Красное Евангелие – один из самых известных и вместе с тем таинственных армянских манускриптов: доступной информации о нем крайне мало. Рукопись кочевала из монастыря в монастырь, долгое время хранилась в Арцахе и свое последнее пристанище нашла за океаном – в Чикаго. Кем и когда была создана эта ценнейшая книга? Почему Евангелие – Красное? На эти вопросы постарался ответить величайший арменовед Ким Бакши, который своими глазами увидел арцахскую церковь Кармир Аветаран, а также посетил США, чтобы приблизиться к разгадке тайны Евангелия. Все свои открытия исследователь описал в книге «Духовные сокровища Арцаха», отрывок из которой редакция Армянского музея Москвы публикует для наших читателей.

Впервые о Красном Евангелии Ким Бакши услышал в Матенадаране от главного хранителя Геворка Тер-Варданяна (далее в тексте автор называет его Юрой):

«Он присел за свой стол, указал мне место за близко стоящим столиком и начал говорить с таким видом, как будто все, что я видел до сих пор, это, конечно, очень интересно, но у него для меня есть нечто выдающееся. Именно с таким выражением он спросил: “А о Красном Евангелии Гандзасара ты слыхал?” Я не слыхал. Тогда Юра начал излагать мне историю потрясающей книги.

– Вот если мы с тобой когда-нибудь вместе отправимся в Соединенные Штаты, в Чикаго… В 1988 году это звучало как: “Если мы с тобой полетим на Марс…”»

Та беседа ничем не закончилась, и о Евангелии Ким Бакши забыл на 15 лет, пока не начал готовиться к новому путешествию в Арцах:

«Готовясь к очередной поездке, разрабатывая маршруты, натолкнулся на необычное название церкви в центре Арцаха – Кармир Аветаран. Оно переводится на русский как Красное Евангелие. Тут-то я и вспомнил рассказ Юры, вновь спросил его о манускрипте в Чикаго. Нет ли в нём каких-то указаний, что он находился в этой церкви, ведь недаром же церковь так называется?»

Геворк Тер-Варданян вручил Киму Бакши копию своей статьи, опубликованной в газете «Советский Карабах» в 1990 году.

«Судьба всего одного манускрипта, его история и приключения на земле Арцаха в то время были не просто любопытными страницами истории, но ещё одним живым и достоверным подтверждением древности пребывания не азербайджанцев, а именно армян в Карабахе, несомненной принадлежности этой земли именно армянскому народу. Это был прозрачно завуалированный (ведь, подчеркиваю, газета была под цезурой) призыв: “Армяне! Это всё ваше, родное. Воюйте, защищайте Родину!”

А я по этой статье впервые познакомился с Красным Евангелием: всё для меня было важно – когда и в каком месте была создана рукопись. Ответ был огорчительный – место и год создания Красного Евангелия неизвестны, главный ишатакаран, т.е. памятная запись, утрачен. Но по косвенным признакам предполагалось, что это конец XII – первые 10-летия XIII веков. Среди возможных мест, где мог быть переписан и украшен текст, указывалась столица багратидского царства Ани или окружающие ее монастыри Оромос, Хцконк. Может быть, и влиятельный монастырь Ахпат, многими нитями связанный опять же с Ани.

Но меня, в первую очередь, интересовал Арцах. Однако, слава Богу, одна из памятных записей на страницах рукописи указывала на две важных вещи: в 1232 году рукопись была приобретена и привезена в Арцах, а приобрели ее два брата-священника из монастыря Гандзасар, духовной столицы Карабаха. Кстати сказать, главный собор – украшение монастыря, подлинная жемчужина архитектуры – еще только строился, он будет завершен в 1238 году. Где, в каких ещё местах, побывал манускрипт за время своей жизни на арцахской земле?

В одной из памятных записей сообщается, что, по неизвестным нам причинам, Красное Евангелие покинуло Гандзасар и переместилось в расположенную на высоком плато близ берега реки Трту (Тартар) крепость Шикакар или в рядом лежащее село Караглух. Точно где оно было, сейчас установить трудно. В одной из памятных записей упоминается церковь Сурб Аствацацин, Пресвятой Богородицы, которая до сих пор сохранилась, хотя и в позднем перестроенном виде в селе Караглух. Но церковь с тем же посвящением могла быть и в самой крепости Шикакар, в цитадели, где ещё видны следы многих строений.

