Амбарцум Амбарцумян: корейский деликатес
Корейский деликатес
За праздничным столом сидели Фаф, Газан, Вле и Гонч. Не новый год отмечали они, не день рождения одного из собравшихся, и вообще, не какой-нибудь другой праздник. Однако, стол и в самом деле был праздничный, потому что Вле всегда говорил: “В наши времена, если есть что пожевать и плюс еще выпить,- это уже праздник”.
“Крылатых слов” Вле было достаточно, чтобы ужин считался праздничным, потому что на столе стояла выпивка, а на печи варилось то, что можно было жевать. Но ужин был праздничным еще и потому, что друзья впервые за два года собрались за одним столом.
Гонч два дня назад вернулся из России, Газан месяц назад вернулся с фронта, а Вле и Фаф с разницей в два-три дня, были освобождены из “исправительных” колоний.
Электричества не было, и ужин должен был состояться при свете свечей и лампы с закопченным стеклом. Газан, с усами настоящего фидаина и в военной одежде, курил на пару с Вле, Гонч сосредоточенно крошил сухую травку на насыщенной политическими событиями страничке вчерашней газеты, Фаф, чтобы занять себя чем-то, скрупулезно чистил ногти. Жена Газана — Сируш, отрывала листы из толстого тома с ярко — красным переплетом и разжигала огонь. Книге Ленина, что в свое время воспламеняла сердца миллионов, нынче суждено было согревать бренные тела бывшего рабочего класса. А на раскаленной печи кипела хашлама.
- Нехорошо поступили, жалко ребенка,- тишину нарушил Фаф.
-Да, нехорошо,- отозвался отец мальчика — Вле.
Алкогольная доза уже отпускала и несвоевременное чувство вины вдобавок к “роскошному” меню, нагружало совесть. Газан открыл бутылку водки и наполнил рюмки,- надо было освежить мозги. Гонч крутил в руке начиненный косяк. Приняв водку, мужики косяк пустили по кругу. Дурман стал быстро окутывать воспаленное сознание, но сильнее него действовал запах бурлящей еды. Один лишь Фаф пребывал в убыточном настроении. Конопля и выпивка действовали на него в обратном смысле:
- Все же мы скверно поступили, ребята, ребенок к этому был сильно привязан.
-Встань и иди на хуй,- взъелся Газан,- ты что, хочешь испортить нам ужин?
-Да уж, встань и уходи, нам больше достанется,- сказал Гонч с присущим цинизмом. Фаф заткнулся.
-Что с мясом?- рявкнул Газан, обращаясь к жене, которая колдовала над бурлящей кастрюлей.
-Сейчас, уже несу,- отозвалась жена.
Примерно месяц назад, Газан слышал по радио, что в Корее самыми вкусными считаются блюда из собачьего мяса. И с этим весомым аргументом он и уговорил Вле и остальных организовать сей пир. Сначала Вле сопротивлялся, но после нескольких рюмок скверного спирта уступил со словами: “И чем же мы хуже этих корейцев?”.
Газан спинным мозгом чувствовал, что сожаление все-таки портит пиршество, и понимал, что, в конце концов, за все придется ответить ему. Поэтому все время надо было долбить то, что давно не секрет и о чем на весь свет вещало радио.
-А в Корее собачье мясо считается деликатесом,- повторял Газан.
Вообще-то у него был этот опыт. Во время войны, когда голод становился нестерпимым, приходилось ловить собак, чтоб накормить отряд. И все же, Газан про себя всегда считал это чем-то невообразимым — зарезать и съесть мясо собаки. Но, вернувшись домой с полей брани, вдруг, по общественному радио Газан услышал, что в употреблении в пищу мяса собаки нет ничего невероятного, и что существует целый народ, который ест собачину также, как мы — говядину или баранину.
