Шаан Арцруни — пианист и этномузыколог, посвятивший свою жизнь изучению и продвижению армянской культуры. Наш музей поговорил с Шааном о его пути, встрече с Арамом Хачатуряном и открытиях в армянской музыке: от гимна Эфиопии, написанным армянином, до первых женщин-композиторов. Это первое интервью пианиста на русском языке.

Елена Арутюнян: Как проходило Ваше знакомство с армянской культурой?  

Шаан Арцруни: Я родился в семье армян в Турции. В Стамбуле очень большая армянская община, при которой находятся учебные заведения, где детей погружают в контекст: культуру и историю Армении. Я ходил в школу «Гетронаган», где занятия проводились на армянском, дома мы тоже говорили на нём

Е.А.: С чего начался Ваш музыкальный путь? 

Ш.А.: Я очень рано начал играть. Моя тетя, Сирварт Калпакян-Караманук — известная пианистка и композитор, обнаружила у меня дар к музыке: она смотрела на мою случайную игру на фортепиано и заметила удачный ритмический рисунок. Стало понятно, что это надо развивать — Сирварт отвела к своему учителю. Он тоже отметил мои способности и согласился направлять при условии, что руководить всей учебой будет тётя . Первое выступление на сцене состоялось, когда мне было 4-5 лет. После окончания своей учебы школах армянской общины — в «Гестронагене» и «Есаяне» — я поступил в Стамбульскую муниципальную консерваторию, которую тоже с успехом окончил. Хотя я и занимался музыкой с детства, семья считала, что это не прокормит — стоит найти достойную профессию. Я достаточно хорошо знал химию и решил поступить в американский колледж в Стамбуле — Роберт-колледж. История долго не продлилась — я был отчислен за академические долги. Было очень трудно говорить на английском, а вся учёба велась на нём. У меня будто возникала психологическая проблема с языком — я ничего не мог сказать. Не оставалось никакого другого выхода, как только заниматься музыкой дальше.  

Е.А.: Можете рассказать подробнее о своей учебе в Джульярдской школе? Как Вы туда поступили? 

Ш.А.: После отчисления из Роберт-колледжа надо было учиться дальше, поэтому я подал документы в Джульярдскую школу и отправил им запись своей игры. Я ни на что не надеялся — просто следовал музыке. Им понравилась запись — я был зачислен в списки поступающих. В 1964 году переехал в США, чтобы начать учебу и совершенствовать игру на фортепиано. Конечно, в таких условиях ты уже вынужден знать английский язык, иначе учиться и жить в этой стране было бы невозможно. В течение первого года я довел знания языка до уровня, который позволял посещать все академические дисциплины. 

Е.А.: Какое знакомство за время Вашей учебы стало одним из самых значимых?

Ш.А.: На занятиях по композиции я познакомился с Виктором Борге. Это пианист, соединивший игру на инструменте с комедией. Очень изобретательный парень! И ему нужен был второй пианист. С этого началось сотрудничество, продлившееся несколько лет — вместе мы выступали по всему миру. Но я понимал, что комедийные номера не то, с чем хочу ассоциироваться. В 1969 я поступил в аспирантуру Нью-Йоркского университета — моё поступление совпало со значимой датой — днём столетия со дня рождения Комитаса. Тогда мало кто в Америке знал о нём — я решил, что это станет темой докторской диссертации. 

Е.А.: Это первая работа, которую Вы написали об армянской музыке? В какой момент Вы осознали, что хотите заниматься армянской академической музыкой? 

Ш.А.: Конечно, тогда я был очень сильно загружен выступлениями с Борге, поэтому не закончил диссертацию о Комитасе. Но проделанная работа привела к другому — к глубинному знакомству с армянской музыкой. 

Знакомство с ней началось с исполнения «Патарага» — меня пригласили аккомпанировать хору, который создал Комитас. Я стал больше интересоваться армянской музыкой и искать пути, которые бы меня с ней соединяли. Это произошло не сразу. 

Е.А.: А как это случилось? 

Ш.А.: Мне приходили пластинки с музыкой армянских композиторов от одной армяно-американской организации, которая пыталась наладить связи с диаспорой. Понимаете, я был очень юн и считал, что надо играть Брамса, Шопена, Бетховена и Баха, а армянскую музыку забыть. Но это был 69 год — значимая дата для всех армян — ​​всё само складывалось таким образом, что жизнь вовлекала в армянскую музыку. То выступление с хором стало поворотным — я погрузился во всё наше музыкальное многообразие. Интерес к корням становился осознаннее.

Е.А.: Насколько я знаю, Вы занимались тогда параллельно китайской фортепианной музыкой. Можете рассказать об этом? 

