Эту проблему мы, армяне, считаем очень важной. Мы спорим о ней часами, порой до хрипоты, мы ищем и ищем золотую середину. Приходят новые поколения, меняются технологии, а мы все размышляем об этом вечном споре, что лучше защищать — традицию или прогресс?

Дилемма родилась не вчера. Более того, касается она не только армянского мира, над ней размышляли во все времена, все народы: не слишком ли далеко заходит прогресс, не слишком ли крепка традиция? В сознании обывателя условным миром традиции выступает Восток, а прогресса — Запад. Но географическое положение ни о чем не говорит: дилемма одинаково актуальна для всех. Так, тревогу перед лицом перемен передает популярный американский сериал «Черное зеркало», в котором показаны человеческие трагедии в мире высоких технологий. Мы порой забываем, что в европейские страны с Востока едут не только экономические мигранты или беженцы. Помимо людей, вынужденных оставить свои дома, есть и вовсе не бедные эмигранты, которые просто хотят жить по-другому: без религиозных ограничений или обязательств другого рода. В странах Европы становится модным выезжать на постоянное место жительства поближе к экватору.

Кроме страха перед прогрессом есть и страх перед традицией. Если утрировать до крайностей, то боязнь прогресса — это опасение утратить душу, теплоту. А боязнь традиции — это страх застрять в одной картине мира и никогда не покидать ее — как это делают амиши, некоторые староверы, молокане. Конечно, это крайние формы. Но к ним необходимо обратиться, чтобы понять процесс в целом.

У армян есть колоссальный опыт сохранения равновесия между традицией и прогрессом. Тем не менее, даже нам приходится поддаваться этой дилемме. После Геноцида многие семьи оказались в совершенно непривычной среде. Они стремились как можно лучше интегрироваться, дать детям образование и при этом сохранить свою память. Рассказывали своим детям истории из своего детства, легенды своих семей, предания, отмечали старые праздники — делали что угодно, чтобы не дать умереть частичке того мира, в котором все они выросли.

Но есть еще один аспект сохранения памяти, о котором мы редко задумываемся. Вопрос о выборе между прогрессом и традицией появился гораздо раньше Геноцида. В армянском обществе, как и во всем мире, он возник вместе с урбанизацией.

В XIX веке в «Ранах Армении» Хачатур Абовян обрисовал проблему так, что и сегодня, спустя двести лет, его слова не теряют актуальности. В начале романа он описывает размышления крестьянина об уехавших в город. Оторванные от родной земли, которая постоянно плодоносит, оказавшиеся в условиях рационального, жесткого пространства, — люди меняются. Крестьянин удивляется этому. Он по-прежнему готов принимать своих родственников-горожан с хлебом и солью, но они не отвечают ему взаимностью, не делятся, двери их домов не распахнуты. Между тем, очень многие крестьяне понимали, что связь с городом поможет им выжить, и старались по возможности определить туда своих детей. Именно об этом печальный рассказ Туманяна «Гикор», именно об этом повесть Матевосяна «Осеннее солнце».

Об этом же пишет ашуг Дживани в своем знаменитом посвящении Аветику Исаакяну: «Я крестьянин, ты — горожанин, друг мой. Не завидуй — моя жизнь никак не вредит твоему гению». Ашуг, по сути, говорит о том, что как бы ни развивался технологический мир, в котором живет Исаакян, Дживани не видит ничего плохого в том, чтобы его, ашуга, мир при этом сохранял свой уклад.

В современном селе Армении у многих есть высшее образование — они агрономы, врачи, инженеры, как правило, местные. Почти у всех есть среднее специальное. Селяне адаптируются в городе гораздо быстрее, чем сто лет назад.

Нужно сказать, что формат село-город как аналог традиции-прогресса очень быстро утратил свою актуальность, именно потому, что стало доступнее высшее образование. В советские годы появилась новая проекция: сохранение принадлежности к армянскому миру против «советскости». Не во всех слоях общества это считалось проблемой. Но были две особые категории населения: одни учили редкие, забытые слова на армянском, чтобы продемонстрировать свою принадлежность к традиции, к корням. Другие давали детям имена шекспировских персонажей и употребляли термин «рабиз» в отношении, например, песни «Андраник-паша». К счастью, эта отвратительная разновидность канула в Лету, но помнить ее стоит — как пример того, насколько сильно можно деградировать.

В девяностые проблема традиции и прогресса перекинулась в иное русло — превратилась в выбор: остаться на родине или уехать в другие страны. Дилемма стала носить характер национального бедствия. Люди не просто покидали страну, чтобы заработать или чтобы получить образование — они будто брали билет в один конец на другую планету, потому что Земле грозит полное уничтожение. Лишь через несколько лет эмиграции люди вдруг понимали, что всегда есть выход, что можно жить на два дома, что эмиграция не означает расставание навеки. 

А в современном мире все совсем не так. Как ни удивительно, но именно развитие технологий смягчило противостояние между традицией и прогрессом, в том числе и в армянском мире.