Русский поэт и композитор Михаил Кузмин долгие годы имел репутацию одного из самых загадочных творцов Серебряного века — вокруг его жизни складывалось множество легенд, даже точная дата рождения писателя стала известна не сразу (на могильной плите так и указан неверный год). Михаил Кузмин, тесно связанный с культурой начала прошлого века, немало написал в своей жизни: одиннадцать поэтических сборников, девять томов прозы, пять книг пьес и вокально-инструментальных циклов, статьи о литературе, театре, живописи… Литературную славу Кузмину принес его ставший невероятно знаменитым цикл «Александрийские песни», на который поэта вдохновило путешествие по Константинополю, Афинам, Каиру и другим древним городам. И хотя в Армении писатель не побывал, из его дневников известно, что он посещал некий «Армянский дом» в Санкт-Петербурге и был знаком с издателем сборника «Молодая Армения». Чем, помимо выхода «Александрийских песен», обернулась поездка для Кузмина и что из себя представлял «Армянский дом», рассказывает редакция Армянского музея Москвы в материале к 150-летию поэта.

Михаил Кузмин родился 18 октября 1872 года в Ярославле. Сам он каждый раз указывал разные даты своего рождения, и на могильной плите на Волковском кладбище Санкт-Петербурга стоит 1875 год. Однако впоследствии исследователи нашли метрическое свидетельство поэта, таким образом выяснив реальную дату. В 1884 году семья писателя переехала в Санкт-Петербург, где он поступил в гимназию. Именно в эти годы он увлекся музыкой и в 1891 году начал обучение в Петербургской консерватории. Одним из преподавателей Михаила Кузмина был Николай Римский-Корсаков, который, кстати, был не только наставником, но и другом Александра Спендиарова.

Для человека своего времени и своего круга Кузмин путешествовал чрезвычайно мало — поэт совершил лишь две большие поездки за границу, — но после каждой из них интенсивность переживаний была настолько сильной, что оборачивалась духовным кризисом и, конечно, оказывала заметное влияние на творчество писателя. Итак, в 1893-м Кузмин познакомился с офицером конного полка «князем Жоржем» и через два года они вместе отправились в путешествие, первое в жизни поэта. «Как описать тебе Константинополь, Малую Азию, Грецию, Александрию, Кэр [Каир. — Н. Б., Дж. М.], пирамиды, Нил и Мемфис, — я не знаю. Я в безумном полнейшем опьянении. Единст<венное>, чему я удивляюсь, — что небо не синее, а бледно-серое и не особенно жарко. Я только что вернулся из Мемфиса и сижу в Александр<ии> и из-за жалюзи слышно с улицы импровизирует на мандолине бесконечно грустную и томную музыку. Я не могу писать, так много впечатлений, <был?> в пирамиде Менкара, взлезал на Хеопса, плыл по Нилу ночью: Господи, какой восторг. Я записал 4 егип<етских> мотива: во время свадьбы пляска, танец живота, во время отправления каравана в Мекку и потом мужская песня, какое-то начало праздника в Александрии, когда все бегут с факелами и цветами и поют громко и вакхически. Право, я не могу писать», — делился Михаил Кузмин со своим другом Георгием Чичериным в письме от 17 мая 1895 года из Александрии.

Непосредственно впечатления от увиденного поэтом практически не сохранились, возможно, из-за произошедшей после поездки трагедии. Об этом позже Кузмин писал в биографической хронике «Histoire édifiante De Mes Commencements» так: «Мы были в Константинополе, Афинах, Смирне, Александрии, Каире, Мемфисе. Это было сказочное путешествие по очаровательности впервые collage [фр.: соединенного вместе, обобщенного — прим. ред.] и небывалости виденного. На обратном пути он должен был поехать в Вену, где была его тетка, я же вернулся один. В Вене мой друг умер от болезни сердца, я же старался в усиленных занятиях забыться». Итак, сказочное путешествие заканчивается смертью близкого человека, что неминуемо окрасило все впечатления от поездки в трагические тона. Вообще ощущение смерти рано входит в миросозерцание Кузмина, причем важно не только то, что это была смерть пусть и очень близких, но все же других людей, но и регулярное переживание непосредственной близости собственного конца. Писатель провел в Египте менее двух месяцев, однако способность впитывать даже незначительные впечатления от быта и искусства дала ему возможность на долгие годы погрузиться в мир как древнего Египта, так и античной Александрии. И в 1906 году в журнале «Весы» появились первые одиннадцать стихотворений из «Александрийских песен», которые лично отобрал для публикации Валерий Брюсов, в 1916-м издавший антологию «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней».

