Мартирос Сарьян — армянский художник номер один, и у него сегодня юбилей — 140 лет со дня рождения. Его имя известно во всем мире. Знаковым живописец является как для России, так и для Армении, ведь Сарьян провел юность в Нахичевани, в ростовских степях, а затем учился в Москве — в Училище ваяния и зодчества. Прежде чем окончательно переехать в Ереван, Сарьян, ещё будучи студентом, часто путешествует по Армении и Кавказу. Именно эти поездки приводят его к пониманию собственных корней, дополняют недостающий и самый уникальный пазл к его личности — личности художника. О том, как это произошло, — рассказ Армянского музея Москвы.

Летом 1901 года художник вместе со своим товарищем, скульптором и уроженцем Еревана Геворком Миансаряном, совершает первую свою поездку в Армению. Кроме Еревана, друзья посещают и ближайшие его окрестности — Эчмиадзин, Аштарак, Севан. Архитектура, ландшафты и люди Армении производят неизгладимое впечатление на молодого художника. Он воодушевлён, очарован и полон планов на будущее.

«Я долго мечтал о Кавказе и Закавказье, и хотя мне приходилось бывать несколько раз на Северном Кавказе, но он меня не особенно пленил. Зато Средний Кавказ и особенно Южный — зачаровали меня; здесь я впервые увидел солнце и испытал зной. Караваны верблюдов с бубенцами, спускающиеся с гор, кочевники с загорелыми лицами, со стадами овец, коров, буйволов, лошадей, осликов, коз; базары, уличная жизнь пёстрой толпы; мусульманские женщины, молчаливые, скользящие в чёрных и розовых покрывалах, в фиолетовых шароварах, в деревянных башмаках, выглядывающих с плоских крыш квадратных домов; большие тёмные миндалевидные глаза армянок — всё это было настоящее, о чём я грезил в детстве. Я почувствовал, что природа — мой дом, моё единственное утешение; что мой восторг перед ней — иной, чем перед произведениями искусства: тот длится всего лишь несколько минут. Природа многоликая, многоцветная, выкованная крепкой, неведомой рукой — мой единственный учитель», — делился Сарьян впечатлениями в автобиографии «Из моей жизни». 

То, что впитывает Сарьян в Армении, было действительно ощущением мощным, но, как отмечает исследователь творчества армянского художника [Д. Сарабьянов. — Прим. ред.], «впечатления, хотя и очень сильные, были так новы, что найти сразу отражение в исполненных здесь, в Армении, в его работах не могли. Однако впечатления эти зародили в художнике какие-то ещё неясные, смутные представления о совершенно новых формах изображения природы».

Эти летние поездки в Армению не были плодотворными с точки зрения готовых работ — их сохранилось немного. Зато путешествия подарили Сарьяну нечто большее — это ощущение родины, земли, запаха и цвета. 

В каких местах побывал молодой Сарьян? 

В автобиографии «Из моей жизни» Сарьян пишет, что в 1902 году, во время своей второй поездки в Армению, он посетил Ани — место культовое для каждого армянина. Художник с глубоким уважением вспоминает об археологе Николае Марре, первом начавшем раскопки в древнем Ани. Армянские памятники древней архитектуры поразили Сарьяна изумительным своеобразием, пластическим изяществом и монументальностью архитектурных форм. Он отмечал удивительную гармонию в сочетании с горным пейзажем всех увиденных им сооружений — как языческих, так и христианских.

По мнению исследователя живописи Сарьяна, российского искусствоведа Дмитрия Сарабьянова, очень интересен для характеристики творчества Сарьяна тех лет пейзаж «Макраванк». Исследователь полагает, что «ничто ещё в этом тёмном по краскам и мрачном пейзаже не предвещает того яркого красочного Сарьяна, каким он стал позднее». Как считает Сарабьянов, во время этих поездок у Сарьяна ещё были сильны навыки, заложенные в художественном Училище, и восприятие природы живописцем во многом обусловлено было московской «школой». Но всё же новые впечатления, полученные художником от поездок в Закавказье, не остались безрезультатными. В Сарьяне растёт чувство неудовлетворённости тем, что он делал до сих пор, складываются новые представления о задачах искусства.

Пребывая в Армении, Сарьян любил совершать ночные прогулки, которые позволяли ему любоваться лунными пейзажами. Описан его поход в ущелье Ахурян в ясную лунную ночь, пейзаж которого Мартирос Сарьян наделяет самыми возвышенными эпитетами. «Поднявшаяся в зенит луна серебристым блеском освещала мрачное ущелье с крутыми базальтовыми склонами и шумно змеившуюся по камням реку». Впечатления от увиденных развалин, шум горной реки, лай собаки и отдалённые человеческие голоса — всё это погрузило обладающего богатым воображением молодого художника в особый, таинственный мир — полный неясных знаков.

