Лидер знаменитой «Голубой розы», русский художник мирового уровня Павел Кузнецов – казалось бы, что его связывает с Арменией? Дружба с Мартиросом Сарьяном, который, кстати, тоже был участником творческого объединения голуборозовцев, женитьба на художнице-армянке Елене Бебутовой и, возможно самое главное, поездка в Армению, благодаря которой появился целый цикл «армянских» картин, ознаменовавших новый пик творчества Павла Кузнецова. Об этом и многом другом специально для Армянского музея Москвы рассказала искусствовед Рузанна Лазарян.

Павел Варфоломеевич Кузнецов считается одним из представителей русского символизма и участником известного художественного объединения «Голубая роза», где проявились преобладавший в его творчестве романтический дух и особое видение искусства живописи. Каждый участник «Голубой розы» обладал собственной неповторимой палитрой и своеобразным взглядом на мир. Несмотря на это, все они стремились к одному – поймать и запечатлеть все непостоянное, эфемерное, все те ощущения, которые принадлежат к «горнему» миру. Как и армянский художник Мартирос Сарьян, в начале своего творческого пути охваченный романтическим мировосприятием, русский живописец Павел Кузнецов, который, кстати, был близким другом маэстро, так же занимался «охотой», улавливанием неземных переменчивых впечатлений.

Художник Павел Кузнецов (1878-1968) родился и вырос в семье иконописца, поэтому с детства приобщился к искусству, хотя оно в случае отца носило больше ремесленнический характер. Мальчик долго и внимательно наблюдал, как отец грунтовал холсты, наносил рисунки, а потом уже переходил к раскраске. В это время юный Павел и получил первые навыки технического характера: как держать кисть и как обращаться с холстом. Но помимо этого на ребенка также огромное влияние оказала мать Евдокия Илларионовна – ее безмерная любовь и осведомленность в искусстве. Она увлекалась музыкой, живописью и всячески пыталась приобщить к культуре детей. И еще один, возможно самый важный, определивший путь будущего художника фактор – его способность впитывать красоту окружающего мира, особенный уровень восприимчивости и альтруистичной готовности делиться своим художественным опытом со всеми другими.

Формированию Павла Кузнецова как художника способствовали не только семейные обстоятельства, но и городская жизнь: в последней четверти XIX века Саратов – родина творца – был крупным и довольно прогрессивным центром, который предоставлял возможность желающим углубиться в мир искусства. Но самым большим толчком к культурному развитию города стало открытие Радищевского художественного музея, где были представлены работы русских художников Карла Брюллова, Ильи Репина, Василия Поленова и европейских – Антуана Ватто, мастеров Барбизонской школы и других. Это событие привело к созданию Саратовского общества любителей изящных искусств. Кузнецов с удовольствием вспоминал ученические годы, рассказывая о господствовавшей в «Студии живописи и рисования» творческой атмосфере: «В одной комнате пели, в другой играли на пианино…»

Наставниками Павла Кузнецова стали Василий Коновалов, который прошел школу прославленного и популярного в те годы мастера Павла Чистякова, и итальянец Гектор Сальвини-Баракки. Каждый из них внес свой вклад в становление художественного восприятия Кузнецова. В случае Коновалова – это четкое, системное обучение, способ видеть в любом объекте статичную конструкцию, умение передать массу. А что касается итальянца Сальвини-Баракки, то более всего он повлиял на эстетические воззрения ученика – умение преклоняться перед красотой и видеть преобладание романтического оттенка при осмыслении окружающего мира. Итальянская изящность, особая восприимчивость и безмерное любование жизнью – обучение у Сальвини-Баракки является неким базисом для понимания лиричного характера творчества Кузнецова: именно итальянский педагог пробудил и сформировал в нем и в его творчестве поэтическое мироощущение, когда художник пытается передавать через свои картины светлую сторону жизни, ее трепет и красоту.

Несмотря на сильное влияние этих мастеров, в жизни Павла Кузнецова особое место занимает Виктор Борисов-Мусатов, духовный наставник голуборозовцев. Виктор Эльпидифорович внес в русское искусство французский символизм, изящный и лиричный, кардинально отличающийся от других европейских направлений. Французский символизм подразумевал музыкальность, певучесть образов, создание некой мелодии с помощью цветовых соотношений, где любой мазок имеет свое место, на чем и зиждется архитектоника каритны. Так, многие живописцы стали наследниками «музыкальной» традиции Виктора Борисова-Мусатова, но Павел Кузнецов, в отличие от своих соратников (например, близкого друга Петра Уткина), нашел свою собственную философию, перенеся музыкальность из живописной сферы в область сюжета.

