Аветик Исаакян: Последняя весна Саади
Была весна. Одна из тех бессчетных весен, которые украшают землю и которую в сотый раз встречал поэт счастья и грусти Саади. Ранним утром Саади спустился в сад, цветущий на берегу реки Рокнабад, чтобы вновь услышать пение соловьев и увидеть чудо весны.
Взглянул он на ширазскую долину... Окутанная благоуханной белой дымкой, она была погружена в легкий утренний сон. Сел Саади на исфаганский ковер и взял дрожащими пальцами красно-зеленый бутон розы:
“Как юная дева улыбается ласкающему ее возлюбленному, так роза раскрывает свои уста утреннему ветерку”. Очень постарел Саади, но его мечтательная душа видела все дивные краски мира, слышала мелодии и тишину неведомых сфер. Он не расставался с волшебным духом поэзии - птицей Змрухт, свившей свое вечное гнездо на вершине горы Каф, среди звезд...
Пели сереброгрудые соловьи свои чарующие рубайаты, зажженные пламенем любви, - и песня отзывалась в душе Саади. Девственный нежный ветерок нашептывал розам признания от влюбленных, и душа Саади читала эти признания...
“Мир полон гармонических созвучий. Любящее сердце всегда слышит мир, трепещущий от нескончаемого любовного опьянения”, - вспомнил Саади свои давние слова.
Внимая пенью соловьев, склонив седую голову к кусту распустившихся красных роз, Саади погрузился в раздумья и словно во сне увидел в душе своей весь мир - прекраснейший сон. Увидел мирные реки Индии, усеянные священными лотосами...
И увидел в раззолоченных чертогах Дели гордо прогуливающихся дев с красными цветами в черных, как ночь, волосах. Увидел объятые вихрями степи Турана и бесстрашно вторгающихся в вихревые бури неукротимых разбойников с мечами-молниями.
Увидел он пустыню, опаленную солнцем, и стремительных всадников-бедуинов, мчащихся в погоне за львами... И бесконечные караваны благоговейных паломников, приклонявших колени с песнями и молитвами перед вратами Мекки.
И древние чудеса страны Мсыр, и всплеск хрустальных волн голубых морей. И томных дев Дамаска с лунными телами, чьи тонкие и нежные руки, подобно ожерелью, обвивали некогда шею молодого Саади... И вздохнул Саади, открыв глаза:
“Увы, сто лет жизни прошли, словно сновидение, растаяли в одно мгновение, потому что вы всегда были со мной, соловьи и розы, и вы, сестры роз, - божественно-прекрасные девушки...”
Из-за небесных садов, переливающихся разноцветными огнями, вышло солнце, и в его лучах засверкал каждый листик и росток, каждый камушек и комочек земли, ибо ночь посыпала их бриллиантовой пылью. Смотрел Саади изумленным взором на голубой свод неба, с парящими в золоте зари птицами.
Смотрел удивленно и восхищенно: “Да, мир - это чудо, сказка, прекрасная и бесконечно удивительная. И каждый день смотрю я на мир, и каждый день удивляюсь, словно вижу его впервые: мир - повседневный и вечно прекрасный, древний и вечно новый, неизменно влекущий к себе...”
И вновь смотрел Саади на мир, на эту многообразную и полную чудес игру природы, и взгляд его упал на двух горлиц, которые, нежно щебеча, разгуливали на своих красных лапках по зеленым лугам. И снова сказал он про себя:
“Зачарован мир, и все в нем околдовано чудесной палочкой невидимой волшебницы, и все в нем сказочно преображено.
Мир движется, разрушается, теряет сдои прежние формы, но что это за сила, которая вновь воссоздает его - и взору нашему открывается это чудо, эта сказка?
Что побуждает изжаждавшуюся лань взбираться по отвесным утесам, разбивая о камни рога, оглашая чащи своим вожделенным ревом?
Что побуждает розу разорвать свою изумрудную броню и источать нежное благоухание? Что побуждает человека возникнуть из небытия, обрести форму и душу, гореть в огне желаний и никогда не хотеть смерти?
О любовь, это ты - неодолимое побуждение, ты - сладостное насилие, я давно знаю тебя. Но я так и не понял твоей сути и твоего смысла...” И своей ясновидящей душой почувствовал Саади, что это - последняя весна в его жизни. Последняя весна.
Калитка сада отворилась. В одеждах из белого тюля, колышущихся от ветерка, вошла Назиат, ширазская возлюбленная Саади, которая всегда приходила навещать старого поэта.
Напоенные вином губы Назиат, свет и пламя ее обнаженных плеч много раз озаряли бессонные ночи Саади. Саади любил Назнат со всем пылом своего нестареющего сердца, и золотыми буквами начертал ее образ в бессмертном “Гулистане”.
Назиат с букетом роз в руках подошла к поэту.
- Отчего ты грустен, ты - самый счастливый из всех смертных? Отчего?
Саади молчал.
- Я люблю твою грусть, о Саади. Твоя грусть - мудра, и ты ведь сам сказал своим божественным языком, что жемчуг рождается из раны, а ладан нежно благоухает, сгорая...
Саади с поблекшей улыбкой на устах взглянул на Назиат.
- Посмотри, я принесла тебе розы, бархатистые розы из моего сада.
И поднесла старцу розы, и светящимися своими пальцами разгладила мрачный лоб поэта.
- Подаренные тобой розы, о дочь рая, всегда были самыми дивными розами в мире, и никогда не увядали.
-Да, Саади, - сказала Назиат и прочла своим серебряным голосом давние стихи поэта: “Для чего, вдыхая запах розы, думать о тленности ее красоты? Храни в памяти ее аромат, и тогда легко забудешь, что роза давно увяла”.
И пахнущие мечтами волосы Назиат ласково коснулись лица Саади. И когда Саади своими дрожащими пальцами погладил навевающие мечты волосы Назиат, какая-то птица взмахнула над ним прохладными радужными крыльями - то были чудесные крылья птицы Змрухт.
И посмотрел Саади на раскинувшийся перед ним мир-сказку, на чудо-деву со светящейся улыбкой, и капля горячей слезы прожгла его старое сердце... Взяв маленькую руку Назиат, поцеловал он ее, положил на свое плачущее сердце и сказал:
- Своими пальцами, подобными лилии, напиши на последней странице “Гулистана” мои последние слова:
“Рождаемся невольно, живем удивляясь, умираем тоскуя...”
1923 г.