Парень уже сожалел о том, что одолжил им свою собаку, пусть даже на день, и теперь думал как до рассвета вернуть обратно. Днем он сам отдал Джеко отцу и Газану, но когда вышел во двор и Джеко по привычке не встретил его веселым лаем и звоном длинной цепи,- сердце защемило и стало тревожно. А Газан попросил у него Джеко всего на один день, чтобы пес охранял его огород от ночных воришек. Вспомнил, как Джеко не хотел идти, сопротивлялся и злобно лаял на Газана. Отец и Газан были еще далеко от их забора, когда Джеко поднял лай.
Отрывая взгляд от стройматериала для собачьей конуры, который должен был разобрать до прихода отца, он посмотрел в сторону ворот, увидел приближение Газана и отца, и продолжил складывать шифер и доски. А Джеко беспокойно ходил взад-вперед, таскал за собой тяжелую цепь и лаял в неистовстве.
Тогда он подумал, что Газан и отец видимо пришли курить травку в конце огорода и точно знал, что минут через десять вернуться или с идиотскими улыбками на лицах, или же нахмурившись без видимых причины. Но они вошли и встали напротив.
Взгляд скользил вверх по кирзовым сапогам Газана и остановился на его лице, на котором играла злобная улыбка. Его густые, заостренные усы, хитрые, блестящие глаза и деловой настрой внушали мальчику необъяснимое беспокойство. Отец встал за спину Газана с опущенной головой и отсутствующим взглядом. “Молодец, хорошо смотрел за ним, вымахал и разжирел”,- сказал Газан.
Джеко не хотел идти с ним, сопротивлялся. Газан потащил его на цепи. “А ты брось это дело, не утруждай себя, я потом все доделаю”,- кинул отец и пошел за Газаном. Мальчик вышел на улицу и неуверенными шагами пошел в сторону дома Газана. Он жил прямо напротив, нужно было просто пересечь улицу. Была темная ночь. Моросил дождик. В некоторых окнах все еще мерцал тусклый свет свечей или же керосиновых ламп. Мальчик открыл ворота и на ощупь пошел через темный коридор. Что-то попало под ноги и покатилось. Мальчик не обратил на это внимание и пошел дальше. Через пару шагов нога уже коснулась двери. Парень нащупал ручку и вошел внутрь.
Мужики, сидящие в глубине комнаты, за накрытым столом, не заметили, как открылась дверь, и вошел мальчика. Только когда он отпустил ручку, и пружина с грохотом стянула дверь на место, обернулись, увидели его и замерли на миг. С грохотом двери костлявый кусок мяса упал с рук Фафа и грохнул в тарелку. Отец мальчика в одной руке держал рюмку, в другой — бутылку водки. Гонч смотрел через плечо и машинально дожевывал кусок. Газан улыбнулся в замешательстве.
Словно пойманные на месте преступления, все с замиранием сердца ожидали, как будут развиваться события и что скажет мальчик. А он, стоя у дверей, ошарашенный запахом хашламы и теплом комнаты, ждал слова отца. Тепло и запах еды ослабили его решительность, и не только потому, что мальчик не верил, что все они покинут теплую комнату и пойдут за Джеко. Запах мяса и желание подойти к столу отвлекли и ввели его в оцепенение, а сидящие за столом мужики могли подумать, что он пришел сюда за тем, чтоб поесть.
-Подойди, поешь кусок мяса,- тишину нарушил Газан. И хотя мальчик сразу же принял приглашение, все остальные тоже по очереди стали звать к столу.
-Подойди, иди сюда, у нас тут дичь- мясо косули.
-Попробуй деликатес,- вспомнил Газан.
-Подойди, не робей, кто, если не ты должен это есть?- избегая взгляда мальчика, заявил Фаф.
- Слушайся, когда говорят взрослые,- завершил отец.
Мальчик протянул руку, взял хлеб и кусок мяса. Газан это принял как сигнал к продолжению пира: мальчик прервал, мальчик и должен был его продолжить.
-Наливайте, ну же,- приказал Газан.
