— Как это, что захочешь? — спросил я.
— Ты же сам видишь, — ответил голос.
В подтверждение, парящие вокруг меня блага чуть дрогнули.
Я видимо очутился внутри какого-то джина.
— Хорошо! Но делай только то, что я попрошу вслух.
— Твои возможности тогда значительно уменьшатся. Мне вообще не следовало бы с тобой говорить.
— Ничего страшного... Лучше ответь, что это все?
— Ты жив, — после долгой паузы ответил голос, — ты можешь выйти в любой момент, только должен предупредить, что атмосфера снаружи слишком разряжена, чтобы выжить. Я устройство в твоей голове, которое должно исполнять все твои желания. У тебя больше нет болезней, наследственных ошибок, зависимостей.
— Спасибо, я чувствую себя действительно хорошо.
Я затянулся сигаретой и закашлялся.
— Можно воды? — спросил я.
В руке возник граненый стакан с водой, именно такой стакан, какой я себе и представлял. Я понял, что исполняя желания, мой джин все равно будет руководствоваться не только тем, что я произношу вслух, но и моими мыслями.
— Летим вниз! И сделай так, чтобы меня никто не видел!
Земля приблизилась. Я завис вместе со всеми своими сокровищами над тем местом, где недавно замерзал. Там не было моего трупа, только примятый снег и покореженная парковая ограда. 
Мне нужно было доказательство, что я жив.
— Как тебя выключить?
— Просто захотеть.
Я сосредоточился, и… упал в сугроб с трехметровой высоты, без драгоценностей, без денег — без ничего. Я чувствовал себя как ребенок, который спросонья ищет приснившуюся игрушку. Только я не рылся под подушкой в поисках какой-нибудь игровой приставки, а корчился на обочине дороги.
Фары вывернувшего откуда-то автомобиля высветили таящий снег на моем новом, непривычно стройном и здоровом теле. Хотелось обратно в тепло. Чуть напрягшись мысленно, я сразу же оказался среди благ, загаданных раньше. Машина проехала уже мимо пустого места.
Внутри было так уютно, как будто я с любовью обустраивал этот уголок всю свою жизнь, а перспективы его расширения до целого острова или континента были только делом времени и моего собственного желания. Но все это нельзя было забрать в реальный мир.
Паря над городом, я размышлял, как можно было бы применить мой гаджет в реальной жизни. Легче всего было вернуться в семью. Трезвого, помолодевшего бывшая жена приняла бы меня с радостью.
Невидимый, я проник в один из бутиков мужской одежды на втором этаже гипермаркета и материализовался.
За остаток ночи подобрал себе костюм, обувь, набил чемодан всем необходимым, воспользовавшись тем, что камеры охраны после закрытия магазина работали только в галереях гипермаркета. Утром смешался с покупателями и улизнул.
Жена приняла. Дети вспомнили. На работу устроился. Все устаканилось.
Когда жизнь становилась скучной, и хотелось чего-то экстремального, я, вместо того, чтобы напиваться с друзьями или нервно целоваться с какой-нибудь институткой, запирался в недоступном помещении и включал свой гаджет.
Внутри было можно все. Во время обеденного перерыва я запирался в самом дальнем сортире бизнес-центра, раздевался, за секунду перелетал на необитаемый остров архипелага Фиджи, выключал гаджет, падал на горячий песок и загорал. Отдохнув, возвращался в кабинку, одевался и шел на рабочее место.
Но больше всего я любил мечтать, разместившись в ядре Солнца, наблюдая, как раздвигаются, отдаляясь под напором моих желаний, пылающие границы гаджета.    
Я стал замкнут. Всякая тайна тяготит, но потенциальному исповеднику я мог бы продемонстрировать только собственное исчезновение, что уже было немало, но недостаточно, по сравнению с возможностями того места, где я потом оказывался.
Внутри моего гаджета царил приятный хаос из мелочей и природных явлений. Чтобы сосредоточиться и во всем разобраться мне не хватало ни обеденного перерыва, ни выходных на выдуманной рыбалке, ни короткой будничной ночи в отдельной от супружеского ложа комнате.
Реальность стала скучна. Здесь ничего нельзя было изменить. Марьинские многоэтажки так и оставались марьинскими многоэтажками. Жена так и оставалась женой. Дети — детьми. А работа — работой. Однажды всей семьей мы поехали на отдых в Турцию. Собирали вещи, ссорились, летели на самолете, беспокоились за детей, терпели турков, немцев, и русских, а турки, немцы и русские терпели нас. Тогда-то я и решил окончательно исчезнуть. Заплыл за буйки, снял плавки, и, когда летел к солнцу, видел уменьшающийся кусочек ткани — все, что осталось после меня на поверхности моря и на Земле.   
В солнечном ядре, оставшись наедине со своими желаниями, я стал желать еще большего, как будто во мне, как в центре галактики, завелась массивная черная дыра. Пространство расширилось пропорционально моей бесконечной жажде. И я решил никогда не выключать гаджет. 

 
Новый 2017 год начался для литературного сообщества с утраты: 1 января в Москве скончался писатель Ашот Аршакян. Армянский музей Москвы и культуры наций предлагает вашему вниманию рассказ Ашота Аршакяна.