Василий Верещагин известен как художник, совершивший революцию в русской батальной живописи – ему, по словам критика Александра Бенуа, хватило смелости разоблачить войну «и показать ее грязным, отвратительным, мрачным и колоссальным злодейством». До Верещагина было принято изображать «шикарные парады и маневры, среди которых мчался на великолепном коне фельдмаршал со свитой. Здесь и там на этих картинах, в очень умеренном количестве и непременно в красивых позах, были разбросаны pro forma несколько чистеньких убитых».

«Факты, перенесенные на холст без прикрас, должны красноречиво говорить сами за себя», - писал Василий Верещагин. Художник ценил документальную точность в изображении и в своей работе старался достигнуть максимального правдоподобия. Именно поэтому на протяжении всей жизни Верещагин путешествовал, тщательно зарисовывая увиденное. Его Туркестанская серия, картины, привезенные из Индии и Японии, сделали его одним из самых почитаемых русских художников, заставили «волноваться и горячиться до одурения не только Петербург и Москву, но и Берлин, Париж, Лондон и Америку».

Исторически сложилось так, что самое первое «исследовательское» путешествие Верещагина известно намного меньше, чем его поездки в Туркестан или на Балканы. В 1865 году, вернувшись из Парижа, где он учился живописи у видного представителя академизма Жана-Леона Жерома, Верещагин совершает поездку в Закавказье. «Хочу поработать на свободе в горах и среди горцев», - писал он в письме отцу. Результатом этого путешествия явились не только десятки совершенно изумительных рисунков (в тот период художник занимался, в основном, графикой), но и великолепные «Путешествие по Закавказью», дневниковые записки, в которых подробно описываются места, где ему довелось побывать, обычаи и нравы жителей юга России и Закавказья.

Одним из наиболее значимых произведений Василия Верещагина, которое он привез из этой поездки, стал большой рисунок «Религиозная процессия на празднике Мохаррем в Шуше». Этот небольшой уездный город, произвел на художника огромное впечатление. Это неудивительно: Шуша – город, в котором в то время бок о бок жили представители разных культур и цивилизаций. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона приводит следующие данные по этническому составу населения для 1883 года: «56,5 % армян и 43,2 % азербайджанских татар; остальные – русские и евреи».

В своих записках Верещагин рассказывает о том, как, въехав в город через крепостные ворота, он оказался на городской площади, освещенной множеством факелов.

Сотни мусульман, поощряемых муллами, прыгали на площади, бесновались и кричали дикими, истошными голосами. В этом гаме слышалось ржанье перепуганных лошадей, гремели и грохотали барабаны, звенели медные сковороды и тарелки.

Художник был поражен, увидев происходящее. Подробнейшим образом описал он увиденное сначала в своих заметках, а потом и в масштабном рисунке

«Смешавшись с толпой народа, собравшегося на площади, я вместе с нею жадно ждал начала представления, долженствовавшего изобразить наглядным образом тот дикий фанатизм и варварство, которые уже немыслимы в наше время. Отдаленные и продолжительные крики: «Гуссейн! Гуссейн!» возвестили приближение процессии, появившейся в том самом порядке, в котором она неизменно появляется каждый год. Впереди показались, в числе нескольких сот человек, так называемые самоистязатели, или изрубленные. Они шли, выстроившись в два ряда, и несли в правой руке саблю, обращенную острием к лицу.
Кожа на головах этих фанатиков изрублена саблями; кровь льет из ран, все лицо покрыто темно-красной массой крови, запекшейся от солнечного жара, так что под этой кровавой сплошной маской видны только белки глаз и сверкающие белые зубы. Сектанты закутаны в белые, туго накрахмаленные простыни, которые препятствуют крови, изобильно текущей по их телу, впитываться в одежды».

В Шуше Василий Верещагин провел несколько месяцев. Доказательством этого является рисунок, изображающий мечеть в Шуше и имеющий авторскую датировку: «17 июля 65 года».

За это время художнику удалось познакомиться с нравами им бытом жителей города. Благодаря содействию губернатора, художник был принят как в армянских, так и в азербайджанских домах. Интересно, как художник описывает свои впечатления от этих визитов:

«По наружности армянские дома очень сходны с татарскими, но внутреннее их убранство совершенно различно от убранства татар.

Армяне меблируют комнаты по образцу своих соотечественников, живущих в Тифлисе, т. е. почти на европейский манер, а татары руководствуются в этом случае убранством персидских домов… Армяне любят нововведения и спешат применять их к своей жизни; татары же с трудом принимают всякое изменение, даже явно служащее к их пользе. У армян вы не найдете ребенка, который бы не понимал по-русски; у татар – напротив, из десяти один только говорит по-русски, несмотря на то, что вокруг них постоянно слышится говор на этом языке».

Зарисовки Василия Верещагина, такие, как «Дом для приезжих в Шуше», «Мечеть в Шуше» и другие - чуть ли не единственные свидетельства того, каким некогда был этот удивительный город, который с начала ХХ века стал местом непрекращающейся межнациональной вражды.

Британский публицист Томас де Ваал в своем исследовании причин и хода армяно-азербайджанского конфликта в Нагорном Карабахе писал: «Шуша является прекрасным объектом для изучения того, как соседи вдруг перестают быть друзьями и начинают воевать друг с другом. В прошлом столетии этот город был сожжён дотла трижды – в 1905, 1920 и 1992 годах. В первый раз его сожгли обе общины, во второй – азербайджанцы и в третий армяне. Даже в истории братоубийственных войн на Кавказе это рекорд. Но в промежутках между этими сполохами адского костра Шуша была процветающим городом…»

Армен Апресян