Жилистое мясо с трудом поддавалось зубам, но было вкусно, все-таки мясо. Хотя в процессе пережевывания в голову мальчика лезли мрачные мысли об убиенной косуле и мешали ему получать удовольствие от деликатеса. Но это лишь в начале, потом он забыл про косулю.
Когда уезжали в деревню, дед всегда резал барашка, и он наблюдал, как разделывают мясо. Потом, когда мясо подавали на стол, мысль о барашке преследовала его. Хашламу он любил, дед его готовил особо и вкусно, но все же, картина бойни долго оставалась в его воображении. А тут, он быстро забыл про косулю, образ которой помнил из красочных страниц волшебных сказок, что никак не совмещались с боем животных.
Мальчик кушал так быстро, что наблюдавший мог бы подумать: очень голодный и очень жадный. На самом деле мальчик спешил закончить трапезу и завести разговор о Джеко, хотя сомневался, что Газан или отец захотят покинуть теплую комнату, накрытый стол, и уйти в холодную ночь, чтобы из огорода забрать его пса. Но, все же заговорил о Джеко, чтобы не подумали, что пришел сюда за тем, чтоб поесть.
-Отец, Джеко…
-Что Джеко? — Отец повысил голос.
-Джеко может сорваться с цепи и убежать.
-Не убежит, будь уверен,- с циничной улыбкой вмешался Гонч.
-Куда твой Джеко убежит от нас? Завтра приведем его, не беспокойся,- уверял Газан.
Мальчик встал и пошел к двери, надеясь, что мужики остановят его, позовут обратно и предложат поесть как следует. Но они не позвали, а молча проводили его взглядами, радуясь, что освобождаются от давящего присутствия мальчика.
Вышел в темный коридор и уже дошел до входных дверей, когда вспыхнул свет- включили электричество по веерному графику. Радостно повернулся к свету и замер,- взгляд уловил окровавленный пень и всаженный в него топор, огромный нож для разделывания мяса, лохматую лапу и откатившуюся голову, покрытую почерневшей кровью. Его вырывало, и он выбежал на улицу. Пробегая, через дверные и оконные стекла, мальчик увидел пирующих мужчин. Фаф потягивал какую-то песню, Вле и Гонч хлопали ему, а Газан в такт этой песни стучал по столу. Так они отмечали подачу электрического света.
На следующий день, Вле и Газан приняв по нескольку рюмок, но, так и не сумев заглушить совесть, пришли к мальчику. Мальчик копошился в стройматериалах для собачьей конуры.
-Знаешь, ты был прав, Джеко сорвался с цепи и убежал,- сказал Газан, — пошли, мы идем в поле, искать твоего Джеко.
-Ты… оставь эти доски, найдем пса, потом я помогу, вместе построим ему конуру,- добавил Вле. Видимо не хотел, чтобы ребенок зазря тратил силы, которые ему пригодились бы в дальнейшей жизни.
Вышли на улицу. Вечерело. Моросил дождик. Синенький “Москвич” Газана стоял у ворот Вле с незаглушенным мотором. Газан сел за руль, Вле- рядом с ним, а мальчик сел назад. Газан нажал на газ, заставил мотор зареветь, повернулся к мальчику и с наигранной улыбкой слазал: найдем, ты не думай.
