Публицист, поэт, главный редактор Правчтения и доцент Литературного института Сергей Арутюнов написал письмо азербайджанцам. Его должны прочитать все, кто хочет жить. Главный вопрос послания: в чем величие нации в новом веке?

Никто не станет слушать москвича, даже москвичи. Что может сказать москвич, у которого на каждом углу банкомат, а за каждым углом — зарплата, превышающая три или даже пять зарплат не москвичей?  

Но вы — послушайте. 

«Скажи мне, брат, а ты не считаешь, что мы сидим здесь из-за того, что не можем найти мира»

Такси у нас дешевые, потому что их много. И водителей масса, из всех республик. Я сразу понимаю, с кем еду, кто за рулем — армянин, азербайджанец, езид (было такое, хороший был дядька), таджик или кто-то другой. Не было случая, чтобы я с кем-то повздорил. И как повздорить с человеком, если вы едете вместе?  

Когда водитель азербайджанец или, например, чеченец, несомненный и законченный ваххабит, я не обмираю от страха: мы в Москве, как на Святой Земле, где запрещено драться друг с другом. И чтим обычай: не дерёмся.  

А если копнуть глубже, нам и нельзя этого делать, и не хочется. Нам — не из-за чего. И это все признают.  

Двадцать лет назад меня и одного азербайджанца взяли на рынке за незаконную торговлю, увезли в милицию и посадили за решётку. Оставшись наедине с щуплым и затравленным Мамедовым (он слышал мою фамилию), я спросил его тихо: 

— Скажи мне, брат, а ты не считаешь, что мы сидим здесь из-за того, что не можем найти мира — в себе, и там (я имел в виду Арцах, и он это понял)? 

— Да, брат, мы сидим здесь именно поэтому, — печально сказал щуплый Мамедов. Да, он мог сказать это под давлением (он видел, что я моложе, выше и гораздо сильнее), но я почувствовал, что он был искренен. 

«Тяжкая работа за гроши, которая на войне кажется раем»  

В Москве начинаешь ненавидеть войну. Люди из республик привозят её с собой в сердце, и только через несколько месяцев, а то и лет, она начинает растворяться, как сахар, и остаётся просто жизнь — тяжкая работа за гроши, которая на войне кажется раем.  

Я ненавижу войну как омерзительное препятствие на пути народов, ввязанных в неё. Я ненавижу её так, что готов взреветь прямо посреди Москвы, и реветь до тех пор, пока не перекричу орудийные залпы. Вот почему я обращаюсь к вам, азербайджанцы. 

«Уехать можно захотеть только в двух случаях — нищета и война»

Я знаю, как велика ненависть. Особенно она велика, если её выращивать десятилетиями. Страдания беженцев ничем не унять, ни новой Родиной, ни подачками от властей. Потеря угла, где живёшь, становится трагедией. Не понимаю людей, стремящихся уехать, потому что в Москве уже долгие годы не было войны. Уехать можно захотеть только в двух случаях — нищета и война. И одна подталкивает другую. 

Моя семья уехала из Азербайджана только в 1917-м году. Никто не бил, не калечил моего деда-кузнеца, не убивал его детей. Но было тревожно, и потому только в 17-м мы подались в Грузию. Не то что деду было всё равно, где растить свой виноград, но он решил уехать, и мы уехали. По дороге младотурки пытались сбросить мою прабабушку с поезда в ущелье, но раздумали, приняв её за грузинку (она знала несколько грузинских слов).  

Мой отец уехал в Москву уже в пятидесятых годах.  

«Москва никогда не понимала, что такое Кавказ»

Над ненавистью не встанешь. Не скажешь — ах, оставьте ваши сражения, что за ерунда, надо просто работать. Тебе в лицо ткнут свежий труп мальчика в форме, и ты заткнёшься.  

Ненависть — царь, война — её князь. Ненависти в жертву приносят свежее, молодое, трепещущее мясо, и она пожирает его. Как она наслаждается!  

Стоит стихнуть одной войне, как тут же ищется повод для новой. У нас с вами для ненависти повод один — Арцах, километры и километры сухой земли, поросшей кустами, изборождённой хребтами, земли не слишком ласковой, но в которую, как молния, и бьет ненависть. Чья она? Если армянская, истребим армян, если азербайджанская, убьем азербайджанцев. Вот и всё.  

