Имя художника Василия Васильевича Верещагина известно каждому, кто интересуется отечественной историей, ведь его картины — реконструкции ключевых событий России в XIX веке. Знаменитый баталист, мастер реалистической живописи, получивший высочайшие оценки современников и признанный в Европе и Новом Свете, он много путешествовал по Кавказу в период обучения в парижской Академии художеств. Армянский музей Москвы рассказывает о впечатлениях и зарисовках Верещагина в Шуши, Эриваньской и Бакинской губерниях.

Первая поездка в Эривань состоялась в 1864 году, во время летних каникул. Верещагину удалось получить небольшое пособие на путешествие от Кавказского общества сельского хозяйства, куда начинающий художник обратился с предложением составить альбом наиболее замечательных типов закавказских животных с тем, чтобы издать рисунки в виде литографий. В качестве образца Верещагин представил зарисовки карабахской лошади и барана. В итоге на эту поездку ему было выделено 400 рублей. Этих денег, как воспоминал потом Верещагин, оказалось, конечно, мало даже на прогоны, но зато он многое увидел, узнал и успешно поработал, создав серию зарисовок животных.

В 1965 Верещагин снова решил отправиться в путешествие на Кавказ, желая во время каникул поработать среди природы и закрепить приобретенные знания на практике. Эту поездку оплатил отец юноши — предводитель череповецкого дворянства. Василий Васильевич учился тогда в Париже и выехал до окончания учебного года — в марте. Ехал через Женеву. Потом заехал в Вену, откуда на пароходе отправился по Дунаю в Одессу. Посетил Керчь, Сухум, Поти. А из Орпири проехал по суше в Кутаис и Тифлис, откуда его путь лежал сначала в Азербайджан, а потом в Армению.

Попав на Кавказ, Верещагин вспоминал это время как очень свободное и творческое.

«Я вырвался из Парижа, точно из темницы, и принялся рисовать с каким-то остервенением. Альбом мой, наполненный самыми тонкими и характерными рисунками, какие я когда-либо делал, тому свидетельство. Альбом этот наполнен за один переезд от Вены до Поти. В Закавказье на этот раз я сделал массу рисунков, изумивших потом Жерома и Вида… Краски всё еще казались мне так трудны, что я гораздо охотнее работал карандашом и было совсем краски забросил».

Спускаясь по Дунаю, а затем путешествуя на пароходе по Черному морю до Орпири, Верещагин сделал несколько десятков пейзажей, местных жителей, пассажиров, а также памятников архитектуры и животных.

Эта вторая поездка на Кавказ длилась чуть более полугода. Рисунки, сделанные им в Шуши, считаются выдающимися и весьма ценными документами для истории искусств. Это серия зарисовок, изображающих религиозные церемонии, ежегодно устраивавшиеся мусульманами-шиитами в Шуши, в начальной декаде месяца Мухаррама [Мухаррам (араб. محرّم‎) — первый месяц мусульманского календаря, один из четырёх запретных месяцев, во время которых нельзя убивать, вести войны и охотиться вокруг главной святыни мусульман — Каабы. – Прим. ред.].

«Хотя я спешил добраться скорее до Шуши, где 10 мая празднуется Мохаррем [так раньше называли Мухаррам. — Прим. ред.], праздник, который мне прошедший год не удалось видеть, я решил-таки остаться ночевать».

Из воспоминаний Василия Верещагина о Шуши

В Шуши живописец всё-таки увидел религиозные мистерии шиитов — «подтверждение» хранится в Киевском национальном музее русского искусства. Это рисунок Верещагина, изображающий мечеть в Шуши и имеющий авторскую датировку «17 июля 1965 года». Биографы считают, что посетив Шуши в середине мая, Верещагин оставался в городе более двух месяцев, заинтересовавшись перспективным этнографическим этюдным материалом. Шествия во время Мухаррама произвели на будущего баталиста неизгладимое впечатление.

Художник вспоминал, что, въезжая в город поздно вечером, он был «поражен огромным заревом, стоявшим над городом, и ревом многотысячной толпы». Сотни нефтяных факелов на площади города освещали бешено прыгающих и беснующихся и орущих людей, голоса которых сливались с треском барабанов и звоном медных тарелок. Подобные представления продолжались несколько дней и к концу исступление и страсти участников празднеств доходили до крайности. Это шииты, оплакивая смерть своего святого Хусейна и других имамов, якобы убитых коварными врагами, желали им уподобиться, принять их муки и поэтому занимались самоистязанием. О процессии, которая двигалась на десятый день торжеств, была финалом праздника и воспроизводила с помощью актеров и добровольных мучеников мифические события кровавой смерти Хусейна, Верещагин писал потом, что «по своей дикости она превосходит, вероятно, все сохранившиеся нелепые религиозные мистерии света».

От внимательного художника не скрылись ханжество и лицемерие, проявлявшиеся в дни празднеств. Верещагин рассказывал, что в момент, когда страсти толпы достигали апогея, самоистязатели поминутно ранят и терзают свое тело, а дервиши, удобно рассевшись на ковриках, выманивают у проходящих подаяние. Среди самоистязателей художник углядел симулянтов, которые так ловко привязывали к своему телу колющие и режущие предметы, что они не причиняли никакого вреда, но издали казались входящими в тело.

«Эти десять дней — время скорби и траура для шиитов: полагается в эти дни держать строгий пост, то есть не есть ничего в продолжение дня, с рассвета до сумерек; набожные люди не бреют ни лица, ни головы, не курят, не ходят в баню, не пускаются в путешествия… Те, которые действительно воздерживаются в продолжение дня от пищи и кальяна, с избытком вознаграждают это лишение в дозволенное время, то есть обжираются после сумерек до рассвета».

Из воспоминаний Василия Верещагина о Шуши

Цикл шушинских работ послужил этюдами для двух сложных графических композиций, хранящихся ныне в Киевском музее русского искусства. Но об этом — следующий рассказ Армянского музея Москвы.

По материалам монографии А.К. Лебедева «Василий Васильевич Верещагин. Жизнь и творчество», «Искусство», 1958 год. 

В оформлении обложки использован эскиз В.В. Верещагина «Армянин из Моздока». © armmuseum