Крепость Шикакар долгие века была прочным звеном в кольце крепостей, которые окружали и защищали княжество Хачен, сей островок армянской независимости. Эти надежные крепости хранили от разорения и сам монастырь Гандзасар. Со своих наблюдательных башен они могли перекликаться друг с другом, перемигиваться, обмениваться знаками, заблаговременно – огнем и дымом – сообщая всей цепи укреплений о приближении врага.

Среди немногих памятных записей, как сообщал Юра, что еще можно прочесть в Красном Евангелии, мы находим имена двух князей, братьев – Марзпана и Мамикона, по-видимому, из младшей ветви рода владетелей Хачена. И хотя в самой памятной записи, посвященной им, не сохранилась датировка, о времени жизни братьев можно судить по надписи на церкви Анапатского монастыря в Кошик, неподалёку от ныне существующего древнего, известного с IХ века армянского села Колатак. Я был в этом монастыре, видел в главной церкви длинную надпись на торце алтарного возвышения, где сообщалось, что братья-князья построили эту церковь в 1265 году. <…>

Чтение памятных записей на страницах Красного Евангелия – дело чрезвычайной трудности, в чем мне еще предстояло самому убедиться: неразборчивость почерков, утраты строк и целых абзацев, а иногда и всей записи, которая когда-то читалась и была опубликована, а ныне практически исчезла. Но все это позволяет сделать вывод, что манускрипт был на арцахской земле где-то до ХV века. При этом он, что называется, не сидел на одном месте – перемещался из монастыря в монастырь, менял хозяев, попадал в чужие руки, бывал выкуплен. И эта его “непоседливость”, непостоянство – ещё один показатель неустойчивого, опасного времени: вслед за монголами, пришел завоеватель Тамерлан, Ленк Тимур, Железный Хромец, а его сменили туркменские племена. О страданиях армян в рукописи прямо ничего не говорится, мы видим их через судьбу самого манускрипта – в ней путь и судьба народа. Я смутно надеялся обрести какое-нибудь историческое свидетельство, связанное с пребыванием манускрипта в церкви с чрезвычайно редким названием (и явно не случайным!) – Кармир Аветаран, Красное Евангелие».

И тогда Ким Бакши поспешил лично увидеть эту церковь, что оказалось не так просто: никто из местных жителей не знал о местонахождении местности Татунц-тап, где сохранились следы святилища. К счастью, нашлась женщина, бывавшая в Кармир Аветаран. Она и повела героев вверх по крутой улице:

«Поскольку село не кончалось, и окрест не видно было какой-то особой отделённой от него местности Татунц-тап, а вокруг ничего не говорило о хоть каком-то присутствии храма – справа и слева шли обычные дома, усадьбы, каменные заборы – я не поверил этой женщине. Но вот она отомкнула какую-то дверь, будто бы в сарай и зашла туда как за прилавок; там стала за столом, украшенным дешевыми бумажными иконками, закапанным догоревшими свечками, и ждущей покупателей связкой новых свечей, похожих на тонкие не очиненные карандаши.

Я заглянул внутрь – пространство, открывшееся в глубине за столом поразило меня. Грубой кладки стены уходили вверх. Было непонятно, откуда взялась такая высота в похожем снаружи на сарай помещении. Действительно когда-то это была церковь! Но что это? Где-то в высоте виднелись мощные балки, вставленные в пазы: когда-то они поддерживали пол второго этажа, и еще там видна была дверь, ведущая неизвестно куда. Была ли это попытка использовать церковь под жилье или что-то оригинальное было в строении самой церкви? Ответа на этот вопрос получить было не у кого. <…>

…Потом женщина повела нас по слякотной и стоптанной тропинке вдоль церковной стены. Мы завернули за угол и увидели крупную кладку стены, очень знакомую, характерную для многочисленных арцахских базилик: полосы грубо обломанных камней на известковом растворе. Там и сям, чтобы сохранить строй ряда, в цемент вморожены мелкие камни. Нарушен ритм. Это как прерывистое дыхание.

