Русский поэт Яков Полонский с детства слышал много интересных историй об Армении. Рассказы его отца, находившегося там на военной службе, запечатлелись в юношеской душе. Знания об этом крае Полонский затем расширил через книги, в том числе через труды профессора Иоганна Паррота, рассказывающего о восхождении на Арарат.

Будучи студентом Московского университета, Яков Полонский поддерживал связь со студентами-армянами, знакомясь с прошлым и настоящим армянского народа, с его обычаями, нравами, с его задушевными песнями. Впоследствии Полонский снискал любовь и уважение многих деятелей армянской культуры и литературы. Дружескими узами он был связан с Иваном Айвазовским, филологом Геворком Ахвердяном и поэтом Рафаэлом Патканяном.

Для поэтического творчества Якова Полонского Армения стала источником вдохновения. В 1841 году было опубликовано его стихотворение «Арарат». Оно было написано им ещё до того, как он увидел эту величавую гору, в которую был влюблён заочно по рассказам и полотнам художников.

Арарат воспевается Полонским в связи с библейским сказанием о Всемирном потопе и о Ноевом ковчеге.

АРАРАТ

⠀

«Я помню, как на дно земли

Всемирного потопа воды

По крутизнам моим текли,

Как обновлялся вид природы!

⠀

Я помню, как с моих вершин

Сходило по крутым ступеням

На лоно девственных долин

Семейство Ноя к новым сеням.

⠀

Там пред порогом новых хат

Дымились жертвоприношенья;

Там рдел на солнце виноград,

Дар божьего благословенья…

⠀

И с той поры никто ходить

Не смел по высоте священной,

И тщетно думал дерзновенный

Наверх отважный путь пробить:

⠀

Дорогу вихри заметали,

И за утёсом ледяным

Навстречу новые вставали,

Грозя обвалом снеговым.

⠀

Никто не совершил ночлега,

Никто костей не положил

Там, где нетленный труп ковчега

Я в хладных недрах схоронил.

⠀

К моим громадам собиралась

Лишь туч угрюмая семья,

В мои уступы упиралась

Лишь радуги цветной дуга…»

Живописные пейзажи и виды древней Армении с её многочисленными историческими памятниками становятся основным лейтмотивом не только для восторженных стихотворений поэта, но и для очерков и заметок об Армении и армянах. Путешествуя по Армении, Яков Полонский стал воспевать её уже в более реалистических тонах. Мечты поэта увидеть Кавказ и Армению сбылись в 1846 году, когда после окончания Московского университета он избрал постоянным местом жительства Тифлис, где был назначен редактором «Кавказского календаря». На этой должности ему представилась возможность общаться со многими видными деятелями армянской культуры. От проницательного взора писателя-художника не ускользнула и жизнь простого народа, жившего на окраинах города.

В Тифлисе Яков Полонский слышал певцов-ашугов и гусанов, игравших на сазе, кеманче, зурне. Глубоко запали в душу поэта армянские народные и духовные песни. Старый Тифлис был известен и своими красавицами, некогда покорившими поклонника красоты Саят-Нову — армянского поэта и ашуга, мастера любовной лирики. Не раз воспевал он свою жестокую красавицу в образе безжалостной розы, ранившей соловья. Героиней любовной лирики русского поэта также стала одна из тифлисских красавиц.

Речь идёт об армянке Софье Гулгаз и посвящённых ей стихотворениях «Не жди» и «На путь из Кавказа». Чтобы понять настроение лирического героя этих стихотворений, нужно всмотреться в «Тифлисские сакли» Якова Полонского, где он рассказывает о Софье Гулгаз. По словам автора, коварная красавица долго терзала его израненное любовью сердце и была причиной душевных волнений и тревог. Вот почему поэт желает хотя бы на время удалиться от своей возлюбленной.

Стихотворение «Не жди» интересно и тем, что поэт выразил в нём максимальные возможности своего художественного таланта. В нескольких строках Полонский рисует пейзаж Тифлиса. Описывается летняя прозрачная ночь, стройные тополя, пронзающие, как зелёные копья, небесную лазурь. Слышится резкий звук зурны.

Поэт рисует картину засыпающего Сололаки (исторический район в центре Тбилиси), где часто встречался с возлюбленной, звонкий смех которой звенел повсюду. Однако это не та облагораживающая любовь, которую воспевают его собратья по перу. Вот почему поэт не грустит в момент прощанья со своей Софьей.

НЕ ЖДИ

⠀

Я не приду к тебе… Не жди меня! Недаром,

Едва потухло зарево зари,

Всю ночь зурна звучит за Авлабаром.

Всю ночь за банями поют сазандари.

⠀

Здесь тёплый свет луны позолотил балконы,

Там углубились тени в виноградный сад,

Здесь тополи стоят, как тёмные колонны,

А там, вдали, костры весёлые горят —

⠀

Пойду бродить! Послушаю, как льётся

Нагорный ключ во мгле заснувших Саллалак,

Где звонкий голос твой так часто раздаётся,

Где часто, вижу я, мелькает твой лачак.

⠀

Не ты ли там стоишь на кровле под чадрою,

В сиянье месячном?! — Не жди меня, не жди!