В произведениях Кузнецова, как и в работах других голуборозовцев, есть своя «эстетически-философская» система интерпретации вещей и видения мира. В случае Кузнецова – это простота и лаконичность как характерная черта Красоты с большой буквы. По мнению живописца, люди напрасно пытаются усложнить понятие красоты, зря углубляются в дебри эстетизма: все лежит на поверхности. Смысл жизни заключается в обычных повседневных вещах, действиях, где человек сохраняет свое лицо, где нет притворства и лицемерия, – это единственно чистая форма взаимодействия человека с природой и с миром в целом. Например, в произведениях Кузнецова часто встречается темы отдыха и сна, которые сперва ничем не привлекают ослепленных затейливыми идеями людей, хотя на самом деле именно в простоте и незамысловатости заключается вся их прелесть. Это действительно философский подход к проблеме красоты и понятия жизненной гармонии.

Голуборозовцы и мирискусники (другое художественное объединение рубежа веков) видели темные, неприглядные стороны капиталистического строя, где все начинается и заканчивается корыстью и личной выгодой, из-за чего люди приобретают такие вредные и неестественные черты, как лицемерие, ханжество, притворство. Кузнецов предполагал, что человек в естественном состоянии не ведет себя таким образом. Естественно, людям присущ эгоизм, но в умеренных формах, а то, что делает буржуазная мораль со своим ханжеским отношением ко всему, приводит к усилению этих вредных качеств. И это – неестественное поведение, считал живописец. Получается, новая социальная реальность заставляет людей адаптироваться к своим реалиям. Такое ощущение действительности побудило Кузнецова обратиться к Востоку, его безмерной мудрости и необычайной философии понимания жизни. Он начал путешествовать по степям Азии, где встречал представителей разных народов, в быту которых находил прекраснейший и совершеннейший образ гармонии и смысл жизни.

Особенно интересен период путешествия художника по Армении в сопровождении своей жены Елены Бебутовой, тоже художницей, кстати, армянского происхождения. В это время Кузнецову было уже за пятьдесят, но его возраст никак нельзя было сопоставить с юношеским горением и жизнерадостностью. Он по-прежнему исследовал мир своим острым взглядом художника и всюду искал вдохновения. Русского мастера приняли в Армении очень радушно. Среди встретивших его были старый друг Мартирос Сарьян, архитектор Александр Таманян и писатель Егише Чаренц. Кузнецов застал Армению в довольно любопытный и захватывающий период – во время создания новой социалистической республики, которое сопровождалось постройкой новых зданий, развитием инфраструктуры. Все это естественно отразилось на внешнем облике Армении. До изменений она представала необычайным примером восточной страны со своим колоритом – теплой, с греющим солнцем, щедрой природой и добродушным народом. Теперь, после вступления социализма в свои права, и идеология, и общая характеристика, и черты, отличающие Армению, полностью изменились.

В отличие от своего друга Сарьяна, работы которого позволяют соприкоснуться с естественной частью Армении, Кузнецов, наоборот, выбирал сюжеты строительного процесса – как беспредельные, широкие поля превращались в некую основу для создания новой «справедливой» реальности. Кузнецов в этом случае снова проявил себя как философ: ему нравился момент трансформации «девственных» земель Армении. Это страна, которая не «испорчена» разнообразными утопическими идеями, здесь живет народ, тесными узами связанный со своей землей и являющийся носителем той упрощенной эстетики, к изображению которой так стремился Кузнецов. Художник находил некую прелесть, красоту в наблюдении создания нового мира в буквальном смысле слова, где армянские земли представали своеобразным, нетронутым фундаментом.

В финале хочется добавить, что во всех своих произведениях Кузнецов концентрировался именно на идеологической части, в отличие от других учеников Борисова-Мусатова, которые делали акцент только на внешне-эстетической стороне. В картинах Павла Варфоломеевича даже изобразительный стиль подчиняется его философским идеям – простоте и немногословию. По его мнению, не стоит заниматься неустанным поиском того, что не скрывается от нас. Это – жизнь и каждая ее частица, а человеку лишь остается не отказаться от ее даров и наслаждаться ими.

Искусствовед Рузанна Лазарян (Ереван) специально для Армянского музея Москвы

Обложка: Павел Кузнецов. Строительство нового квартала в Ереване, 1931. Фото: artpriced.ru