Заглядываю в узкое окошко, низкое, вросшее в землю. Да, несомненно, это был храм! Сквозь тьму, в скудном рассеянном свете, льющемся из открытой внизу двери виден высокий взлет стен. Строители этого храма из-за неровности рельефа углубились в тело скалы – вот почему так низко стоит окошко. Думаю, что при последующих перестройках люди захотели использовать высоту зала и устроили второй этаж. Но это было уже тогда, когда церковь перестала существовать как святилище духа. Ныне храм включен в надворные постройки, но дородная его хозяйка добровольно взяла на себя обязанность помогать верующим, приходящим в Сурб, поклониться святому месту. <…>

Судя по памятным надписям в Красном Евангелии, которые удалось расшифровать ученым, оно долго и, скорее всего, в XV веке могло храниться здесь, в этой одноименной церкви рядом с селом Керт. Думаю о манускрипте Кармир Аветаране, нашедшем свое пристанище где-то далеко за океаном в библиотеке Чикагского университета. Вспоминаю статью Юры Варданяна о “Красном Евангелии Гандзасара” и не совсем понимаю, почему оно именно “Гандзасара”. Ведь оно не было создано в этом монастыре, и большую часть времени находилось вне его стен. Как раз может быть, оно долго хранилось в этой, ныне разрушенной церкви, оставив ей свое имя. Этого нельзя доказать, но нельзя и опровергнуть: в пути манускрипта через века зияют лакуны, пробелы: неизвестно, где оно находилось многие годы. А то, что эта церковь, потеряв свой прежний вид, сохранила свое имя и что здесь до сих пор молятся – это ведь о чем-то говорит?! Неслучайно это».

Тогда Ким Бакши решил отправиться в США, чтобы своими глазами увидеть легендарную книгу, которая сейчас хранится в библиотеке Университета Чикаго, наряду с другими ценнейшими армянскими рукописями. Исследователю не терпелось составить собственное впечатление о Красном Еванелии.

«Но вот я уже сижу в зальчике для чтения, и милая темноглазая Юлия Гарднер – не принесла на руках, нет! – везет на тележке, как именинный торт, толстый, габаритный манускрипт, устанавливает его передо мной на пюпитр, даёт длинные мешочки с песком, чтобы фиксировать нужные страницы и не погнуть их, не повредить рукопись.

Передо мной – Красное Евангелие… Наконец-то! Тёмно-коричневой кожи переплёт с выдавленными на нем геометрическими узорами – следы пропавших серебряных украшений, впрочем, кое-где видны серебряные гвоздики. С трудом поворачиваю том на пюпитре, на задней крышке переплета те же следы украшений, разве что декоративных гвоздиков сохранилось больше. <…>

Сразу же обращаю внимание на листочек машинописного английского текста, сопровождающий манускрипт. В нем, к моему удивлению, указано место, где была создана рукопись – район Дерджана, Эрзерума. Хотя в самой рукописи, как свидетельствует Каталог, отсутствует главный колофон – памятная запись. И соответственно нет указания, где создана рукопись. Среди этих “нет” еще очень важные: нет – кто писец, художник, нет – когда было переписано Красное Евангелие. И все эти “нет” – только первые из многих загадок этой знаменитой рукописной книги.

В Каталоге в первых строках вижу о нём: “MS (то есть манускрипт) №949. Четвероевангелие, раньше 1237 от рождества Христова”. Эта дата – 1237 год – на самом деле не дата создания, а лишь самая ранняя дата, которую нашли среди памятных записей в самой книге. А слово “раньше” вообще очень расплывчатое понятие, раньше насколько? На десять лет, на сто, еще раньше? По этому поводу в сопроводительной бумажке есть важное указание: профессор Маклер, авторитетный исследователь древней армянской книжности, датирует период создания Красного Евангелия второй половиной XI века. Это серьезное указание, надо будет его иметь в виду. <…>

Мои первые шаги в Красное Евангелие начались с удивления: книга начинается с миниатюр на целую страницу. Они идут разворотами, парами: “Благовещение” – “Рождество”; “Крещение” – “Преображение”; “Вход в Иерусалим” без парной миниатюры; и снова пара: “Распятие” – “Вознесение”. Впрочем, какое тут может быть удивление: многие рукописи, причем именно ХI века, начинаются ровно так.

