Армянский музей Москвы и культуры наций

View Original

Поэт Сергей Шервинский: «Истинного изумления достойно то, как армянский народ отстаивал свою родную землю»

С Арменией и с её многовековой литературой нерасторжимыми творческими узами был связан поэт Сергей Шервинский. Приобщил его к армянской поэзии Валерий Брюсов, имя которого он вспоминал всегда с великим благоговением. Знакомство это состоялось в 1915 году, когда Брюсов трудился над созданием антологии «Поэзия Армении». К участию в переводах для антологии были привлечены Бальмонт, Сологуб, Блок, Вячеслав Иванов, Бунин, а также молодые поэты-переводчики, среди которых был и Сергей Шервинский. Ему Брюсов поручил переводы из западных армянских поэтов, в том числе Варужана и Сиаманто, павших в том же 1915 году жертвой геноцида.

Сергей Шервинский. Фото: yandex.ru

«Так по воле моего учителя, — писал Шервинский, — я вошёл во дворец армянской литературы через его западный портал, и дверь была отомкнута окровавленным ключом». Впоследствии поэт сроднился с армянской поэзией, чему в большой мере способствовало и знакомство русского поэта с историей Армении, полной героических подвигов гонимого судьбой народа.

«Истинного изумления достойно то, — писал Шервинский, — как армянский народ под испепеляющим огнём бедствий… отстаивал свою родную землю, защищал окровавленной грудью свою веру, свой язык, ставшие для него символами независимого существования. Всякий, кто знает об этой вековой борьбе, неизбежно приобщается к ней».


Сергей Васильевич Шервинский

(1892–1991)

Сергей Шервинский родился в семье профессора медицины, основателя русской эндокринологии Василия Дмитриевича Шервинского. Окончил историко-филологический факультет Московского университета. Начал как историк изобразительного искусства, занимался художественным чтением, работал с актёрами разных театров по постановке речи, написал несколько теоретических работ: «Художественное чтение» (1933), «Ритм и смысл» (1961), ряд статей о Пушкине, о «Слове о полку Игореве». Автор исторического романа «Ост-Индия», который был впервые издан в 1933 году, переиздан в 1991-м в серии «Забытая книга». Первую поэтическую книгу выпустил в 1916 году, «Стихи об Италии» (1924), «Стихи разных лет» (1984). Посмертный сборник «Стихотворения / Воспоминания» вышел в 1997 году. С юных лет начал работать как переводчик, постоянно совершенствуя и шлифуя своё мастерство. Переводил античную поэзию (Софокл, Овидий, Катулл, Еврипид), средневековую арабскую поэзию, многих европейских и восточных поэтов ХХ века, «Слово о полку Игореве», роман Хачатура Абовяна «Раны Армении». Через семинар по поэтическому переводу Сергея Шервинского прошло несколько поколений поэтов-переводчиков.


После книжного знакомства Сергея Шервинского последовало и живое общение, когда в 1926 году он приехал в Армению. «Моё сердце нашло общий язык с её опалёнными солнцем склонами, с её камнями и потоками: её древняя архитектура заявила о себе как о драгоценном звене в общем развитии восточноевропейского зодчества; навсегда запали в память мелодии армянских песен…»

О своей любви к Армении Сергей Шервинский не раз говорил и писал: «Когда мне говорят — Армения, в душе возникает что-то интимно-близкое, отложившееся драгоценным отстоем на дне души. Именами Исаакяна и Сарьяна мне всегда хочется гордиться, как родными».

В стихотворениях Сергея Шервинского «Осень над Ереваном», «За колхозным столом» поэт рисует картины природы любимой Армении и жизнь её людей. В стихотворении «Патриархальная зима» живописуется зимний пейзаж Армении.


Патриархальная зима

А я люблю пустынный Алагез,

Когда одетый донизу снегами

Он отрешённо смотрит в синь небес,

И лишь Касах струится под ногами.

Пора зимы покойна и легка;

Неспешный день не проливает пота,

Чернеют гордо башни кизяка

И льнёт к огню домашняя работа.

В прозрачности, похожей на весну,

То горьковатым вдруг потянет дымом,

То чей-то зов пронижет тишину,

А горный склон в сияньи нестерпимом.