На протяжении многих лет Михаил Кузмин вел дневник, где встречаются занимательные факты о некоторых знаменитых современниках поэта — Сергее Городецком, кстати, часто писавшем об Армении, Александре Блоке, Федоре Сологубе… Есть в записях, сделанных в мае 1907 года, и любопытная заметка из типографии: «В типографии страшная ерунда. Гржебин бумаги не прислал. Коган все, говорит, напечатал. М<ожет> б<ыть>, и врет, конечно. Был там молодой армянин от Тамамшевых, изд<ающий> “Молодую Армению”». «Молодая Армения» — литературный сборник, который так и не был выпущен. О замысле известно из объявления 1907 года: «Товарищество “Вольная типография” выпускает ряд сборников окраинной литературы; первыми выйдут “Молодая Польша” под редакцией Троповского и “Молодая Армения” под редакцией Нимврода Бэла».

Не менее примечательная запись, рассказывающая о жизни уже послереволюционной России, встречается в дневнике 1929 года «Жизнь подо льдом»: «С утра ходил в филармонию. Вырлан уже занес расписку и убежал. Хаиса не было. Хватский посмотрел вверх ногами перевод и подписал счет. Клемперер в виде гориллы в шубе до пят (наверное, специально для России) бегал, за ним горошком Гаук. Было рано и чудная погода. Внес налог. Это приятно. В Издательстве Зоя с Малаховым проверяют ведомость. К трем. Домой. Раздал. Брился. Опять в Изд<ательство>. Малахова с деньгами еще нет. Вагинов, Ушин, Радомский, Федин. Вышло скорее. У Прохорова поймал меня Шварц, муж Люком, прошелся по Неве, говорит, что у Августы очень меня ждали, и побрел в “<Армянский?> дом”. Он все-таки милый, какой-то аппетитный товарищеский тон. К чаю пришли (!!) Скалдин, Лавровский и Хохлов. Вот уж, действительно, явления. Утром еще имел нахальство придти Канкарович и дурить мне голову своей “Чепухой”. Рожд<ественский> отказывается. Журка Соловьев. Вступительное слово — Гибшман, вставные хоры выкинуты, дирижирует сам Анатоль. Хохлов не только в ужасе, но организует травлю против этого вечера. Зачем они его трогали? Юр. нанес всего и мы вдвоем отлично поужинали». Что за «Армянский дом» посещал Михаил Кузмин в Ленинграде, попытался разобраться историк Сергей Шумихин. По его мнению, писатель мог так называть один из государственных подвалов вин Армении. Ближайшие располагались на проспектах 25 октября (Невском) и Володарского (Литейном), а также на улице Белинского (б. Симеоновской).

Михаил Кузмин большую часть жизни провел в Санкт-Петербурге, полностью посвятив себя творчеству, и оказал огромное влияние на молодых писателей. «Я подмастерье знаменитого Кузмина. Он мой magister», — писал начинающий поэт Велимир Хлебников. Однако еще при жизни, к концу 1920-х, Кузмина, как и многих других авторов той эпохи, перестали издавать. 1 марта 1936 года поэт умер от воспаления легких. Его книги не публиковались еще полвека — до 1989-го, и многие произведения, скорее всего, безвозвратно утеряны.

Подготовлено по материалам: Кузмин М. Histoire édifiante De Mes Commencements, 1906; Кузмин М. Дневник 1905-1907 гг.; Кузмин М. Жизнь подо льдом. Дневник 1929 г.; Богомолов Н. Михаил Кузмин: статьи и материалы, 1995; Богомолов Н., Малмстад Дж. Михаил Кузмин

Обложка: Константин Сомов. Портрет Михаила Кузмина, 1909. Из коллекции Государственной Третьяковской галереи