Между разворотами – как бы в виде их изнанки – идут чистые листы. Они важны, на них помещались памятные записи, ныне полностью или частично не читаемые. Я заметил – не только по сравнению с католикосом и замечательным ученым Гарегином Овсепяном, который держал манускрипт в руках в 1940 году, но если учесть и то, что видел и прочел Аветис Санджян – многое из частично не читаемого при нём перешло ныне в разряд полностью неразборчивого текста. Таких примеров несколько на чистых “изнанаках”. Но вот, к счастью, вижу надпись: сама она желтоватая и на фоне желтеющего пергамена уже почти незаметная, но крайне важная. Во-первых, там есть дата – 1281 год, во-вторых, названо место – деревня Караглух и где-то там крепость Шикакар, где наше Евангелие хранилось в церкви Сурб Аствацацин. Есть имена двух князей, братьев Марзпана и Мамикона – его владельцев.

Помните, этот факт упоминался Юрой Тер-Варданяном в его известной статье в газете “Советский Карабах”. И моё воображение увлекла картина – как при подходе монголов прятали князья Красное Евангелие и другие ценности в недоступной пещере. – А нет ли опасности от воды? – задает тревожный вопрос князь. – Не зальет ли книгу в пещере, не повредит ли краски? Этот вопрос, придуманный автором, уже не теоретически, а вполне реально возник при просмотре манускрипта в Чикаго. Дело в том, что миниатюры размером на целую страницу, с которых начинается рукопись, попорчены. Такое впечатление, что они намокли и не были просушены, а их краска смазалась, они слиплись при соприкосновении листов.

Объяснение этому ждало меня в самом конце манускрипта, где стало ясно, что манускрипт намок, и конец рукописи был безвозвратно поврежден. Такое впечатление, что рукопись долгое время была снизу погружена в воду, и влага постепенно поднималась и, наконец, подобралась к начальным миниатюрам. Тут разъяснилось и наблюдение, которое я сделал во время просмотра миниатюр. Дело в том, что “Вход в Иерусалим” выглядел лучше других. И тут стало понятно почему: ему не было пары, это не был разворот. И намокшая миниатюра касалась не другой миниатюры, а чистого листа, частично отпечаталась на нём, но не было смазки и обмена красками.

Еще одним обстоятельством очень важна эта начальная часть книги, эти семь листов. Под миниатюрой “Преображение” вижу еле читаемую, закрашенную надпись на греческом и грузинском языке – имя художника, нарисовавшего эти все миниатюры, рассказывающие о земной жизни Христа. Это имя Абас. При чём здесь грузинский и греческий в армянской рукописи? Эта важная деталь, указывающая частично на место работы Абаса и частично же на время. Подумаем: для чего мастеру было писать на этих языках? Очевидно, чтобы греки и грузины, которые возьмут манускрипт, узнали имя автора столь прекрасных миниатюр. И более того очевидно, что там, где работал Абас было много греков и грузин или, по крайней мере, эти два народа были достаточно авторитетными, чтобы художник дорожил их мнением. Тогда подобным местом была древняя столица Армении Ани, в свое время захваченная ромеями, и окружавшие ее монастыри Оромос, Хцконк, а еще тесно связанный с ней Ахпат, крупнейший духовный центр. Одновременно эти же места находились под сильным грузинским влиянием, армянская армия выступала под грузинскими знаменами, а армянский полководец Закарэ был главнокомандующим объединенного армяно-грузинского войска.