Позднее он написал картину «В ущелье Ахуряна», вошедшую в собрание объединения художников-символистов «Голубая роза», к которому некоторое время примыкал Сарьян. В пейзаже отражены тревога, ожидание перемен юным художником и связанная с этим неопределенность. 

С большой любовью отзывается Сарьян о людях, встреченных им в Армении. В Ани художник с другом останавливаются в домике гостеприимного монаха, который радушно угощает юношей свежими огурцами, маслом, лавашом и сыром. Это невзыскательный ужин простого чернеца, который путешественники поглощают, как вспоминает Сарьян, «с аппетитом». 

В той же «неприглядной, но тёплой комнате» работал в углу при свете лампы Торос Тораманян — автор капитального труда «Армянская архитектура». Сарьяну довелось познакомится с учёным, и он произвел на него впечатление «непоколебимости и благородства». Много лет спустя Сарьян напишет портрет Тораманяна. 

Другие работы этого, самого первого, армянского цикла — «Сказка», «Чары солнца», «Любовь», «Поэт» и «Озеро фей» — написаны во время ежегодных поездок молодого художника, ставших в самом начале XX века для него традиционными.   

Во время путешествия Сарьяну довелось почувствовать и влюблённость — в дороге их с товарищем сопровождали две армянские девушки — Ашхен и Сатеник. «Я как очарованный смотрел на них, изучая формы носа, губ, чудесный профиль южного типа, прелесть которых ещё более подчёркивалась струящимися по плечам густыми чёрными волосами».

В эти годы Сарьян исколесил вдоль и поперёк всю Армению и практически всё Закавказье. Побывал он и в Грузии. Именно там, недалеко от городка Ахалкалаки, населённого этническими армянами, Сарьян познакомился на ночной дороге с кузнецом, который показал ему высокогорное озеро Чалдыр, которое художник твёрдо задумал найти сразу как узнал о его существовании. Кузнец поведал впечатлительному художнику связанную с озером старинную легенду. 

«На склоне одной из гор, окружающих долину, как-то забил родник студеной воды. Жители ближайшего села, опасаясь, что вода может залить долину и снести дома и посевы, каждый раз, взяв воду, заделывали отверстие. Как-то один из крестьянских юношей оставил старушку мать и сестру и покинул село. После многих лет отсутствия родные отчаялись увидеть его вновь живым. Но однажды, когда сестра его пришла к роднику за водой, она вдруг услышала голос: „Беги домой, брат вернулся!“. Схватив кувшин, она кинулась домой, забыв на радостях заделать отверстие родника. Поздоровавшись с братом, она вдруг вспомнила об этом и побежала обратно. Но было уже поздно. Вода образовала в долине озеро и стала подбираться к селу. В конце концов все было покрыто водой. Местные жители утверждают, что и теперь в ясный день можно видеть на дне озера очертания старого села. Днем прекрасное, как жемчуг, озеро плещется в золотистых лучах солнца, а ночью сияет в серебристом блеске луны. Ночью кажется, что луна так близко опускается к поверхности озера, словно наклоняется над ним, чтобы заглянуть, как в зеркало… Родившееся из любви сестры к брату озеро до сих пор живет в моей памяти как светлый сон». 

Куда привели Сарьяна армянские горные тропы?

Свои юношеские поездки по Закавказью сам Сарьян считал «неизгладимым следом в дальнейшей жизни». 

Сверкающие снежные горы, суровые скалы, ущелья с быстротечными реками, теснины и зеленые холмы, один за другим тянущиеся к синеющим вдали горным хребтам и тающие в молочное синеве неба, — всё это, по словам художника, перевернуло его представления о мире, о живописи и о его, Мартироса Сарьяна, месте в этой жизни. «Полученные мной за годы учения знания были бессильны отобразить их. Они требовали нового языка и новых решений». 

Действительно, для художника, искавшего себя, «обычная цветовая гамма серых оттенков была очень бедна для перенесения на холст этого красочного богатства». Сарьян понимал, что Училище дало ему основы живописной грамоты, но надо было выработать и свой собственный язык. И внутренние побуждения не давали ему покоя, требовали поисков.

«На этой большой и торной дороге самой главной вехой и точкой опоры стала родная Армения с ее неповторимыми пейзажами и всем колоритом быта ее народа. Я избрал эту дорогу. Никакой другой путь не привлекал меня больше, чем этот», — с твёрдостью говорит художник в автобиографии. Свои слова он подкрепляет новыми поездками — в Турцию, где путешествует по армянским местечкам и городам, много времени проводит в Константинополе.

Именно в Константинополе, наблюдая за ленивой трусцой перемещающимися по городу собаками, где-то между тенями от старых платанов, ослеплённый полуденным солнцем и яркостью одежд турчанок, молодой художник нащупывает себя — того Сарьяна, которого мы знаем, — яркого, уверенного и эмоционального. Но это уже другая история, которую мы обязательно расскажем в следующий раз.

Журналист, искусствовед Ольга Казак специально для Армянского музея Москвы

Обложка: художник Юлия Крылова специально для Армянского музея Москвы