Вечно манящий Арарат в стихотворениях Шервинского встаёт как символ славы Армении. В стихотворении «Осень над Ереваном» поэт выражает свой восторг вечерней панорамой армянского небосвода, залитого золотом «космической игры»:

Если вечером взойдёшь на Норк

И помедлишь у оград булыжных,

Обеспечишь памяти восторг

Нескольких мгновений непостижных.

В золоте космической игры,

Над туманом стынущей пустыни

Араратов сдвоенных шатры

Станут вдруг, как синий кобальт, сини.

Миг — и чудо гаснет. Ночь идёт.

Особенно Сергей Шервинский трудился над переводами армянской поэзии. В течение многих лет он бережно переплавлял на русский язык творения армянских поэтов. Охват Шервинского в этой области широк и разносторонен. Эпос, лирика, проза — лучшие образцы многовековой армянской литературы были переведены им на русский язык. Это и эпос «Давид Сасунский», и образцы из средневековой армянской лирики, и переводы стихотворений Саят-Новы, Абовяна, Налбандяна, Туманяна, Исаакяна, Терьяна, Варужана, Сиаманто — вот далеко не полный перечень его переводов. Следуя примеру своего учителя Брюсова, Шервинский знакомился с армянским языком, работа его над переводами протекала на фоне широкого ознакомления с армянской культурой. В результате такого серьёзного и вдумчивого подхода эпос о сасунских богатырях распахнул перед поэтом-переводчиком «врата в духовную жизнь целой нации». Шервинский подметил в нём «высокую нравственность, демократизм и любовь к родной земле, составляющих неоценимую триаду, лежащую в основе армянской литературы».


Эчмиадзин

(Двадцатые годы)

В пыль приседают верблюдов горбы.

Кресло пустует индийской резьбы.

Кисти чужой кипарисы и розы

Просалили белый как воск амвон.

Чёрные Мкртичи и Мартиросы

Сдёргивают с купола тоненький звон.

Темень отпрянет песчаной бури —

И лбы наклоняются к миниатюре

В тоске, что когда-то умел монах

В узорочье вписывать лазоревых птах

Под тонконогой, с подхватами скиньицей.

Глазок монашеских угольки

Угодливо водят по затхлой ризнице,

Где злому поветрию вопреки

Милостью божией не знали изъятия

Жезлы, потиры, пелен шитьё

И кем-то подобранное вблизи распятье

И золотом охваченное копьё.

За оградой сады румянят плоды,

А здесь из глиняной немочи —

Ветла, что метла, и следы у воды

Расходают сплетен мелочи.

Скучатся где-нибудь более двух,

Вздыхают: а было ль пророчество,

Чтобы угодников плотский дух

Обидел таким одиночеством?

Озарён ереванской турбиной,

Край и за полночь не тонет во тьме.

Вот миновали мы приют голубиный,

Узкоокий храм Рипсимэ.

Золотые сады сардара

Обвевал на лету бензин.

Так отведал я древнего дара,

Таким увидел Эчмиадзин.


Рассматривая армянский эпос «Давид Сасунский» на фоне мировой литературы, Сергей Шервинский замечал, что само повествование, богатое сценами, достойно Библии и Шекспира. «Стало очевидным, — писал русский поэт, — что этот эпос стоит не только в ряду величайших эпосов мира, но что он превосходит Песню о Роланде и Нибелунгов, и даже Гомера своей нравственной стороной». Имея дело с таким величественным литературным памятником, Шервинский с чувством большой ответственности перевёл его на русский язык. С такой же любовью работал он и над переводом «Давида Сасунского» Туманяна.

Однако венцом переводов из армянской литературы по праву надо признать художественный перевод на русский язык романа Хачатура Абовяна «Раны Армении», являющегося манифестом армянской литературы XIX века. «Раны Армении», по определению Исаакяна, «это буря, вырвавшаяся из пламенного сердца». Роман Абовяна весьма сложное произведение. В нём скрещиваются элементы разных направлений и жанров. «Но чем сложнее была поставленная задача, — писал Шервинский, — тем с большим воодушевлением я принялся за этот труд, и едва ли какую-либо литературную работу я выполнял с таким напряжением и подъёмом».