Грузинский язык в надписи, кроме того, указывает на время, когда работал Абас – тот исторический период, когда Грузия была покровительницей армян, когда под ее защитой армяне освобождали свою землю от власти турок-сельджуков. Тому есть конкретные временные рамки – с конца XII в. до середины XIII в., когда наступавшие на Закавказье монголы не только покончили с сельджуками, но и прошлись железной метлой по Армении и Грузии, уничтожая всё живое. <…>

Кончились миниатюры. Вслед за “Вознесением” с нового разворота начинаются хораны – это, напомню, заключенные под своды арок таблицы, в которых согласовываются события, изложенные в четырех Евангелиях. С хоранов обычно начинаются армянские Евангелия. Значит, именно с них по сути должно бы начаться и Красное Евангелие. Значит то, что мы видели в начале – серию миниатюр, есть инородное прибавление. В пользу этого говорит и высказанное Санджяном наблюдение: все эти миниатюры нарисованы на другого рода пергамене, он отличен от листов основного корпуса манускрипта. Я могу лишь подтвердить это наблюдение: пергамен начальных миниатюр заметно толще и тяжелей.

Но и хораны сразу же загадывают мне уйму загадок. В первом же развороте, как это вообще часто бывает в хоранах, в самом верху нарисованы птицы, пьющие из фонтана или из другого источника. Они символизируют души верных христиан, насыщающихся из источника истины. Но в Красном Евангелии головы этих птиц срезаны! Это может означать только одно – при переплетении эти страницы с хоранами оказались чуть больше, чем была вся рукопись, и их подрезали – и под нож попали птицы. Значит, и хораны, которые я вижу, тоже инородное прибавление к манускрипту, который по неким трагическим обстоятельствам утратил свои собственные хораны. <…>

Вслед за хоранами начинается текст Евангелий, и первым идёт, естественно, Евангелие от Матфея. Открывается портрет Евангелиста, но заглавный лист, с которого, как правило, начинается сам текст, с начальной его частью – отсутствуют. Начиная со следующего Евангелия от Марка и вплоть до последнего, Евангелиста Иоанна, вижу и портреты и рядом заглавные страницы. Очень важен переход от Марка к Луке: там на чистом листе, на обороте портрета Евангелиста Луки на трех языках – греческом, грузинском и армянском – стоит имя художника. Это снова, как и в начальных миниатюрах, имя Абаса. <…>

Когда же священный текст заканчивается, идет довольно обширная памятная запись, не везде годящаяся для прочтения, но, тем не менее, из неё становится известна очень важная вещь: в 1237 году Красное Евангелие появляется на земле Арцаха, в Гандзасаре, его выкупили два священнослужителя – братья Григор и Вардан.

В 1281 году оно оказалось в руках двух братьев-князей Марзпана и Мамикона, которые и подарили его церкви в крепости Шикакар. <…>

Ищу щёлочку во времени – тот исторический промежуток, когда мысленно можно поместить рукопись Красного Евангелия соответственно в церковь Кармир Аветаран, Красное Евангелие. Согласитесь, что назвать таким образом храм можно было можно в том случае, если эта рукопись очень долго хранилась в этой церкви, тем она и прославилась, став местом поклонения и паломничества. <…>

Приглядываюсь к миниатюре с Марком. И вижу под красным фоном то, что не было прорисовано, а было просто закрашено – это то, что было когда-то на этой миниатюре, что есть на тысячах миниатюр, изображающих Евангелистов. Они ведь все работают, пишут свои Евангелия. И соответственно этому занятию, мы видим рядом с ними все принадлежности грича-писца: шкафчик, где стоят баночки с краской, лежат ножички, чтобы выскоблить по ошибке нарисованное и написанное, камешки, чтобы полировать пергамен или бумагу. Под рукой лежат заточенные перья, только точнее не перья в нашем современном понимании, даже не гусиные перья, например пушкинские, а тростниковые ручки, обрезанные соответствующим образом, и ещё многое другое.

Это всё когда-то было нарисовано и в нашей рукописи, но чья-то лихая рука не сочла нужным это снова прорисовывать и словно смахнула красным с пергаменного листа. Но и под красным слоем осталось первое изображение!

