Армянский музей Москвы публикует очерк поэтессы Сильвы Капутикян об армянском ашуге XVI века Наапете Кучаке, известном своими айренами о судьбах изгнанников и о любви — земной и свободной от всех запретов.

Есть в недрах земли еще не разведанные, не тронутые рукой человека природные богатства. Есть на свете духовные ценности, еще не ставшие достоянием всего человечества. Первые сокрыты от человека толщей земли и камня, вторые неведомы миру лишь в силу обстоятельств, связанных с исторической судьбой народа, обладателя этих сокровищ, в силу языкового барьера и густой завесы времени.

Армения богата природными ископаемыми. И мы радуемся каждый раз, когда наши неутомимые геологи обнаруживают новые месторождения золота или молибдена, веками скрытые от нас. Но вряд ли можно назвать радостью то чувство, которое мы испытываем, когда русский или другой иноязычный читатель восторгается фрагментарными переводами из поэзии Григора Нарекаци, этими крохами, отколотыми от огромного пласта, и удивляется, что целое тысячелетие сокрыты от большинства людей бесценные творения подлинного титана человеческой мысли.

К Наапету Кучаку судьба отнеслась благосклонней. Валерий Брюсов извлек из глубинных пластов поэзии Кучака немногим более десяти айренов и преподнес русскому читателю в известной антологии «Поэзия Армении», вышедшей в 1916 году. В советские годы разные поэты неоднократно обращались к поэзии Кучака, переводили и издавали на русском языке небольшие по объему сборники его четверостиший. И вот издательство «Художественная литература» в 1971 году предприняло благородное дело — собрать воедино лучшие переводы из Кучака, дополнить их новыми и представить средневекового поэта читателю в наиболее полном виде.

Наапет Кучак — один из крупнейших поэтов Армении. «…Нарекаци или Кучак, без вас умов державных нет!» — с юношеским восторгом воскликнул Егише Чаренц в известном стихотворении, ставшем теперь хрестоматийным. Армянская средневековая поэзия, которая, по выражению Валерия Брюсова, «есть одна из замечательнейших побед человеческого духа», достигла своей вершины в лице Наапета Кучака.

О Кучаке до нас дошло очень мало сведений, хотя жил он в сравнительно позднее время, в XVI веке. Шахи и султаны на части разрывали Армению, страна изнывала под тяжестью национального и социального гнета. Кто и где в ту тяжкую пору мог заняться жизнеописанием поэта?

И тут опять на помощь нам приходит стойкий и верный камень.

Вблизи города Вана, в селе Хараконисе сохранилось каменное надгробие, на котором высечены имя поэта и год его смерти — 1592-ой. Об остальном приходится догадываться по его стихам. А стихи по характеру и содержанию своему, по географическим названиям, встречающимся в них, а главное, по языковым особенностям позволяют думать, что родиной если не самого Кучака, то его творений является область Акн в 3ападной Армении, а его духовными наставниками и учителями — армянская словесность, многовековый ее опыт и высокий уровень духовной культуры страны.

Кучак писал преимущественно четверостишия, отличные, однако, от восточных рубаи. Его поэтика глубоко реалистична. Кучаку чужды пышное красноречие и многословие. Стих его динамичен. Герои его — живые люди, среда, в которой действуют они, изображена предельно достоверно. Перед читателем возникает ярко нарисованная картина народной жизни.

Все эти особенности, присущие и армянскому фольклору, наряду с демократической направленностью четверостиший делают Кучака глубоко народным поэтом. Если в эпосе «Давид Сасунский» запечатлена эпическая сторона характера армянского народа: его отношение к жизни, войне и миру, его восприятие добра и зла, — то в творениях Кучака раскрывается лирическая сторона души народа, его, если можно так выразиться, умение любить в широком смысле слова, в этико-философском понимании.

Когда любовь появилась на свете,
сначала в сердце моем поселилась,
А потом уж из сердца моего
в другие страны переселилась.

(Подстрочный перевод)

В этих словах есть что-то напоминающее известную строку Библии, и хочется перефразировать ее так: «Вначале была любовь…» Но у Кучака любовь далека от всякого богословия. Душа и тело его лирического героя гармоничны, как земля и небо, дерево и дождь, цветок и свет. Поэта не раздирают внутренние противоречия, любовь человеку дана от природы — это непреложная истина для него, и противоестественно все, что мешает любви, будь то всевышний, пророк или коварные глаза, преследующие влюбленных из-за угла узенькой средневековой улочки. Отсюда поразительная естественность в словах и поступках героев, чуточку игривое, чуточку ироническое отношение к доводам противной стороны. Но в споре он никогда не доходит до исступления и открытого возмущения, а всегда полон благородного великодушия и снисходительности человека сильного, знающего цену любви.

Отпустишь ли ты мне грехи,
Заступник мой, Давид-пророк?
Мой величайший грех —любовь,
Не будь ко мне ты слишком строг!
Когда любимая моя
На твой вступила бы порог,
Днем пел бы ты свои псалмы,
А ночью сам бы с нею лег.

(Пер. В. Микушевича)

Таков Кучак: сильный, открытый, пренебрегающий всякими условностями, до дерзости гордый в своем чувстве, вызывающе счастливый.

Всем своим существом, всеми ощущениями он земной. Такова и его поэзия. Не тонким флером и розовой дымкой восточной поэзии окутывает он свою возлюбленною, а в домотканую, грубую одежду наряжает ее, и под этой одеждой — «прелестная яр». Юная, веселая, до дерзости земная — она бросает вызов миру и луне своей великолепной наготой, убежденная в своем праве на счастье и радость.

Здоровой молодостью дышит поэтический мир Кучака. Молоды влюбленные: «Молод я, молода и ты — нам время любить»; вся природа молода — в весеннюю зелень здесь одеты берега реки, в цветении деревья и сады. Молоды и восприятия: все ложь — и бог, и церковь, и грех.

В мире есть только ты, твоя грудь, «подобная белому храму», и я, готовый молиться на тебя.

Громко, на весь мир прокричу, никого не постыжусь.
Где найду тебя — там и расцелую,
Мне силы придает любовь, я никого не боюсь.

(Подстрочный перевод)

Быть влюбленным по Кучаку — значит, быть всесильным, всемогущим. От имени этой всемогущей любви он смело заявляет, что готов без страха дать отпор любой враждебной силе. Так звучал голос поэта в XVI веке — в пору, когда истерзанная, истоптанная чужеземными захватчиками Армения потеряла последние крохи государственной самостоятельности и книги ее с нетленными миниатюрами пылились в полумраке разбитых храмов, а тоскующие по родным краям сыны в поисках заработка скитались по далеким чужим городам. Когда представляешь это, поэзия Кучака приобретает новое, особое звучание, становится символом армянского народа, силой, возвращающей людям любовь и веру в жизнь.

Прошло с тех времен четыреста лет. Возвышались и погибали, создавались и распадались государства и страны, а айрены Наапета Кучака, пройдя сквозь бесконечные преграды «высочайших» законов и запретов, ныне потерявших силу, дошли до наших дней, чтобы славить всемогущество любви и причастить их автора к семье великих многоязычных гигантов, прославляющих величие и красоту человеческих чувств.

1971

Источник: Капутикян С. Встречи без расставаний, 1987