Ночь слишком хороша, чтоб я провёл с тобою

Часы, когда душе простора нет в груди;

⠀

Когда сама душа — сама душа не знает,

Какой любви, каких ещё чудес

Просить или желать — но просит, но желает —

Но молится пред образом небес.

⠀

И чувствует, что уголок твой душен,

Что не тебе моим моленьям отвечать, —

Не жди! — я в эту ночь к соблазнам равнодушен —

Я в эту ночь к тебе не буду ревновать.

1849

Несмотря на это, Софья Гулгаз не однажды встаёт в памяти поэта. Он обессмертил образ армянки, написав её портрет. Образ Софьи, как признаёт сам Полонский, отразился также в его исторических драмах и особенно в драме «Дариджан». Создавая портрет грузинской царицы, Полонский придал ей черты Софьи. Вот что пишет он по этому поводу: «Она — Дариджан, отчасти похожа на ту армянскую даму, о которой я вам недавно рассказывал. Даже фразы некоторые принадлежат Софье…». Полонский и в преклонном возрасте не мог забыть образ красавицы-армянки. «Жива ли теперь эта поразительная красавица Софья Гулгаз — или уже старуха и нищенствует», — писал он.

Русского поэта не раз вдохновляли и армянские песнопевцы, которые сыграли значительную роль в его творческой жизни. Не только народные армянские песни безымянных авторов, но и поэт Саят-Нова, с произведениями которого познакомил Полонского его друг, известный саятнововед Геворк Ахвердян, первый издатель наследия прославленного ашуга. Среди русских поэтов Полонский первым обратил серьёзное внимание на литературное наследие гениального армянского ашуга, ещё не известного литературному миру России, и заговорил о нём во весь голос на страницах газеты «Кавказ».

Многие саятнововеды, говоря о писателях и поэтах, увлекавшихся творениями ашуга, часто забывали упомянуть имя Якова Полонского. Ованес Туманян был чуть ли не первым, кто ещё в 1913 году в одной из статей о Саят-Нове счёл необходимым заговорить о Полонском как о первом ценителе и переводчике Саят-Новы. В самом деле, Полонский был первым из русских поэтов, который ещё на заре изучения и публикации наследия Саят-Новы выразил свой восторг и попытался раскрыть суть и характер творчества ашуга.

«Конечно, одним беглым знакомством и некоторым чужеродством русскому поэту было трудно познать наш национальный дух и, в частности, дух творчества Саят-Новы. Но и он познал, — писал Ованес Туманян, — нежную и глубоко благородную душу Саят-Новы в целом».

Яков Полонский, так глубоко понявший творчество Саят-Новы, перевёл некоторые из его стихотворений. Переводы эти во многом уступают превосходным брюсовским переводам, тем не менее пальма первенства в этом принадлежит Полонскому.

Яков Полонский испытал на себе благотворное влияние Саят-Новы. В одном из своих стихотворений, написанных заведомо в духе и стиле песен Саят-Новы, Полонский, подобно армянскому ашугу, предаётся философским размышлениям.

САЯТ-НОВА

⠀

Много песков поглощают моря, унося их волнами,

Но берега их сыпучими вечно покрыты песками.

⠀

Много и песен умчит навсегда невозвратное время —

Новые встанут певцы, и услышит их новое племя.

⠀

Если погибну я, знаю, что мир мои песни забудет!

Но для тебя, нежный друг мой, другого певца уж не будет.

⠀

Если погибну я, знаю, что свет не заметит утраты;

Ты только вспомнишь те песни, под звуки которых цвела ты.

⠀

Я просветил твоё сердце — а ты, ты мой ум помрачила;

Я улыбаться учил — а ты плакать меня научила.

⠀

Так, если смолкну я, страстно любя тебя, друг благородный,

Где — разреши мне последний вопрос мой, — где будет холодный

⠀

Прах мой покоиться? там ли — в далёких пределах чужбины,

Здесь ли, в саду у тебя, близ тебя, под навесом раины?

1851

По поводу этого стихотворения русский поэт писал следующее: «Не смею назвать стихи мои переводом. Когда я писал их, я только помнил мотив и давал полную волю своей фантазии». Полонский здесь как бы предупреждает своих критиков не искать случайного сходства в отдельных выражениях и образах. Влияние, испытанное Полонским, сложнее и глубже, чем внешнее сходство отдельных слов. Эту мысль подтверждает и один из исследователей творчества Полонского. «Именно под влиянием наследия Саят-Новы, — пишет И. Богомолов, — в творчество Я. Полонского широко врывается новая тема — тема отвлечённых, философски осмысленных и обобщённых раздумий над жизнью, над будущим человечества».

Источником творческого вдохновения для Полонского были и другие представители армянского народа, и сама Армения в целом. Он с восхищением говорит об Армении и армянской культуре, об армянском зодчестве, о роли и значении великого просветителя Месропа Маштоца. Чтобы убедиться в том, достаточно прочесть его «Краткий очерк некоторых городов Кавказского и Закавказского края». В своих сочинениях Полонский повествует об Эчмиадзине, Гарни, Санаине и других достопримечательностях армянской культуры не как турист-иностранец, а их поклонник. Армения стала для русского поэта источником вдохновения и обогатила его творчество не только тематикой, но и поэтическими средствами выражения.

Подготовлено по изданию: Ованес Ганаланян. «Армения в творчестве русских поэтов». — Ереван : «Советакан грох», 1988.