Так что мое фундаментальное умозаключение подтверждается: обилие красного цвета в рукописи, из-за которого она названа Красным Евангелием – вовсе не исконное её свойство, а следствие “реставрации”, причем весьма грубой».

Исследователь решил перевести все, что было написано по-грузински. Содержание Киму Бакши было известно: речь идет об Абасе; писателя заинтересовал сам шрифт, который явно не был современным, – так он надеялся подобрать ключ к датировке.

«Уже в Ереване в Матенадаране эту надпись прочел знакомый профессор. Он подтвердил, что это не грузинский шрифт, созданный Месропом Маштоцем в V веке. Но и не современный, на котором грузины пишут сегодня. А что надпись сделана какими-то промежуточными буквами и этот алфавит употреблялся лишь до конца XI века. Вывод, как сами понимаете, фундаментальный».

Однако много удивительного Ким Бакши нашел и в иллюстрациях Красного Евангелия:

«Может быть, тот, кто мало видел армянские манускрипты, не найдет ничего замечательного в том, что в обоих Евангелиях – от Матфея и от Марка – над изображениями Евангелистов нарисованы необычные сюжеты, особенно Лев у Марка. Теперь перейдя к Луке, снова удивимся: над его портретом изображены два быка. В самих быках нет загадки, как раз символ Луки – бык. Но их два! Такого я не видел. И с переходом к этому Евангелию невольно укрепляешься в том мнении, что украшения Красного Евангелия – необычные, выходящие за рамки канона. Одни эти украшения выводят манускрипт в разряд выдающихся армянских рукописных книг. <…>

Конец текста Евангелия от Луки сопровождается пустыми страницами 236v-237, на которых, как и везде в этой книге, на пустых местах располагаются памятные записи. Их прочёл и опубликовал ещё Гарегин Овсепян, первый исследователь этой рукописи, их же цитирует и Аветис Санджян в своем Каталоге. Памятные записи, на мой взгляд, очень важные. Они показывают, как наша книга попала в трагический водоворот событий времен Первой мировой, геноцида армян… Какими-то путями (нам неизвестно) Красное Евангелие оказалось в Алашкерте – это город и провинция в районе Эрзерума в сегодняшней Турции. <…>

Запомним, что Пушкин [В “Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года” – прим. ред.] даже выносит в название своей повести дату кавказского похода – 1829 год. Эта деталь нам пригодится для Красного Евангелия. Дело в том, что в памятной записи как раз на пустых страницах после текста Евангелия от Луки сообщается, что книга оказалась в Алашкерте.

Недатированная надпись как раз на страницах 236-237 сообщает нам, что священник Айракан приобрел манускрипт у некоего человека по имени Севаде, сына Вахтанга. И когда Айракан захотел прочесть памятные записи в книге (очевидно, чтобы узнать, когда она была создана), то обнаружил, что “какие-то дьявольские руки вырвали их”. В этой же рукописи Евангелие названо (кажется, впервые) Красным. И эта традиция названия длится по сей день.

Еще одно свидетельство прямо связывает наш манускрипт с 1829 годом. Именно тогда жители Алашкерта, боясь возвращения власти турок, начало массовое переселение с великими трудностями и лишениями – они шли пешком по зимним дорогам, через голод и смерть детей и стариков, с целью жить в Армении, освобожденной русскими – к Эчмиадзину и в область Севана. Красное Евангелие было с ними, на это указывает памятная запись. <…>

Если посмотреть обобщенно на судьбу Красного Евангелия, судьба его повторяет судьбы тысяч и тысяч армянских книг, которые шли вместе с народом, деля с ним его участь. По этапам истории путешествия книги можно раскрыть и судьбу создавшего ее народа. И в самом деле – Арцах, Гандзасар, нашествие сельджуков, а затем и татар. Шикакарская крепость. Храм Кармир Аветаран. Карс и Алашкерт, освобождённые русской армией. Геноцид 1915 года. Массовое беженство в русскую Армению от зверств турок и курдов».

Источник: Бакши К. Духовные сокровища Арцаха, 2013

Обложка: Вход в Иерусалим. Миниатюра из Красного Евангелия. Фото: цифровая библиотека «Искония»