Ш.А.: Да, мне важно подчеркнуть, что любой путь не представляет из себя прямую дорогу — она извилистая и состоит из множества случайных неслучайностей. Я защищал докторскую диссертацию по китайской музыке. В 1972 году Никсон, президент Америки, отправился в Пекин. На фоне происходящего я подумал, что было бы замечательно познакомить с фортепианной музыкой китайских композиторов. Эта музыка тогда никак не была представлена в Соединенных Штатах. Я знал одного человека, который прислал мне ноты — материал вошел в мой докторский проект в Нью-Йоркском университете. Тема вызвала огромный интерес со стороны музыкального сообщества. Об этом написали в New York Times, потому что никто не играл китайскую музыку на американской сцене. Тогда возникла мысль, что моя карьера состоялась — я уже сделал что-то значимое. Всё изменила одна встреча с главой азиатского музыкального сообщества. 

Е.А.: Эта встреча изменила вектор Вашей карьеры?

Ш.А.: Абсолютно, это направило меня к тому, что было действительно важно. Когда я обратился к главе азиатского сообщества, которая, кстати, была еврейкой, она сказала мне: «Что ты делаешь распространяя китайскую музыку? Ты —  армянин, распространяй армянскую музыку. Только тогда я буду тебе помогать». То был ключевой для меня момент. Хотя я и занимался армянской музыкой, центральное место она стала занимать с 72 года. 

Е.А.: Как появился Ваш первый альбом в США?

Ш.А.: Счастливая случайность! Выпустить музыку, тем более армянскую, было сложно. Ко мне обратилось Общество музыкального наследия. Это было настолько неожиданно, что даже не верилось. Записать и выпустить альбом — это очень серьезный шаг в карьере музыканта. 

Е.А.: Что вошло в этот альбом? 

Ш.А.: На волне моего интереса к армянской музыке я обнаружил композиции детских пьес Арама Хачатуряна. Я подумал: «О, я хотел бы выпустить его “Детский альбом”».  Невероятно, но когда были согласованы даты записи, случайно выснилось, что Арам Хачатурян будет в Нью-Йорке. Я был обязан с ним связаться и убедиться, что всё делаю правильно. Такая возможность выпадает не каждый день. Арам Ильич пришел в восторг, потому что эти произведения никогда не записывались. Мы три часа работали над записями этих пьес. Получилась замечательная дебютная запись. 

Е.А.: Как Вы понимаете свою деятельность? Почему вам важно говорить об армянской музыке?

Ш.А.: Это мой долг. Моя фамилия — Арцруни. Это большая ответственность. Я чувствовал и чувствую себя обязанным распространять армянскую культуру — мы все обязаны. Наша культура — самое ценное, что у нас есть, но мы не умеем её продвигать. Это большая проблема. Дело моей жизни — популяризация армянского наследия. Я записал около 30 альбомов, 2/3 из них занимает армянская музыка. На данный момент идет работа над серией из восьми компакт-дисков — каждый посвящен определенной теме. Недавно я выпустил четвертый диск об армянских женщинах-композиторах и их фортепианной музыке.

Е.А.: Что Вам важно подчеркнуть? 

Ш.А.: Музыка всегда шире представляемой географии — диаспоры есть по всему миру. А армянам принадлежат важные открытия, которые не всегда известны даже в диаспоре. Например, ученик Комитаса, Геворг Налбандян, стал автором национального гимна Эфиопии. В моем последнем альбоме представлена музыка армянских женщин-композиторов, но я смог вместить только 8 исполнительниц, а  найдено намного больше. Надеюсь, что этот проект подхватят другие исследователи, потому что армянская музыка богата явлениями, которые необходимо изучать и показывать. 

Е.А.: Вы часто бываете в Армении, можете рассказать о своих выступлениях там и преподавательской деятельности?

Ш.А.: С 2017 года я часто бываю в Армении. Мне очень важно посещать не только Ереван, но и другие города по всей стране. До недавнего времени особым пунктом моих поездок был Арцах. Я ездил в Степанакерт, чтобы провести уроки детям из музыкальных школ и подготовить совместный концерт. 

Е.А.: Работаете ли Вы с архивами в Армении?  

Ш.А.: Я хочу поработать с архивами армянского радио. У них сохранилось около 130 000 записей, 100 000 из них они оцифровали, но качество звука не такое хорошее, каким могло бы быть. Мы планируем отправиться в Армению вместе с музыкальным инженером, чтобы помочь улучшить эти записи. Хотя бы тысячу из них. Было бы замечательно выложить эту музыку на YouTube и на другие платформы, чтобы познакомить с ней не только армян. Я хочу, чтобы нашу музыку знали. 

Е.А.: Что Вы хотели бы сказать нашим читателям?

Ш.А.: Наша музыка и культура — всё это чрезвычайно уникально. Вы же знаете, что первой женщиной-композитором была Хосровидухт, первой художницей — тоже армянка: Арзу-Хатун расписала монастырь Дадиванк. Многие вещи открыты армянами из разных уголков мира — я каждый день нахожу больше и чувствую обязанность рассказывать и распространять, чтобы об этом знали все. Нельзя позволять этому забыться и законсервироваться. Если мы не будем рупором собственной культуры, то кто будет? И своим примером я хочу побудить людей не только ценить, но и продвигать всё дальше узких кругов.

Беседовала Елена Арутюнян, Армянский музей Москвы

Фотографии взяты с официальной страницы пианиста.