Машина с ревом сорвалась с места и помчалась вперед, набирая скорость. Мальчик не понял,- пьян или же делает вид, будто спешит скорее найти собаку? Облокотившись на заднее сиденье, мальчик воспоминал, как нашел Джеко. Длинная очередь за хлебом как-будто застыла и упорно отказывалась идти на убыль. Ссоры и давка не прекращались. Ноги, казалось, срослись в гололед, и каждая попытка шевелить пальцем оборачивалась невыносимой болью, которая сначала захватывала ступню, потом резко поднималась к коленям и подкашивала их. Вспомнил серую, ледяную дорогу, ведущую из магазина домой, попытку устоять на ногах и не поскользнуться, и звонкий, неуверенный лай Джеко в зимних сумерках. Добродушного взгляда мальчика было достаточно, чтобы придать смелости комочку шерсти, который живо ринулся к его ногам, и помахивая мохнатым хвостом, стал кружиться вокруг и лизать ноги. У мальчика не было ни велосипеда, ни санок, ни теплого пальто, ни сапог и ни даже надежды на близость отца и его поддержку. Уставший от нищеты, мальчик мечтал лишь о собаке. Вернее, он и не подозревал, что мечтает именно о собаке, а понял лишь тогда, когда увидел. Мальчик отломил кусочек хлеба и кинул щенку. Собака проглотила кусок и взглянула на мальчика. Мальчик кинул ему еще один кусок, ожидая, что подпрыгнет и поймает в воздухе. Но песик ждал, пока кусок хлеба не упадет на землю, потом подошел и взял его в рот. “Ничего, пока еще щенок, я его научу”,- подумал мальчик.
Дождь усилился и стал хлыстать по стеклам машины. Газан и Вле ехали молча. Но время от времени Вле прерывал тишину и крепким матом обвинял Газана в потере собаки.
-Увел пса и потерял. А я говорил тебе,- ребенок привязан к этому псу, не уводи.
-А ты сам особо не сопротивлялся.
-Да пошел ты… чертов кореец… Ребенок целый день ходит в печали, места себе не находит. А ты… увел собаку и потерял ее…
-Ничего, найдем.
Газан повернулся к мальчику и с той же наигранной, но виноватой улыбкой сказал: хорошая была собака, видимо к нам вор забрался, а он за ним…
-Смотри вперед, собаку угробил, теперь и нас хочешь?
Машина свернула на грунтовую дорогу, что вела к полям. Остановились у огорода Газана. Вле и Газан вышли и, хлопая в ладоши, стали звать: Джеко, Джеко…Мальчик наблюдал за ними из заднего сиденья “Москвича” и видел, как они при свете фар ходят взад- вперед под проливным дождем. Хозяин соседнего огорода, низкорослый старик, вышел из хижины, защищаясь от дождя куском целлофана.
-Что случилось?- кликнул старик.
-Собака, собака пропала, сорвалась с цепи и убежала, ты не видел?,- крикнул Газан.
Старик повернулся и вошел в хижину. Гремел гром и ливень усилился. От порывов ветра куски шифера его хижины сталкивались и ломались с треском.
Газан вынул сигарету из внутреннего кармана солдатского бушлата и попытался зажечь. Сигарета сломалась на том месте, где промочила ее капелька дождя.
Вле и Газан достаточно отошли друг от друга и от машины.
-Что, не видно?- кликал Вле.
-Да нет, не видно, пойдем уже, а завтра вернемся.
-Найди ее, слышишь, как хочешь, найди!
-Да знает он, говори что хочешь, но он знает…
-Поздно уже, дождь идет, … да ну ее на…
-Пока не найдем, не тронемся с места.
Мальчик не хотел, чтобы отец его — Вле и Газан мучились, но не решался говорить им, потому что знал — если скажет, усилит мучения. Сидя в теплой машине, вместо чувства мести, мальчик стал испытывать чувство вины. Он вышел из машины и пошел в сторону отца. Ливень моментально намочил его до нитки. Ноги ввязли в глине, порыв толкал его назад и мальчик с трудом продвигался вперед.
-Отец, — закричал мальчик, стоя в нескольких метрах от него.
-Иди в машину, промокнешь,- сказал ему Вле.
-Иди, иди в машину и не переживай, найдем мы твоего пса, никуда он от нас не денется,- приближаясь кричал Газан.
Присутствие мальчика дало новый импульс Вле и Газану и они с еще большим усилием углубились в поле со свистами и криками: Джеко, Джеко. Мальчик пошел за ними.
-Джеко, Джеко,- звал Газан.
-Джеко, Джеко,- подыгрывал Вле.
-Джеко, Джеко,- призывал мальчик.
Амбарцум Амбарцумян