Благодаря вдумчивому изучению романа, Шервинский проник в творческий тайник автора, всесторонне осветив для себя и ряд сложных вопросов его мастерства. От взора переводчика не ускользнуло творческое родство между эпосом «Давид Сасунский» и романом «Раны Армении». Конечно, «в новом преломлении, но с ещё большим накалом». «Огонь бедствий, — замечал Шервинский, — обжигал чувствительнее, ибо полыхал ближе. Страдания народа не были остужены эпичностью повествования. Среди ран Армении зияла рана самого автора». Угадывая это сквозь ткань дословного перевода романа, Шервинский приступил к переводу. Труд переводчика не был обработкой подстрочника. Это поистине «было создание нового поэтического текста».

Анна Ахматова (в платке справа) за столом в окружении семьи Шервинских на даче в Старках. Фото Льва Горнунга, 1936 год. Фото: wikipedia.org

Поэт-переводчик хорошо знал и то, что работать над «Ранами Армении» равнодушно — значило обречь себя на неудачу. Он сроднился с Абовяном. Читатель русского перевода романа воочию убеждается, что перевод не «остужен эпичностью повествования». Ведь Шервинскому было известно, с каким творческим экстазом творил Абовян свою книгу. «Словно некий огонь, — писал Абовян, — возгорелся во мне… Ни хлеб, ни еда какая-либо не шли мне на ум… Армения, словно ангел, стояла передо мною и придавала мне крылья…» С большим волнением и сочувствием выполнялся перевод романа. «Приходилось иногда откладывать в сторону текст и бумагу, — признавался Сергей Шервинский, — настолько всё описываемое в книге переполняло душу. Терялось творческое равновесие. Не без труда удавалось прислушаться к той гуманистической доминанте, которая звучала сквозь стоны стариков, слёзы невест и крики терзаемых подростков… Чистый душой Агаси вставал в воображении новым воплощением Давида…» Сергей Шервинский всегда старался воссоздать подлинник во всей возможной полноте и точности.


В мастерской Сарьяна

С юности помню пальму и мула,

И маски; краску пятна, полосы.

Режуще-рыжая щель переулка,

Кобальтом тени, сажею псы.

Садов зелёные с просинью тени,

Колхозницы к лозам под солнцем клонятся,

Над плоской хижиной пшат весенний,

Нагорье спалённое, сонная звонница…

Плоды — за хозяев на пиршестве зрения;

Цветы и цвета, цвета и цветы, —

Земля сладчайшая, это Армения,

Это Сарьяна святая святых.

Прислушайся, — это звенит издалёка,

По праву печальна и горяча,

Из тучи, луча, от сельского тока

Народная песня и кяманча.

Всмотрись в свидетельство жизни зрелой,

В бесстрашно-тройственный автопортрет,

Где юный, седеющий и поседелый, —

Всех краше в центре, под старость лет.

Встретишь Лозинского, Орбели, Игумнова

И стольких живых дорогие черты.

Запомнишь сокровище сердца разумного,

У зеркала женщину — две красоты.

Скоро, в сезон Араратов блёклых,

Гроздьев наморщенных, снежных тем

Вспыхнет у камня ступенек мокрых

Жёлтый и белый огонь хризантем.

Художник — перед полотнищем новым.

Тихо по-зимнему. Только звучат

Где-то внизу голоса из столовой —

Черноволосых его внучат.

1985


К лучшим переводам Шервинского также следует отнести «Письмо тоски» и «Наложницу» Варужана, а также поэму Исаакяна «Родная земля». Ведь «труд выполнялся, — писал Шервинский, — так сказать, на глазах у автора», а это значит, что переводчик переводил поэму с «повышенной настороженностью».

Значительны и статьи Сергея Шервинского, предисловия к книгам армянских поэтов (Туманяна и других). Они привлекают читателя интересными, меткими определениями, тонко подмеченными чертами поэтического облика писателей и существенных сторон их творчества, которые порою оставались незамеченными даже специалистами.

Источники:

1. Ованес Ганаланян. «Армения в творчестве русских поэтов». — Ереван : «Советакан грох», 1988.

2. Сергей Шервинский. Поэзия Московского университета: от Ломоносова и до… ǁ poesis.ru.