Некогда — ни вас, ни меня ещё не было — Ленин и Ататюрк поделили землю, и Арцах отошёл Азербайджану. Подумаешь! Москва никогда не понимала, что такое Кавказ, как бешено, тысячелетиями бился он за клочки земли, каждую пядь которой в горы — говорил мне отец — поднимали с равнин в корзинах! От тысяч и тысяч поднятых корзин земли на спинах вырастали горбы, скрючивались ноги. Кто возместит эту каторжную жизнь тем, кто её прожил? Не Ленин, не Ататюрк.  

«Война подняла голову, и опускать её уже не захотела» 

Когда по всей России окончилась Гражданская война и воцарился СССР, армяне смирились. Смирились и азербайджанцы: что бы вам было не смириться, когда ваши земли сделались чуть больше! Угнетение равной степенью легло на плечи всех народов, угнетение мягкое, но сильное. Медвежья лапа учила: забудьте старые счёты, танцуйте свои танцы, растите свой виноград, лепите свои горшки, но не говорите больше ни «армянин», ни «азербайджанец» помногу. Можно в праздник, но после него — работа. Меньше рассуждайте, больше делайте. И мы — делали.  

Армяне были боксерами и тяжелоатлетами, шахматистами, астрономами, математиками. Азербайджанцы были великими нефтяниками! По всему русскому Северу месторождения нефти и газа открывали и развивали — вы. Это не значит, что вы какие-то более приземлённые, это значит, что вы — люди дела.   

Мы все советские, шептала медвежья лапа, но как только Союз начал крениться, слабеть, возник Тер-Петросян с его комитетом «Карабах», и начались письма в Правительство, митинги и выстрелы. Помните? Война подняла голову, и опускать её уже не захотела.  

«Ваш султан, сын султана еще советского»

Тридцать лет выстрелов, то учащающихся, то затихающих. А вы не думали никогда, что они учащаются, когда этого очень хочется там, наверху, у власти? Ваш султан, сын султана еще советского, — почему так долго собирал силы, а не начал отбивать Арцах сразу же? Вы скажете — он готовился, покупал оружие. Я умолкну: вы правы. К войне надо долго готовиться, чтобы потом мгновенно выиграть её.  

«Вы плачете сегодня, как плачут армянские матери»

Гробы идут с войны теми же самолётами, теми же поездами. Бывает, что их привозят в тех же рефрижераторах, в которых возят мясо. У мусульман принято хоронить в день смерти, на закате. Я знаю.  

Вы плачете сегодня, как плачут армянские матери. Вы хороните. 

Я вас не разоружаю, не пытаюсь остановить. Бейте по тем, кого вы так ненавидите. По тем, кого вы считаете агрессором. Отбейте Арцах, назовите его Карабахом, истребите всех, кто противится, пусть вернутся беженцы, а Армения плачет тридцать лет и готовится отбить Арцах назад, покупает оружие, наращивает ненависть. Вы проживёте тридцать лет, чтобы однажды проснуться от канонады, читать свежие военные сводки и плакать над свежими телами. Всё повторится, потому что этот круг не разорвать. Это круг — ненависти и войны. И никто не выйдет из него: кровная месть не отменена. Пока армянин жив, он должен истребляться.  

Так сто лет назад решили младотурки, и когда истребление продолжится снова, было лишь вопросом времени.  

«„Дружба народов“ — только орден»

Армяне нахальны, резки, им нужно знать своё место. Лучше всего прирезать их спящими, чтобы они не смогли ответить. Но если они не спят, их можно резать и бодрствующими, рассуждали младотурки. Лишь бы они не смогли ответить. Армяне — предатели. Они предали великого Пашу, первого и лучшего из Османов. Они спрятались за спинами русских и думают, что мы их не достанем…

Советский Союз ничему никого не научил. «Дружба народов» — только орден, бесцельная железка за труды, которые не увенчались ничем. Народы так легко натравить друг на друга, что впору сорвать с себя все ордена дружбы и спалить их на общем костре.  

Но первой, кого стоит сжечь, это всё-таки война. 

Сто раз можно было поговорить о том, что делать с Арцахом, его «армянской оккупацией», но никто этого не сделал. Сегодня можно отбить оккупированное назад. И братья за спиной помогут. Отличный момент для контратаки, для того, чтобы поднять голову и сказать: мы — великая нация, мы вернули назад незаконно присвоенное!  

Вот за что стоит сражаться, реветь в ярости, а потом плакать и хоронить. 

«Неважно, сколько тел придётся похоронить»

А знаете, почему армяне такие нахальные, резкие и злые? Я вам объясню: Арарат — в Турции. Так договорились Ленин и Ататюрк. Армяне обезглавлены вот уже сто лет. Армяне мечутся в бешенстве. Их надо проучить. Их надо заставить опустить голову, потому что только одна голова может быть поднята, а остальные должны быть опущенными. Только одна нация может править другими — та, которая более великая.  

Вы — великие. И вы сейчас докажете, что это так. Неважно, сколько тел придётся похоронить. Величие стоит дорого. Зато как будет радостно потом входить в разбитые дома, выволакивать из него тела, чинить их и жить в них! Или нет, лучше взорвать дома и построить свои, новые. И зажить, как встарь, посматривая в ту сторону, куда ушли колонны с ещё живыми, ранеными и полными гнева и мести, решимости вернуть всё назад и на несколько лет стать великой нацией. 

«Когда Союза не стало, русские сказали — идите, куда хотите»

Азербайджанцы, большие и маленькие, печальные и радостные, толстые и худые, высокие и низкие! Я москвич, я армянин по отцу. У меня русская мать, и русским тоже доставалось постоянно, особенно в двадцатом веке. О геноциде русских, в отличие от армянского, предпочитают молчать, но он — был.  

Я нахальный, резкий и злой не потому, что Арарат сегодня в Турции, а потому, что оба моих народа пытались истребить. А с вами такое случалось? В Союзе с Гитлером сражался каждый мужчина. Вы потеряли столько же, сколько армяне, но русские потеряли в десять раз больше.  

Когда Союза не стало, русские сказали — идите, куда хотите. И вы пошли. Сейчас вы уже так близко к Турции, как никогда, а Турция тоже была не всегда. Она появилась, когда всем в Европе стала мешать Россия. Вот когда в Турцию начали приезжать, чтобы трижды заставить её схватываться с Россией, как вас сегодня от имени Турции заставляют схватываться с армянами. И Турция хоронила, и хоронила Россия. И Турция была на стороне Гитлера, как сейчас вы на её стороне, вы, потомки тех, кто с Гитлером бился. Это от вашего имени типичные гитлеровцы, наёмники, головорезы, бросились отбивать Арцах. Это потом от вашего имени они бросятся на Россию.  

Не надо утешать себя тем, что они остановятся. Они не остановятся. И плакать будут уже их матери, и матери русские. И вражда усугубится до такой степени, по сравнению с которой Арцах покажется ничем. 

«Нам всё противнее убивать»

Азербайджанцы, у нас в Москве есть Москворецкий рынок. Там весь Кавказ сидит рядом на маленьком даже не бульваре, а широченном тротуаре. У каждого своя пекарня, люди за одними столиками, как в Париже. Вечер. Мужчины ужинают, женщины подают им на стол, пробавляясь орешками из мешочков.  

После ужина почти все неторопливо курят и пьют кофе. Кто-то играет в нарды, кто-то ещё тащит товар в соседний ларёк. Это Вселенная, и я сижу неподалёку, слушая армянскую, грузинскую, азербайджанскую речь. Это осколок моей Родины, это осколок цивилизации, страны, того, среди чего я должен был вырасти, но не вырос.  

Знаете, азербайджанцы, нам всем нужно слегка повзрослеть. 

Век изменился. За высокоточным дроном, сбрасывающим бомбы и испускающим ракеты по желанию оператора, придут и другие роботы. Они будут появляться внезапно из-под земли, пикировать из космоса, выныривать из-под воды. Кто-то будет отравлять воду ядом, кто-то стрелять радиоактивными снарядами, кто-то будет испускать сильнейшие газы или распылять бактериологическое оружие. Знаете, почему так происходит?  

Людям становится противно убивать друг друга лично и очно, лицом к лицу. Они перепоручают убийство машинам, думая, что так им будет легче.  

Нам всё противнее убивать, но прежде, чем нам станет окончательно противно, и мы растопчем войну, мы можем погибнуть все до единого, потому что уже создали оружие, способное это сделать.  

А вот о величии нации в новом веке можно судить по одному важному критерию — по тому, как она удерживается от войны и ненависти. И если нация воюет постоянно, в ней что-то не так, как с США, Россией, вами и армянами.  

Великие нации строят, торгуют, рожают детей, дают им образование. Подлинно великие нации не втянуть в войну, потому что их нельзя обидеть. Они не замечают обид, и во главе их стоят любящие их политики, не бросающие их в пекло.  

И мне пора за работу, как и вам. И я думаю, что мы ещё встретимся. И, может быть, не выстрелим друг в друга. 

Сергей Арутюнов, доцент кафедры творчества в Литературном институте им. Горького, научный сотрудник в Издательском совете Московского патриархата. Специально для Армянского музея Москвы

Обложка: Facebook